Рамунчо - Пьер Лоти

Не переставая наблюдать за поверхностью реки, где должна появиться лодка, он время от времени поднимает глаза к небу, где медленно движется тонкий серп молодого месяца, смотрит на звезды, так часто помогающие людям его ремесла не сбиться ночью с пути, и его охватывает волнение при мысли об огромности и непостижимости окружающего мира.

Старый эчезарский священник, некогда обучавший его катехизису,[34] заинтересовавшись любознательным юношей, стал давать ему книги и беседовать с ним о тысяче разных вещей: о движении звезд, о безграничности вселенной, приоткрывая его взору величественные бездны пространства и времени.

И вот врожденные сомнения, страхи и отчаяние, тяжелое наследие чужестранца, пробудились и черной пеленой затуманили его душу. Под широким пологом ночного неба наивная вера баскского мальчишки стала слабеть. В его сердце нет более простодушной доверчивости, необходимой, чтобы не рассуждая принимать обряды и догмы, все в беспорядке смешалось в его юной душе, и некому наставить его на путь истинный. Он не знает, что самое благоразумное – доверчиво склониться перед освященными веками молитвами и верованиями, ибо через них, быть может, и открываются людям непознаваемые истины.

Звон пасхальных колоколов, который в прошлом году наполнял его благоговейным и сладким чувством, сейчас казался ему заурядной музыкой, немного грустной и почти лишенной смысла. Отзвучала последняя нота торжественной мессы, и он с невыразимой грустью прислушивается к могучему гулу волн, быть может, с сотворения мира бьющихся о берега Бискайского залива, и чей вечный зов в тихие вечера долетает до слуха людей по ту сторону гор.

Но грезы его непостоянны… По мере того как устье окутывается мраком и человеческие жилища исчезают из виду, река понемногу принимает иное обличие, и вдруг, словно по мановению волшебного жезла, перед его глазами остаются только длинные, обрывистые, вечно неизменные линии берегов, и он с удивлением замечает, что в голове у него бродят туманные мысли о совсем старых временах, расплывчатых и загадочных в своей древности. Дух древних времен, который порой выходит из-под земли в тихие ночи, когда засыпают мятежные силы дня, дух древних времен, кажется, начинает вокруг него свой бесшумный полет. Его интуиция и художественное чутье не были отточены образованием, а потому он не может выразить словами теснящиеся в душе неясные и тревожные предчувствия. Мысли хаотически бьются в его мозгу, так и не находя выхода. Но вот огромный красноватый серп луны медленно исчезает за черной горой, и в окружающих предметах на какой-то миг появляется нечто дикое и первозданное; зыбкий призрак первобытных времен, притаившийся в каком-то уголке пространства, на мгновение обретает плоть, и душу Рамунчо охватывает необъяснимый трепет; он невольно представляет себе людей, которые жили в этих лесах в те времена, в те туманные и незапамятные времена, потому что ночную тишину разорвал донесшийся откуда-то издалека мрачный фальцет протяжного баскского крика irrintzina, единственного, с чем Рамунчо так и не смог до конца свыкнуться в этом краю… Издали доносится нестройный и словно насмешливый гул, железный грохот, свистки: там, позади них, во мраке французского берега мчится поезд Париж – Мадрид. И дух старых времен складывает свои сотканные из сумрака крылья и исчезает. Снова все погружается в безмолвие, но дух не возвращается: это нелепое грохочущее чудовище прогнало его.

Наконец лодка, которую поджидали Рамунчо и Флорентино, решается показаться на горизонте, различимая только для зорких глаз молодых контрабандистов: маленькая серая скорлупка, оставляющая позади себя легкую рябь на черном зеркале воды, в которую опрокинуто усеянное звездами небо. Время выбрано очень удачно: таможенники в этот час не слишком усердно несут свою вахту, да и видно очень плохо, так как только что погасли последние отблески солнца и скрывшегося за горой месяца и глаза еще не приспособились к окутывающему землю сумраку.

Теперь, взяв длинные рыболовные шесты, они молча идут по воде за своим запретным грузом…

14

В следующее воскресенье в Эррибияге, расположенном довольно далеко от Эчезара, у подножия высоких гор, состоится большая игра. Рамунчо, Аррошкоа и Флорентино будут играть против трех знаменитых испанцев. В этот вечер, чтобы немного размять мышцы, они собрались потренироваться на площади Эчезара, и Грациоза с подружками пришла заранее и устроилась на каменных скамьях, чтобы посмотреть на игру. Хорошенькие, все как на подбор, изящные в своих светлых затейливых кофточках, сшитых по последней моде. Они заливались смехом, эти девчушки. Они смеялись, сами не зная чему, просто потому что начали смеяться и не могли остановиться. Довольно было пустяка, полуслова, сказанного одной из них просто так, без всякой связи… Право же, нет в мире другого такого уголка, где бы девичий смех звучал так звонко, заливисто, свежо и молодо.

Аррошкоа уже пришел и, привязав к руке перчатку из ивовых прутьев, играл один, а мальчишки подбирали ему мячи. Но о чем думают Рамунчо и Флорентино? Куда они запропастились?

Наконец они появились, вспотевшие, запыхавшиеся, неуклюже переставляя ноги. В ответ на насмешливые вопросы девчушек – когда их много, они всегда подтрунивают над мальчиками – те улыбнулись и постучали себя по груди, издавшей гулкий металлический звук. По горным тропинкам они вернулись из Испании, облаченные в тяжелые доспехи из медных монет с изображением славного короля Альфонса XIII.[35] Новая проделка контрабандистов: по поручению Ичуа они с выгодой обменяли довольно крупную сумму на биллоны,[36] чтобы затем сбыть их один к одному на ближайших ярмарках в различных деревнях Ландов,[37] где имеют хождение испанские монеты. Вдвоем они принесли в карманах и под рубашкой килограммов сорок меди и высыпали все это дождем на древний гранит ступеней к ногам смеющихся девочек, поручив им считать и стеречь монеты. Затем, вытерев пот и немного передохнув, принялись играть и прыгать, и им казалось, что, избавившись от этого груза, они стали еще более легкими и проворными, чем обычно.

Кроме трех или четырех мальчишек, носившихся, как котята, за перелетающими через стену мячами, на площади были только эти девчушки, сбившиеся в стайку на самом нижнем ряду пустынных в этот час красноватых каменных ступеней, среди которых уже пробивались стебельки травы и первые апрельские цветочки. Их белые и розовые ситцевые платьица казались островками радости в этом торжественно-печальном месте. Рядом с Грациозой сидела белокурая Панчика Даргеньярац. Ей тоже было пятнадцать лет, и она была помолвлена с ее братом. Они собирались в ближайшее время пожениться, потому что Аррошкоа, как сын вдовы, был освобожден от военной службы.