Возвращение домой - Александра Турлякова

Я передаю вам слово в слово. Доктор Хансен сказал, вы знаете, о ком это.

— Да, я знаю… — Гервер сразу задумался, нахмурился, опустил голову. Новость и вправду совсем неприятная. Чутьё не подвело, как и всегда…

Опомнившись через минуту, снова взглянул на полковника, поблагодарил:

— Спасибо, господин Барклиф. Пойдёмте, я провожу вас.

Тот кивнул в ответ с явным сочувствием, но вслух ничего не сказал, повернулся уходить, но тут вдруг заговорил Дэмьен. Он следил за мониторами, а рядом, чувст-вуя себя лишним, топтался Фереотти:

— Шеф, у нас здесь какая-то странная реакция… На сбои не похоже… Кривая эмоционального состояния скачет… Он же у нас так напичкан сейчас, что не дол-жен ничего чувствовать…

— Да? — Гервер подошёл, опёрся локтем на спинку кресла, поверх плеча ассистента взглянул на экран. — Да всё нормально же! Опять ты со своей излишней осторожно-стью… — Выпрямился, повернулся к полковнику. — Ничего важного, господин Барк-лиф. Пойдёмте!

— Вот, сейчас! Смотрите же, док! — выкрикнул Дэмьен, схватив Гервера за рукав халата. — Вы видели? Такой сильный всплеск!.. Он реагирует на наши голоса. Он отлично слышит их…

— Ты считаешь это открытием века? — Гервер сейчас был не в настроении, он всё ещё обдумывал полученное известие. — Для нашего допроса это обычное дело…

— Господин полковник, он реагирует на звучание вашей фамилии, — Фереотти ска-зал то, над чем Дэмьен ещё думал, и то, что он вряд ли решился бы сказать. — У вас нет знакомых или родственников среди ниобиан или среди Императорских гвар-дейцев?

Полковник при этом вопросе, не очень-то этичном (впрочем, как и всё, что делал Фереотти), нахмурил брови, поджал губы, как будто оскорбился, но ответил всё тем же спокойным, приятно рокочущим голосом:

— Если вы применяете психоастимуляторы, то в этом нет ничего странного. И вправду, господин Гервер, это обычное дело… Астимуляторы вскрывают глубокие слои памяти… Не думаю, что я единственный Барклиф в этой солнечной системе. Однофамильцы могут быть у каждого…

Спросите его об этом, если вам так интересно. — И тут спросил сам, глянув на под-следственного:- Тебе знакома эта фамилия? Барклиф?

Ниобианин медленно кивнул, но потом, словно опомнившись, произнёс почти беззвучно:

— Да!.. Дэвид Барклиф… Лейтенант… военнопленный…

Эти слова, как случайная бредовая смесь срывались с его губ, но никто не слушал их так внимательно, как полковник. Внимательно и с интересом, совсем непонят-ным.

— Он уже сильно истощён. Не стоит его слушать… Уже больше бредит, чем отве-чает… Никакой связи, никакой логики, — Гервер отвёл гостя в сторону. — А вы, я ви-жу, имеете в этом деле толк… — Кивнул в сторону операционного стола. Полковник что-то ответил ему, но они к тому времени уже скрылись за дверью.

Дэмьен и Фереотти переглянулись и одновременно пожали плечами…

Гервер вернулся через полчаса, заговорил с порога:

— Всё, закругляемся! Хватит! Пора и отдохнуть!.. Последние наши дни распечата-ешь, положишь мне на стол в кабинете… Отчёт я напишу попозже, вечером, навер-ное…

Гервер остановился посреди комнаты, стоял, глубоко засунув руки в карманы халата. Несколько минут в молчании смотрел в лицо спящему пленному.

— Спит… Счастливчик… — а потом вдруг добавил, глянув на ассистента:- Я уезжаю сейчас во Флорену… За всем проследишь сам… Когда приеду, назначу курс реаби-литации… А ты пока дай ему какое-нибудь снотворное посильнее… Лучше барбу-тал. Пусть спит…

— А вы надолго? — Дэмьен немного растерялся. Таким своего шефа он ещё ни разу не видел. — Так серьёзно, да?

— Мой племянник, Юлиус Гервер, бестолковый мальчишка… — ответил Гервер, немного помолчав, обдумывая что-то. — Хотел романтики… Потащился сюда, доб-ровольцем… Здесь, на фронте, романтику искать? Разве есть мозги? В пехоте? Где там романтика? В грязи? В окопах?.. Он уже во Флорене… Я только что с пункта связи… Готовят к операции… Надо ехать! Надо!.. Что я потом его матери скажу?

Да, выглядел он, конечно, не лучшим образом. Уже неделя прошла после всех допросов, а на человека он всё ещё мало походил. Слабое подобие себя прежнего, с сожалением и некоторым разочарованием думал полковник Барклиф, вспоминая фото, приложенное к делу. Сейчас же того недавнего бравого холёного гвардейца было не узнать. Куда подевалась та совсем ещё юная красота и затаившаяся улыбка в широкораспахнутых глазах?

Перед Барклифом сидел предельно ослабевший, похудевший мальчишка в мятой несвежей пижаме. Светлые, давно не чесаные волосы сосульками падали на лоб. Резко обострившиеся скулы, впалые щёки, сухие растрескавшиеся губы и пустые, ничего не выражающие равнодушные глаза.

Он выглядел так, как выглядит каждый после долгой изнурительной, очень тяжё-лой болезни. А вообще-то, он выглядел так, как и должен был выглядеть после два-дцати дней допросов, после глубокого допроса и психоастимуляторов. Людей после подобных процедур Барклиф видел, и не раз. Опыт у него в этом деле был нема-ленький.

Несколько минут он стоял у порога, изучая комнату и пленного. Комнатка, конеч-но, как камера-одиночка. Четыре стены, койка в углу, справа от входа раковина и туалет. Да, скромно, как в тюрьме. Даже сесть некуда.

Барклиф прошёл вперёд, сел на край кровати, спросил ещё, стараясь сохранять вежливое отношение к хозяину:

— Ты не против?

Тот никак не отреагировал на этот вопрос, но вторжение в личное пространство воспринял негативно: отстранился, отполз в самый дальний угол койки, ещё ближе подтянул к груди колени, обхватил их руками. Следил за Барклифом исподлобья, но без любопытства, с прежним равнодушием. Минут пять сидел, совсем не шевелясь, будто и не замечая гостя, казалось, спал с открытыми глазами. А потом вдруг со-рвался, резко, с места. Мимо Барклифа. В два прыжка — и к раковине.

Его рвало мучительно долго, но сам Барклиф, сидя к умывальнику спиной, даже не шевельнулся, даже не взглянул в ту сторону.

— Ломка, да? Паршивое состояние…

— Слушайте, что вам надо? — Парень тяжело повалился на кровать, оттолкнул по-душку, уселся, подогнув одну ногу под себя, сел так, что они с Барклифом смотрели теперь друг на друга почти в упор. Глаза ниобианина светились раздражением, но зато в них не было больше равнодушия и пустоты. Сам ещё бледный, до зелени, после приступа тошноты, но держится вполне сносно. Можно и поговорить.

— Тебя восстанавливают по ускоренной программе. С сегодняшнего дня инъекции будут проводиться с шестичасовым интервалом вместо вчерашнего трёхчасового. Пока втянешься, будет особенно тяжело…

— Вы пришли, чтоб рассказать мне это? — Парень усмехнулся, скривив губы, отвы-кшие за последнее время улыбаться. — Спасибо, мне сразу полегчало…

Барклиф хмыкнул, проглотил иронию молча. Гвардеец оживал, и это радовало.

— Нет! Мне нужна твоя помощь… Поговорить кое о чём…

— Нет уж! Спасибо! Я уже всем здорово помог! Хватит! Наговорились уже!.. До тошноты… — Парень попытался рассмеяться, а голос у самого сорванный, хриплый, севший, как после долгого крика. Замолчал, отвернулся.

— Я — Барклиф. Тебе что-нибудь говорит эта фамилия? — представился полковник, с минуту помолчав. — На допросе ты называл Дэвида Барклифа…

— Я многих называл. Ну и что? Смотрите отчёты. — Гвардеец смотрел куда-то в сторону, мимо гостя, поверх его плеча. — Я больше никому ничего рассказывать не собираюсь…

— Того, что мне нужно, в отчётах нет. — Голос Барклифа сохранял терпеливые нот-ки, но чувствовалось, что это спокойствие — результат больших усилий.

— А что тогда вам ещё от меня надо? — Пленный вскочил, заходил по комнате, сжи-мая ладонями пульсирующие болью виски, неслышно ступая босыми ногами по пластиковому покрытию пола. Три шага до умывальника — и обратно! Едва не каса-ясь плеча Барклифа. Полковника начало раздражать это движение, он порывисто выпрямился, так, что ниобианин чуть не толкнулся ему в грудь. Остановился, опус-тил руки, опять начал:

— Я больше не…

— Что — ты?! — перебил его Барклиф. — Ты теперь ничто! Ты предал свою Родину… Хотел ты этого или не хотел, это мало кому интересно… Думаешь, кто-то когда-то спросит, добровольно ли ты "раскололся" или после препаратов? Нет! Нет… И ты сам это понимаешь… А сейчас ты после всего пытаешься показать свою независи-мость? Её у тебя больше нет! — он выкрикнул эти слова мальчишке в лицо. Тот смот-рел на него с немым отчаянием и мукой. Бледный, растерянный, совсем жалкий. С влажных волос, прилипших ко лбу, вниз стекали капельки воды, а пленный смотрел на Барклифа, не моргая. — Ты лишился всего! Даже жизнь твоя больше тебе не при-надлежит… Раньше надо было думать… И показывать свой характер. А сейчас… сейчас это просто смешно…

Ниобианин медленно опустился на кровать, сгорбился устало, спрятав стиснутые кулаки в коленях. Спросил, наконец: