Мириады миров - Коллектив авторов

class="p1">– Действительно, такого рода тождественность весьма возможна, – ответил Норбер Моони, – но она еще не совсем доказана. К тому же нас с вами интересует главным образом не почва Луны, а то небесное зрелище, которое должно открыться перед нашими глазами с той стороны Луны. Ах, Каддур, сами вы увидите, какая это будет дивная картина!.. Обоим нам будет казаться, что мы впервые в нашей жизни видим и Большую Медведицу, и Лиру, и Млечный Путь, которые, однако, так знакомы всем нам, и будет это потому, что все эти созвездия во всех мельчайших своих подробностях с особой яркостью и резкостью должны выступать на совершенно черном фоне Лунного ночного неба.

Говоря это, конечно, посредством знаков азбуки глухонемых, Норбер Моони, подстрекаемый искренним энтузиазмом молодого ученого, незаметно для самого себя ускорял шаг, то есть начинал пожирать пространство семимильными шагами и скачками в сорок-пятьдесят метров, так что маленький спутник его поспевал только с большим трудом. К счастью, необычайная мускульная сила карлика возмещала ему длину ног.

Наконец, наши путешественники достигли довольно высокой горы, которую они давно уже видели перед собой на востоке. Норбер Моони не без основания считал ее принадлежащей к промежуточной грани двух полушарий, которая при коловратном движении Луны, то бывает видна, то вновь становится невидимой для жителей земли.

Действительно, оказалось, что молодой ученый не ошибся в своем предположении. Едва успели они перейти эту вершину, как Солнце стало только отчасти видно над горизонтом. Оно оказалось позади наших путешественников и как будто было перерезано линией горизонта, а по мере того, как они подвигались вперед, заметно скрывалось за ними. И вот, наконец, оно как будто разом скатилось и бесследно пропало. В тот же момент без малейшего перехода, наши путешественники очутились среди глубокой ночи. Одновременно с этим они ощутили разительную перемену температуры, столь внезапную и вместе столь резкую, что едва были в силах вынести ее. Волей-неволей им пришлось как можно скорее вернуться обратно на полушарие, освещенное солнцем, и, укутавшись там во все теплое, что они могли захватить с собой, постепенно пробираться вторично в темное полушарие. Теперь только молодому ученому дано было увидеть то, что он так страстно хотел видеть.

На небе, черном, как чернила, где не было ни Солнца, ни Земли, мириады звезд были рассыпаны на всем пространстве, как алмазная пыль, усыпавшая черное сукно. Все эти звезды не имели здесь того быстрого судорожного движения, того трепетного дрожания или мерцания, какое кажется присущим им, когда мы видим их с Земли. Движение их было такое, каким для астронома Парижской обсерватории является движение Полярной звезды: в продолжение целых трехсот пятидесяти часов они стоят на месте, не скрываясь ни на мгновение во все это время и представляя собой предмет для самых точных наблюдений; ни малейшее облачко, никакие атмосферные пары, ни малейшее колебание воздуха ни на секунду не омрачат блеск и не затуманят очертания этих светил. Именно этого и ожидал Норбер Моони, хотя и не видал никогда ничего подобного. Для астронома такого рода зрелище представляло собой нечто чарующее, нечто такое, что в первые моменты положительно опьяняюще действовало на него.

Когда же он очнулся от своего оцепенения и собирался уже установить станок своего походного телескопа, он вдруг осознал, что его охватила стужа, охватила с такой силой, что почти совершенно парализовала его. Челюсти его сжимались сами собой, непреодолимая, сладкая сонливость и чувство полного оцепенения всех членов овладевали им. Легкие его с трудом вдыхали в себя кислород из резервуара. Он чувствовал, что в висках у него стучит, а голову стягивает и сжимает точно ледяными тисками. Еще минута-другая, и он непременно должен был окончательно замерзнуть…

С нетерпеливым, нервным жестом он обернулся, чтобы сказать Каддуру, что им необходимо немедленно вернуться на другое полушарие, как вдруг увидал вдали, на самой поверхности Луны, какое-то красноватое зарево, невольно приковавшее его внимание. Судя по колебаниям, этот огонь можно было принять за один из тех вращающихся маяков, которые на морских прибрежьях в Европе означают или какую-либо скрытую опасность, или же место стоянки для судов.

«Это или маяк, или вулкан!» – подумал про себя Норбер Моони и, схватив Каддура за руку, как берут маленького четырехлетнего мальчика, бросился бежать что было мочи по направлению к видневшемуся вдали зареву.

Это усиленное движение, конечно, вскоре согрело их обоих. В несколько минут они отмахали те три-четыре мили, которые отделяли их от огня.

Действительно, то был вулкан, крошечный, миниатюрный вулкан, кратер которого имел не более десяти метров в диаметре. Он казался отживающим среди мириадов других, уже потухших и заглохших кратеров. Это была, так сказать, последняя тлеющая искра, оставшаяся от громадного пожара, некогда свирепствовавшего в этой долине. Теперь этот пожар, эта буря огня, испускала, по-видимому, свой последний вздох.

Но как ни мал, как ни скромен был этот крошечный вулкан, тем не менее он представлял из себя очаг, распространявший вокруг себя довольно сильный жар, поистине неоценимый при тех условиях, в которых находились в настоящее время Норбер Моони и Каддур. Оба они тотчас же приютились с особым наслаждением на северном скате маленького кратера, точно на русской печке, и, не теряя времени, раскинули здесь свой лагерь, то есть расположились со всеми своими пожитками.

Под влиянием этого приятного и равномерного тепла члены их мало-помалу отогревались, легкие расширялись, способность двигаться и владеть членами снова возвращалась к ним.

Что же касается маленького вулкана, то он, очевидно, не подозревал, что без его ведома был обращен этими, никогда не виданными на Луне пришельцами, в простую грелку или, вернее, лежанку, продолжал, как и раньше, время от времени выбрасывать легкие облачки пепла и дыма, освещенного отблесками угасавшего очага. Иногда же в нем слышался глухой подземный гул и рокот, который постепенно переходил в глубокий вздох и вдруг оканчивался взрывом. Затем вдруг сразу воцарялась на время полнейшая тишина. В один из промежутков между одним подземным раскатом и следующим сразу за ним другим, Норбер Моони, прислушиваясь, уловил довольно ясно слышавшийся шум или, вернее, плеск, похожий на падение вод небольшого водопада.

Желая проверить, от чего мог происходить подобный звук позади, он отправился исследовать окружающую местность и, пройдя всего несколько сажен, наткнулся у самого подножия вулкана на противоположном его скате на маленький гейзер, такой же миниатюрный, как и вулкан. От гейзера поднимался на высоту не более метра столб кипящей воды, который, однако, в моменты взрывов вдруг достигал высоты от семи до восьми метров.

Вода этого гейзера оказалась невкусной: она была настолько насыщена