Сын Ра, Любящий своего отца, Птолемей IV - Weirdlock
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отчасти, ты прав — предложенный тобой ход действительно имеет место, и он далеко не плох. Собственно, поэтому его и обсуждали на военном совете, но, видишь ли, и у моего плана есть свои положительные стороны. Для начала, мне вообще не нужно сражаться с Антигоном — вне зависимости от результата, эта борьба не принесёт мне ничего, причём абсолютно неважно, где я буду сражаться — в окрестностях Спарты или же в окрестностях Коринфского перешейка, потому что битва нужна ему, а не мне.
Вторгнувшись в Македонию, я окажусь для Антигона вне досягаемости. Чтобы достичь меня, ему придётся пробиться через Фермопилы, а для этого ему придётся воевать с Этолийским союзом, на гористой местности, где все ему будут враждебны. Даже если он преуспеет в этом, в чём я очень сильно сомневаюсь, к тому моменту его силы будут крайне истощены, а Македония будет уже прочно замирена. Разумеется, никаких шансов у него к тому моменту уже не будет, и именно этим мой план столь хорош.
— Почему ты считаешь, что местное население будет сопротивляться Антигону?
— Население Этолии — это, по большей части, воинственные горцы, промышляющие грабежом окрестных земель. У них с давних времён очень "нежная" любовь к македонянам, сопряжённая со жгучим желанием накормить последних сталью и бронзой.
К счастью для нас, их взаимная "любовь" велика настолько, что нет абсолютно никаких шансов на то, что жители Этолии просто так пропустят македонян через Фермопилы, которые они захватили. Уж больно сильно Македония и, в частности, Антигон, насолили союзу, чтобы они так просто забыли о былых обидах.
Тем более, что это им просто невыгодно — Македония является главным их врагом на протяжении уже длительного времени из-за своих имперских амбиций, диктующих необходимость подчинения Этолии.
— Ясно. Пожалуй, это действительно весьма предусмотрительно с твоей стороны — узнать о подобных тонкостях взаимоотношений между Македонией и Этолийским союзом, оказавшихся, на поверку, столь сложными… Вынужден признаться, я сам бы не сумел учесть подобные детали.
— Нет нужды стесняться своего незнания, братец. Тут главный секрет — не упорствовать в своём незнании.
— Тем не менее, я всё ещё не до конца понимаю, почему ты считаешь, что это хорошая идея — фактически отдать Антигону под контроль всю Грецию к югу от Фермопил.
— Может показаться, что этим шагом я делаю Антигону великую уступку, но, поверь, вскоре беспомощные греки сами прибудут к нам с посольствами, умоляя о заступничестве против насилия со стороны Антигона. Ведь теперь, когда он полностью отрезан от Македонии, своей кормовой базы, ему ничего другого и не останется, кроме как отдавать своим солдатам и наёмникам на разграбление каждый встреченный населённый пункт.
Если он этого не сделает, то он очень быстро лишится своих наёмников, а после и солдат, потому что без денег вести войну он не сможет. По крайней мере, если и сможет, то не дольше 1–2 недель, пока наёмники не потребуют платы за свои услуги, в ответ на что Антигону останется только размахнуть руками и отпустить их по миру.
— Хм… я так понимаю, ты хочешь заставить его кормиться с земли под ногами?
— Именно так, братец. Если быть точнее, то я не хочу его заставить — я уже его заставил. Видишь ли, для него это уже путь в один конец. Как только я столь значительно увеличил дистанцию между нами, заперев его при этом на очень узкой части суши, я сделал для него победу невозможной.
— Разве?
— Да, без сомнения. У него нет выбора — если он не отдаёт на разграбление своим солдатам Грецию, то его армия рассыплется сама по себе в течение следующих пары недель, максимум нескольких недель. Если отдаст — он навсегда потеряет Грецию, ведь она не смирится с подобным. Напротив, она очень быстро ополчится против него, после чего его судьба будет предрешена — находясь на враждебной территории, его армия точно также рассыплется.
Как ни странно, это тоже не займёт много времени — его армия продержится от силы 2–3 месяца, если останется куковать в Греции. Если же попытается прорваться к Фермопилам — он сложит свою голову в Этолии, а если не сложит в Этолии, то сложит в Фессалии, где у меня уже будут прочные позиции.
— Должен признать, теперь я понимаю, почему твоя стратегия действительно отлична. Хотя, честно говоря, я больше удивлён тому, сколь много возможностей тебе открылось за счёт одного лишь доминирования на море, а также тому, сколь прекрасны они…
— Такова мощь флота, братец. Всегда помни об этом.
— Пожалуй.
…
— Десант… ну, хоть не Корусант, — итак, снова приветствую вас, господа потомки. Надеюсь, приведённый выше диалог между мной и Магом, моим младшим братом, воспроизведённый по памяти, смог пояснить вам, зачем, куда и почему я свалил из Пелопоннеса.
Чего этот диалог не объяснил, так это того, какие опасности ожидали меня в Македонии. Собственно, а они не были эфемерны. Как только я прибыл в Македонию, последняя, как ни странно, не отложилась моментально от власти Антигона. Напротив, мне пришлось разбить отряд наместника, которого здесь оставил Антигон для присмотра за царством в его отсутствие, а после — осадить и штурмом взять ряд крепостей в окрестностях.
Впрочем, если вы думаете, что на этом всё сопротивление кончилось, а вместе с ним — и мои проблемы, то вы очень сильно ошибаетесь. Напротив, мои проблемы только начинались. Во-первых, стоило только Македонии отложиться в мою пользу, как этим тут же воспользовались все окружающие её противники. Во-вторых, это не означало примирения Македонии — мне всё ещё предстояло замирять крупные населённые пункты, где до сих пор мой авторитет ставился под сомнение.
Кроме того, необходимо было вернуть Фессалию и восстановить контроль над доступом к Фермопилам с македонской стороны, а также укрепить его, чтобы не допустить развития того сценария, где Антигону всё же удаётся пробиться к Фермопилам.
Хотя, конечно же, для начала стоило бы разбить надвигающуюся армию иллирийцев. К слову, ещё одно изменение в истории — дарданцы вторглись немного раньше. Не так критично, учитывая то, что теперь мне, так или иначе, пришлось бы защищать Македонию от всех её неспокойных соседей, и, в некотором смысле, это даже хорошо, что всё произошло на год раньше. Тем более, что для меня конкретно это
