100 великих украинцев - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Булгаков писал в «Автобиографии» о своем дебюте: «Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью, едучи в расхлябанном поезде, при свете свечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ». Такое лирическое описание надолго затушевывало дату публикации рассказа в газете «Грозный» с подписью «М. Б.».
1 февраля 1922 г. умерла Варвара Михайловна Булгакова (от тифа, который за два года до этого преградил писателю путь в эмиграцию). Среди записей сестры Надежды — ее комментарий к письму брата из Москвы: «М. А. смертью матери был потрясен. Письмо это — вылитая в словах скорбь: обращаясь к матери на Ты (с большой буквы), он пишет ей о том, чем она была в жизни детей, пишет о необходимости сохранить дружбу всех детей во имя памяти матери…». За несколько месяцев до того, как первые 13 глав романа «Белая гвардия» будут напечатаны в журнале «Россия», писатель признается: «Год писал роман „Белая гвардия“. Роман этот я люблю больше всех других моих вещей» (полностью роман был напечатан в 1966 г., когда вышел в свет в журнале «Москва» последний роман «Мастер и Маргарита»).
Роман был замечен, но критики обрушились не на роман, а на пьесу по роману, названную не по воле автора «Дни Турбиных», поставленную в Московском художественном театре. Очень недолго на сцене идет не только спектакль «Дни Турбиных», но и «Зойкина квартира» в разных театрах (в том числе и киевском), а А. Я. Таиров поставил «Багровый остров» в Камерном театре в Москве. В год «великого перелома» все пьесы Булгакова сняты со сцены (не печатают его уже два года). Писатель обращается с письмом к правительству СССР в конце марта 1930 г.: «все мои произведения были запрещены» и напророчит, поскольку ему не суждено будет увидеть своих книг и поставленных пьес. «Бег» начинали репетировать несколько раз. «Мольер» («Кабала святош») после пяти лет репетиций и семи представлений был снят и запрещен. Это запрещение касалось театров СССР, а за границей пьесы ставились и шли с большим успехом (в Париже, например, шла «Зойкина квартира», а в Англии дважды ставили «Белую гвардию» и «Дни Турбиных», как и в США). В альбоме критических вырезок, составленных писателем, было 298 враждебно-ругательных и только 3 — похвальных. Количество отрицательных отзывов увеличилось даже после смерти автора, а похвалы были часто устными, понимания же не было ни со стороны белых, ни со стороны красных. По-настоящему оценил «Белую гвардию» лишь М. А. Волошин: «…как дебют начинающего писателя ее можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого».
В эпистолярном наследии писателя (до сих пор еще не собранном полностью), среди трех десятков адресатов следует выделить три особенных — письма брату Николаю, оказавшемуся вместе с младшим — Иваном — в Париже. В них старший, кроме всего прочего, как бы «проигрывал», примерял для себя судьбу младших в эмиграции. После ареста рукописи «Собачьего сердца» и дневника, озаглавленного «Под пятой», писатель записей не вел (дневник он смог заполучить обратно и сжег; копии были найдены в архивах КГБ и обнародованы после публикации «самого запрещенного» произведения — «третьей повести» — «Собачьего сердца»). В одном из писем в Париж брату: «Вывороченные мои глаза на прилагаемой фотографии покажут тебе, что снимал нас уличный, очень симпатичный фотограф. Мы в зелени. Это зелень моей родины. Это мы в Киеве, на Владимирской горке, в августе 1934 года».
Дом по Андреевскому спуску, 13, где Булгаковы жили в 1906–1919 годах.
Письма другу и биографу Павлу Сергеевичу Попову представляют иногда дневниковые записи:
«Что за наказание! Шесть дней пишется письмо! Дьявол какой-то меня заколдовал. Продолжаю: так вот, в дружелюбные руки примите часть душевного бремени, которое мне уже трудно нести одному. Это, собственно, не письма, а заметки о днях…».
Через полтора года — в сентябре 1933-го — начала вести записи Елена Сергеевна Булгакова, хранительница и первый публикатор наследия писателя, «Маргарита» в представлении первого поколения читателей романа… Ей Булгаков посвятил повесть «Тайному другу», из которой потом стал вырисовываться «Театральный роман» («Записки покойника»). Елена Сергеевна рассказывала, что во второй, ненаписанной, но рассказанной ей части романа, действие должно было происходить в Киеве и что «М. А.» (так она его обычно звала в своем дневнике) даже руки потирал от удовольствия, что будет писать о родном городе.
И еще один адресат, от которого ответа Булгаков не дождался, хотя один раз говорил с ним по телефону, — Сталин сам позвонил. 15 раз (по записям, которые вели в театре) он смотрел «Дни Турбиных». Последняя пьеса драматурга «Батум», посвященная юности Сталина, разделила участь предыдущих — она никогда не была поставлена на сцене. Единственная попытка была во МХАТе (им. Горького, уже после «раздела» театра), но прошла только генеральная репетиция.
М. Булгаков сам поставил себе диагноз. Как врач, он понимал, что дни его сочтены. И до последних дней он диктовал жене правки романа. «…Полный сил, и светлых замыслов, и воли, Как будто бы вчера со мною говорил, Скрывая дрожь предсмертной боли…» — откликнется в марте 1940 г. в Фонтанном доме Анна Ахматова. Драматической была судьба творений Булгакова. Но он «как никто, шутил» и радость бытия, вопреки всему, передается его читателям. Непростым было возвращение Булгакова к читателям, непростым было и открытие музея в Киеве, первого и пока еще единственного в мире. В Дом Турбиных, «открытый» Виктором Некрасовым на Андреевском спуске, приезжают те, кто изучает, переводит, читает Булгакова, из разных городов и стран. Родители приводят сюда детей, а дети — родителей. Родной город отдал дань писателю… «Киев у Булгакова не в изображении родного города, не в названии киевских реалий… Его модель мира была киевоцентричной. Он, если можно так выразиться, мыслил Киевом», — скажет в книге «Мастер и Город» Мирон Петровский.
«Ах, какие звезды в Украине. Вот семь лет почти живу в Москве, а все-таки тянет меня на родину. Сердце щемит, хочется иногда мучительно в поезд… и туда. Опять увидеть обрывы, занесенные снегом, Днепр… Нет кра сивее города на свете, чем Киев», — скажет в рассказе «Я убил» доктор Яшвин, в котором просвечивается булгаковское alter ego (если прочесть его фамилию по-украински: «Я-ш(ж) — він» — «Я же он»).
Но самым главным «вторым „я“» для писателя был, несомненно, Мольер. «Кабалу святош» Булгаков начинает французским эпиграфом: «Для его славы ничего не нужно. Он нужен для нашей славы».
Павел Тычина
(1891–1967)
поэт, государственный и общественный деятель
«Искать новые, еще не выявленные возможности украинского слова, искать и находить их после Шевченковых шедевров, когда, казалось, достигнуты были уже все поэтические вершины, — для этого должен был появиться художник особенный, поэт способностей уникальных. И разве не таким пришел в нашу литературу Павло Тычина, чьими устами в новейшей поэзии, может, точнее всего высказал себя этот преисполненный величия и драматизма XX век?» (Олесь Гончар).
Стихи лирические и публицистические, поэмы (поэмы-циклы, поэмы-симфонии), рассказы, драматические произведения, повесть-дневник, переводы, статьи и исследования по вопросам литературоведческим, музыкальным, фольклористическим, языковедческим, записи языковедческие, фольклорные, рисунки — это далеко не полный спектр творческого наследия П. Г. Тычины. И вдобавок сохранилась огромное эпистолярное наследие П. Тычины-поэта, ученого, общественного деятеля и просто неординарной личности. Все это в общих чертах отражает хотя бы частично оригинальный творческо-философский мир одного из талантливых украинцев XX ст.
Родился Павло Тычина в семье сельского дьяка и регента Григория Тимофеевича Тычины. Мать — Мария Васильевна, также из семьи священнослужителей, родила тринадцать детей, из которых живыми остались девять — четыре брата и пять сестер. Павло Григорьевич был седьмым ребенком. Мальчик рос очень любознательным, с малых лет тянулся к книгам, к рисованию. От матери, которая прекрасно пела, унаследовал абсолютный слух и красивого тембра голос, сызмальства пел в школьном хоре. На его одаренность обратила внимание учительница Песковской земской школы Серафима Николаевна Морачевская, благодарность к которой поэт хранил до последних дней жизни, ибо как раз она посоветовала родителям учить Павлуся дальше.
Первым учебным заведением была бурса в Чернигове, где Тычина пел в архиерейском хоре Елецкого монастыря, а потом в Троицком хоре. По окончании бурсы в 1907 г. он поступает в духовную семинарию, которую заканчивает в 1913 г. В стенах семинарии, благодаря высокому уровню преподавания, Тычина начинает формироваться как поэт, художник, музыкант.