История одной семьи - Майя Улановская

Я ещё подожду принимать буддийскую веру, но мне она кажется несравненно более поэтичной и разумной, чем единобожие. Любой из этих богов куда симпатичней жестокого, деспотичного и раздражительного еврейско-христианского и мусульманского Бога. А эта религия возникла годов на 3–4 тысячи раньше нашей эры. Верь после этого в прогресс человечества. Но я не буду больше об этом, не то подумаешь, что я это — в порядке антирелигиозной пропаганды.

В ответ на мое письмо на восьми страницах (история европейских народов), Иринка прислала открытку и обещание большого письма. Опять написал ей на восьми страницах на ту же тему. Добьюсь установления регулярной переписки.

Мне тут встретилось ещё одно очень поэтическое произведение. Это рассказ Куприна, о котором я хотел с тобою поговорить. Но я не хочу злоупотреблять терпением третьего читающего. До следующего раза.

Будь здорова, доченька, и до скорой встречи. Целую тебя крепко. Твой папа

14.10.55

Доченька!

Получил твоё письмо от 22.9. Чтобы опять не забыть, подтверждаю сразу, что уже давно получил от тебя штук 15 почтовых марок. Я всё забывал упомянуть об этом. Когда у меня выйдут запасы готовых конвертов, я эти марки использую.

Боюсь, что ты придаёшь чрезмерно важное значение случаю с медалями. Медаль «За победу над Германией» у меня точно была, но «За оборону Заполярья» — не было. Этот случай только доказывает, что в соответствующих инстанциях изменились некоторые порядки, и что служаки из Главсевморпути[174] меньше трясутся от страха. Это — тоже немало, но не то, что ты думаешь. Вдобавок, я никому ни разу не писал, а это, по-видимому, непременное условие. Но всё это меня очень мало беспокоит. Всё равно — всё к лучшему.

Я уже писал маме и просил её беречь свои нервы. Все эти ожидания со дня на день «торжества справедливости» треплют нервы и подрывают здоровье. Всё дело в «текущем моменте», а он — ох, как запутан! Когда я пишу эти слова, радио передаёт содержание передовой «Правды» по поводу скверного поведения иранского правительства, и это тоже имеет прямое отношение к нам и к нашему положению. И, вероятно, не это одно. Поживём-увидим, а пока, блажен, кто умеет ждать, по возможности, не теряя времени.

Ты очень умненько заметила, что «кто разочаровывается в людях и презирает людей, тот прежде всего презирает в себе те же качества и в себе разочаровывается». И в этом вся суть! Но, нужно признаться, что к себе мы склонны относиться значительно снисходительнее, чем к другим.

Тебе, доченька, крепко не повезло. Я был много счастливее твоего — я в жизни встречал очень мало действительно плохих людей. Один, по-моему, очень умный человек выразился так: «плохих людей нет, есть только очень глупые и очень трусливые люди». Тут есть, может быть, преувеличение, но есть и довольно увесистое зерно истины.

Человечество существует уже около миллиона лет. За это время оно накопило много знаний и много полезного опыта, и продолжает его накапливать, становясь всё мудрее. Но каждый человек в отдельности живёт не миллион, а всего около полусотни лет, и должен начинать с самого начала. Современный человек ни на один грош не умнее и, значит, не лучше своего собрата времён Сократа и, может быть, даже глупее. Доведённое до крайности разделение труда не содействует развитию умственных и нравственных качеств человека. В этом противоречии между коллективной мудростью человечества и индивидуальной ограниченностью людей — может быть, основная трагедия современности. Но всё ли тут трагедия?

На днях мне попался рассказ Куприна «Тост». Это — фантазия о счастливом будущем. В 2906 году на торжественной встрече Нового года один из инженеров электромагнитной ассоциации «Всемирно-анархического союза свободных людей» произносит речь. Он прочёл книжку, которая его сильно потрясла: «История революций ХХ столетия». Собрание происходит на Северном полюсе. Как водится, много места в рассказе уделено замечательным техническим достижениям и, конечно, все присутствующие очень красивы и одеты в прекрасные одежды будущего.

Оратор рассказывает потрясённым слушателям об ужасах прошлого и потом переходит к рассказу о бесстрашных людях, которые в тогдашних условиях жертвовали своей жизнью и свободой в борьбе за свободу. Все молча выпивают бокал за безвестных борцов, «которые добровольно отрекались от радостей жизни, кроме одной — умереть за свободную жизнь человечества». Но женщина необычайной красоты, сидевшая рядом с оратором, вдруг прижалась головой к его груди и беззвучно заплакала. И на вопрос его о причине слез, она ответила едва слышно:

«А всё-таки… как бы я хотела жить в то время…с ними…с ними».

Тут я, к сожалению, должен остановиться и отложить дальнейшее до следующего письма. Целую тебя, дорогая, и надеюсь на скорую встречу. Привет близким. Папа.

21.10.55

Здравствуй, доченька!

Вчера вечером отпраздновал день твоего рождения. Несмотря на скромную обстановку, праздник прошёл, как выражаются сейчас в газетах, «в духе дружбы, сердечности и взаимного понимания». Твою фотокарточку (последнюю) мы поставили на видном месте и, выпивая за твоё здоровье, обращались к ней. Приветствовали тебя так усердно, что у меня сегодня еще голова немного трещит.

Следующий твой день рождения, я думаю, мы отпразднуем всей семьёй, вместе, и в более весёлой обстановке. Несмотря на все колебания и зигзаги, у нас, как говаривал, хотя и не очень грамотно, но с большим чувством, мой начальник по Профинтерну, «динамика вперёд, а не взад». Но колебания, по-видимому, ещё будут.

Моего приятеля В.П., о котором упоминает Ирина в письме к тебе, ты не могла знать — мы с ним близко сошлись в Джезказгане. Теперь он в Москве или под Москвой. Он доктор биологических наук, учёный с мировым именем в своей области. И при всём этом — прекрасный человек, К сожалению, ему сейчас довольно туго приходится материально, иначе я был бы более спокоен за Иринку.

Надо сказать, что мне вообще везло на хороших людей «за эти годы». Может быть, это отчасти объясняется одним моим крупным недостатком — равнодушием к конкретным людям при повышенном интересе к человеку вообще, отвлечённому человеку. Это — крупный недостаток, но благодаря ему у меня требовательность к людям меньшая, и меньше и поводов к разочарованию. От людей я требую только «значительности». Меня очень обрадовало, что хотя бы в одном пункте наши литературные вкусы совершенно совпадают. Я тоже очень люблю Голсуорси. Сейчас я перечитываю его роман «Человек-собственник» (на английском языке). Это не самое его лучшее произведение и не самое для него типичное. Оно было издано в 1906 году, а через 20 лет вышли остальные книги «Саги о Форсайтах». В период издания «Собственника» он писал: «Мною руководит ненависть к форсайтизму». В книге он всё время полемизирует со своими героями, шаржирует их и ругает. Сомс Форсайт, собственник, — прямо отвратителен. За 20 лет отношение Голсуорси к своим героям значительно изменилось, в особенности, к Сомсу. Из чёрного злодея он постепенно превратился в положительного героя и даже очень симпатичного человека. Но даже в этой первой книге Саги, несмотря на откровенно отрицательное отношение автора к героям, они производят какое-то двойственное впечатление. Цель их жизни — зарабатывать деньги, и это вызывает отвращение, но они сами очень значительны (не все, конечно) и как-то симпатичны, человечны.