"Говорящие с...-2" Последствия больших разговоров - Мария Барышева

   - А-а, - сказал Шофер, стискивая ее в ответных объятиях - слабых, но вполне ощущаемых, - подобная бамбуку?! Слышал про тебя всякие вещи.

   - Это все неправда! - заверила Эша, сочно чмокнув Костю в ужасающе щетинистую щеку.

   - Вообще-то, я слышал хорошие вещи.

   - А, ну тогда правда. Зачем вы приехали?! Вы с ума сошли, вы же раненые! Кто вас отпустил?!

   - Ну, сочувствующий врачебный персонал, войдя в наше положение и учтя, что наши показатели...

   - Мы сбежали, - хмуро перебил его Байер.

   Эша попыталась было пробиться к Олегу, но наткнулась сначала на Гарика, потом на Ольгу, которых тоже необходимо было обнять, а Лиманская, схватившись за шталевское плечо, уже его не отпускала, и Эша осталась на месте, ловя своим взглядом ейщаровский, но Олег, как специально, все время смотрел на кого-нибудь другого.

   - А машину кто вам дал?! - спросил Зеркальщик со слабой надеждой человека, ожидающего неким чудом услышать некриминальный ответ.

   - Мы ее украли, - разбил эту надежду Байер.

   - И это, конечно, же была твоя идея! - возмутился Михаил.

   - Вообще-то, это была его идея, - Костя кивнул на Ейщарова, который слабо улыбнулся. - Правда, первоначально это была его идея для самого себя, а мы просто присоединились.

   - Но Денисыч сказал, что ты все еще без сознания! - Оружейник сверкнул глазами на Олега, и тот пожал плечами, поправив съехавшую с них куртку. - Я последний раз звонил ему сорок минут назад, и он сказал, что ты так и не пришел в себя!

   - Ну, это он так думал, - Олег похлопал его по руке. - На самом деле я пришел в себя пару часов назад, но если б он об этом узнал, мне бы не удалось удрать.

   - О чем ты думал?!

   - О том, что я должен быть здесь, хотя бы ненадолго, - он вдруг обернулся прямо к Эше, словно с самого начала знал, где именно она находится, и Шталь, все это время изо всех сил пытавшаяся попасться ему на глаза, вдруг испугалась сама не зная чего и сунулась за спину Марка. Тут же себя обругала и выскочила, но Олег уже отвернулся к Михаилу, что-то отвечая на его гневные возгласы, потом кивнул, и все направились обратно. Шталь двинулась вместе с остальными, отчего-то чувствуя себя так, словно потеряла нечто очень важное. Захотелось стукнуть обладателя спрятавшей ее спины, хотя Зеленцов совершенно ни в чем не был виноват.

   - Вы уж простите, что мы так... и в таком виде, - хрипловато шепнула рядом Ольга.

   - Я думаю, вид тут совсем не важен, - искренне ответила Эша. - Как рука?

   - Да вроде ничего, - Лиманская вздохнула. - А вот палец жалко. Хороший был палец. Тем более указательный.

   - Ну, в этом можно найти и положительную сторону.

   - Да ну? - голос младшей Ювелирши зазвучал чуть воинственно. - И какую же?

   - Это не был средний палец.

   - Ну, - Ольга хмыкнула, - в общем да. Выглядишь ужасно, Шталь, хотя не могу не заметить, что какой-то части моей сущности смотреть на это довольно приятно.

   - А я знаю, - сказала Шталь.

   Несколько минут они в молчании стояли перед могилами, и Эша, не в силах сдерживаться, то и дело косилась на Ейщарова, который стоял неподалеку, опираясь на плечо Оружейника и глядя перед собой немигающими глазами. Ни прыгающие тени, ни алые отсветы не могли скрыть его страшной бледности, сильно осунувшееся лицо казалось далеким, призрачным, и в какую-то секунду Эше даже подумалось, что Олег ей только мерещится. Ейщаров чуть повернул голову, его ничего не выражающий взгляд скользнул по ее лицу и снова уплыл к свежим насыпям, укрытым цветами. Похоже, он даже не увидел ее, и так странно и даже обидно было понимать, как мало это сейчас значит по сравнению с тем, что она может видеть его, что он не среди тех, кого они пришли проводить.

   Говорящие с огнем снова обступили свое неспокойное пламя, и то, замерев на мгновение, вспухло и заклубилось, перетекая сверху вниз, а потом словно всплеснулось, и пронзило воздух десятками длинных огненных лепестков, обратившись огромной полыхающей хризантемой. Иван Дмитриевич подвел ладонь под основание одного из лепестков, и тот, отделившись от огненного цветка, остался у него на ладони, мягко, волшебно изгибаясь из стороны в сторону. Ната-Бестия сделала то же самое и застыла рядом со старшим Говорящим с огнем, держа колыхающееся пламя на стыке сомкнутых ладоней. Лена, взяв свой лепесток, отошла к дальнему концу полукруга и встала там, подняв ладонь с огоньком почти к самому лицу и пристально глядя куда-то внутрь пламени. Следующим к огню решительно подошел Электрик, бестрепетно подхватил один из лепестков и двинулся обратно, унося живой, изгибающийся язычок пламени на своей ладони, а огненная хризантема немедленно отрастила новый лепесток взамен утраченного. За ним потянулись остальные.

   Эша подошла одной из последних. Хоть она и убедилась уже, что огонь не причиняет вреда, и что даже неГоворящие уже держали по колыхающемуся пламенному лепестку на ладонях, не делая при этом никаких болезненных гримас, все равно было жутковато. Огонь обжигает - так было всегда. И для того, чтобы гореть, огню была нужна пища - так тоже было всегда. Нужно поверить огню Говорящих, чтобы он не обжег? Что, если он почувствует ее недоверие, ее страх?

   Все же, в конце концов, она подошла к огненному цветку, трепещущему в воздухе, и, помедлив мгновение, с отчаянной решимостью подхватила один из лепестков, готовая в любой момент отдернуть руку. Но не почувствовала ни жара, ни ожога, только легкое щекочущее касание, похожее на прикосновение пушистой ножки Бонни. Шталь невольно широко раскрыла глаза, потрясенно глядя на огонь, грациозно покачивающийся на ее сомкнутых пальцах, а мимо нее уже проходили друзья и коллеги, и крошечные огоньки на их ладонях распустились пышными огненными цветами необычайной красоты и самых разных форм и размеров, и их лепестки смыкались, вновь разворачивались, подергивались бахромой, обращались огненным ажуром, сквозь который бархатно просвечивала осенняя тьма. Люди наклонялись, опуская цветы на насыпи, и цветы продолжали трепетать, словно на ветру, разрастаясь, играя лепестками и не причиняя живым цветам ни малейшего вреда.

   Эша посмотрела внутрь своего огонька, пытаясь разглядеть в нем то, что увидели остальные, и вдруг поняла, что именно дает пищу этому огню. И пока она смотрела в него, остатки боли уходили, словно сгорая, и печаль становилась все светлее и все невесомее, и на сердце уже не было так тяжело. Горе отступило, оставив грусть расставания с людьми, которые уже никогда не вернутся. Их не будет в будущем, но они навсегда останутся в прошлом, и очень хотелось верить, что Юля знает, что Шталь не держит на нее зла, а Никита знает, что никогда ни в чем не был виноват. Она пришла проститься. И она прощается с ними.