Тайны Кремля - Юрий Жуков

Следующим шагом консервативных кругов стала фактическая отмена апрельского постановления о расширении прав министров СССР, слишком уж концентрировавшее, как и в годы войны, при ГКО, власть в руках центра, Москвы. 25 января 1954 года провели через президиум ЦК постановление «О серьезных недостатках в работе партийного и государственного аппарата»[849]. Создали с его помощью основание для значительного сокращения не всего, а только центрального аппарата министерств и ведомств, чем автоматически расширили права их местных органов. Прежде всего, ЦК компартий союзных республик, республиканских СМ. А затем нанесли и оказавшийся смертельным удар по экономическому курсу, провозглашенному Маленковым. Умело подменили его, комплексный, якобы первоочередными вопросами сельского хозяйства, тут же сведя те к задачам лишь повышения сбора зерновых культур, практически — одной пшеницы. Мало того, отказались от интенсивного способа развития, объявив как наиболее приемлемый и потому единственно возможный экстенсивный. Поступили так, скорее всего, по двум причинам. Прежде всего, из-за того, что первый вариант подразумевал глубокий профессионализм, знания и богатый опыт — все то, чем они, парт-функционеры, не обладали. Кроме того и для того, чтобы высвободить средства, предназначенные для легкой и пищевой промышленности, опять направить их преимущественно на тяжелую и оборонную.

25 января 1954 года президиум ЦК принял постановление о подъеме целинных и залежных земель как основном средстве резкого увеличения сбора зерновых[850]. Но для всех инициатором перемены курса выступил ВАСХНИЛ. В тот же день, якобы самостоятельно выдвинул как собственное, научно обоснованное, предложение о необходимости всемерно использовать целинные и залежные земли, что предлагалось пока как всего один из многих способов подъема аграрного сектора. Затем эта идея была подхвачена и развита на еще трех совещаниях, проведенных ЦК КПСС и СМ СССР, иными словами, Хрущевым, в конце января — начале февраля — работников МТС, совхозов, передовиков сельского хозяйства. На каждом из них с «большим» докладом выступал Никита Сергеевич. Опробовал, обкатывал необычную идею, настойчиво внедряя ее в умы всех, причастных к аграрному сектору. И уже довольно скоро она была доведена до всеобщего сведения. 11 февраля газеты опубликовали традиционное, утвержденное еще 6 февраля президиумом ЦК[851], «Обращение ЦК к избирателям» в связи с предстоявшими через месяц выборами в ВС СССР. В нем же, помимо изложения всего того, о чем говорил на августовской сессии Маленков, появилось и такое положение: «У нас еще очень много недостатков в работе МТС, колхозов и совхозов, много неиспользованных резервов. Достаточно, например, сказать, что только за счет освоения целинных и залежных земель в восточных, юго-восточных и других районах страны — а эта работа партией и правительством уже начата — мы имеем возможность увеличить посевные площади под зерновые культуры на несколько миллионов гектаров».

Менее чем через две недели, 23 февраля, открылся второй за полугодие Пленум ЦК, посвященный вопросам сельского хозяйства. Тот самый, а не сентябрьский, который и стал поворотным для судеб нового экономического курса. Пленум, взявший на вооружение, утвердивший как наиболее приемлемый для страны экстенсивный путь развития. Предложивший — в обязательном, беспрекословном порядке — решать все проблемы сельского хозяйства самым простым способом: расширением любой ценою посевных площадей в Северном Казахстане и Южной Сибири. Пленум, окончательно похоронивший надежды на вывод аграрного сектора из глубокого кризиса, планомерно и всесторонне. Выразил все это в качестве программы действий, не предусматривавшей развития инфраструктур, строительства жилья, рассчитанной, как и в годы первой пятилетки, лишь на энтузиазм. Только на этот раз — не всего населения Советского Союза, а только наиболее мобильной части его — молодежи.

Вслед за тем вся мощь пропаганды, широко используя возможности прозы, поэзии, драматургии, киноискусства, начала усиленно внедрять в умы дух романтики, освоения новых земель, дух первопроходцев, что и должно было возместить заведомые, да еще и на многие годы неудобства, нехватку всего, что несомненно, должно было быть понятно всем участникам Пленума.

И все же новый курс не был еще полностью и окончательно отвергнут. Полагать так позволяли казавшиеся непривычными, ибо за годы холодной войны о них успели подзабыть, успехи Кремля на международной арене.

Еще летом 1953 года удалось нормализовать положение на Балканах, в районе Черного моря. В июне были возобновлены нормальные дипломатические отношения — возвращение послов — с Югославией, в июле — с Грецией, и тогда же объявлено о прекращении продолжавшегося почти десятилетие жесткого давления на Турцию. «Правительства Армянской ССР и Грузинской ССР, — информировало заявление МИД СССР, — сочли возможным отказаться от своих территориальных претензий к Турции. Что же касается вопроса о Проливах, то советское правительство пересмотрело свое прежнее мнение по этому вопросу»[852]. Последняя фраза означала, что Москва отныне больше не будет требовать пересмотра условий конвенции Монтрё. Столь же очевидным выражением доброй воли стало и направление в Великобританию с официальным визитом, по случаю коронации Елизаветы II, крейсера «Свердлов».

В конце 1953 года получили, наконец, отклик, и настойчивые призывы Кремля к главам трех западных великих держав о проведении саммита для разрешения всех накопившихся острых проблем. Эйзенхауэр, Черчилль и Ланьел встретились в начале декабря на Бермудах, чтобы выработать совместную позицию по отношению к советской инициативе. Обсудили, прежде всего, собственные вопросы: о взаимодействии Европейского оборонительного сообщества с НАТО, о судьбе Суэцкого канала в связи с революцией в Египте, о положении в Корее. 8 декабря, в день закрытия конференции, Эйзенхауэр выступил с заявлением от имени всех участников встречи. Объявил, в частности, о согласии США, Великобритании, Франции на совещание министров иностранных дел четырех держав в Берлине как возможно подготовительного перед четырехсторонней встречей на высшем уровне. Кроме того заявил Эйзенхауэр и о не менее значимом — о готовности Соединенных Штатов и Великобритании обсудить с Советским Союзом вопросы ограничения ядерного оружия[853].

Запланированное берлинское совещание проходило с 25 января по 18 февраля 1954 года. На нем обсуждались и выдвинутые Молотовым предложения об обеспечении безопасности в Европе, заключении государственных договоров с Германией и Австрией, созыве конференции пяти стран — с участием Китая, для разрешения положения в Корее и Индокитае. Благодаря активной поддержке Идена и Б ид о, Вячеславу Михайловичу удалось достичь определенных успехов. Не разрешив ни одной из рассматривавшихся проблем, совещание все же пришло к твердому решению о новой встрече глав дипломатических ведомств четырех стран — спустя два месяца, в Женеве.

Стремясь закрепить достигнутое, Москва попыталась форсировать события, предопределив результаты женевской конференции. 26 марта было опубликовано заявление о предоставлении суверенитета ГДР. Мотивировалось же такое решение следующим образом: «Несмотря на усилия Советского Союза на недавно состоявшемся берлинском совещании министров иностранных дел четырех держав, не было предпринято каких-либо шагов для восстановления национального единства Германии и заключения мирного договора». Тем самым, Запад заставляли принять дилемму: либо воссоединение Германии, либо признание де-юре факта существования двух германских государств. А 31 марта Молотов принял послов США Ч. Болена, Великобритании — У. Хэйтера, Франции — Л. Жокса и вручил им ноты аналогичного содержания, содержавшие поистине сенсационное предложение Кремля. «Совершенно очевидно, — говорилось в документах, — что Организация северо-атлантического договора могла бы при соответствующих условиях утратить свой агрессивный характер в том случае, если бы ее участниками стали все великие державы, входившие в антигитлеровскую коалицию. В соответствии с этим, руководствуясь неизменными принципами своей миролюбивой политики и стремясь к уменьшению напряженности в международных отношениях, советское правительство выражает готовность рассмотреть совместно с заинтересованными правительствами вопрос об участии в Североатлантическом договоре (выделено мной. — Ю. Ж.)»[854].

Разумеется, если бы три западные великие державы ответили бы согласием на такое предложение Советского Союза, да еще бы они вместе договорились об ограничении ядерного оружия и прекращении гонки вооружений, то новый курс непременно бы победил. «Ястребам» же в узком руководстве пришлось бы сойти с политической сцены. Во внутренней политике страны утвердился бы тот самый курс, сущность которого в те самые дни, 12 марта, на предвыборной встрече еще раз выразил Маленков.