Сын Ра, Любящий своего отца, Птолемей IV - Weirdlock

субармалиса (без птериг), потом хауберк и шоссы, а снаружи — типичная бригантина.

Кроме того, каждый всадник имел пластинчатая защита ног и стоп поверх кольчуги, а также сегментные наручи на манер римской маники. Разумеется, они также были защищены от вражины каркасными шлемами с бармицей.

Конный доспех же состоял из шонфрона с шорами и полной кольчужной попоны. Кроме того, очевидно, как же без этого, всадникам было представлено седло с твёрдым ленчиком, высокой передней и задней лукой, а также яслями. По сути, прообраз типичного средневекового кресельного седла.

Ну и, естественно, добавили железные стремена — не самое важное нововведение, особенно на фоне появления седла с твёрдым ленчиком, поднятыми луками и приращениями по бокам, которые делали таранный удар средневекового рыцаря принципиально возможным.

Поднятие лук же было сделано принципиально возможным благодаря улучшению подпруг за счёт улучшения качества материала, а это, в свою очередь, было достигнуто за счёт улучшения качества выделки кожи.

Как-никак, без хороших подпруг седло с более высокими луками бы просто быстрее бы сползало из-за увеличившейся продольной нагрузки.

Хотя, конечно же, он всё равно не был бы таким мощным и эффективным, как таранный удар с применением крючка (до его появления копьё либо просто зажимали между подмышек, либо крепили специальным ремнями, но это было уже более редким явлением), который повышал мощь таранного удара примерно в 2 раза.

Впрочем, для этого понадобилось бы сделать жёсткую латную кирасу, ведь крючок не прикрепишь на кольчугу, но это уже, как вы понимаете, совершенно другой уровень вооружений.

В любом случае, стоило всё это дело — моё почтение. Качественная сталь, ручная и единичная работа, непривычное для кузнецов вооружение — по всем этим причинам всё это удовольствие стоило, должен сказать, просто безумных денег.

Тем не менее, оно того стоило — никогда ранее история прежде не видела столь защищённую кавалерию, да и, собственно, это была уже практически пиковая стадия развития тяжёлой кавалерии — дальше только латы.

Впрочем, это было бы уже излишне — атакующее вооружение того времени и без того было просто неспособно пробить получившуюся защиту, причём буквально.

Хотя, в таком случае нужно признать, что и та защита, которая получилось по итогу — излишняя. На самом деле, было бы достаточно и длинной кольчужной рубахи на манер позднеримского образца, под которой был бы стёганый поддоспешник.

В общем-то, это всё было ради престижа, а в случае меня — дополнительная безопасность. Меня ждала великая судьба, а потому помирать на Пелопоннесе — идея, безмерно мне отвратительная.

Ну и, конечно же, чтобы наёмникам было не так сложно терпеть истязания, которым я подверг их, я повысил им вдвое жалование и отныне выплачивал премии за хорошие результаты, а также штрафовал за плохие результаты.

Должен признать, произвело это эффект исключительно положительный — к началу смотров, а они были проведены через полгода после начала подготовки к военной экспедиции на территорию Греции, буквально перед началом погрузки солдат на корабли и сразу же после сбора урожая.

То есть, примерно в конце мая 223 года до нашей эры. Там же мой отец выяснил, что моя тяжёлая кавалерия если не лучше, то уж точно не хуже конной агемы, то есть, его личной царской гвардии, составленной из лучших людей страны. По крайней мере, в рамках конной турнирной сшибки.

Естественно, мой отец был крайне удивлён, устрашён и одновременно уязвлён. Как-никак, его же агема посрамила царскую честь, авторитет и достоинство, проиграв конный турнир, а причина всему — агема собственного же сына, которая, особенно теперь, когда выяснилась её великая сила, представляла для его власти вполне реальную угрозу.

Мой необдуманный поступок, заключавшийся в наборе личной гвардии без отцовского разрешения, чуть ли не закончился реальным вооружённым конфликтом между моей и его агемой.

Последняя, к слову, была разъярена после своего поражения и требовала реванша, но я всё же сумел убедить своего отца прекратить бессмысленную распрю.

Получив прямой приказ, полностью лояльная моему отцу, царская конная гвардия, получив от него прямой приказ, тут же отступилась, хотя обиды, как и полагается, не забыла.

Ну, а так как для убеждения отца пришлось пойти на определённые уступки, было решено, что я буду командовать лишь своей агемой, которая отныне будет находиться в составе конницы левого фланга, а я, таким образом, буду находиться под фактическим начальством полностью лояльного моему отцу полководца, Поликрата.

Он, в свою очередь, займёт мою прежнюю позицию — будет командовать всей конницей левого фланга, в том числе и моей агемой, и осуществлять общее командование левым флангом.

Хотя формально он, конечно, не был мне начальником — царевич обязан слушаться лишь наказа своего отца, то есть, царя, но одно дело — формальная сторона, а другое — фактическое положение дел.

Ну, а кроме того — ко мне приставили опытного военачальника — Теодота, которому поручили командование примыкающим к моей агеме отрядом.

Собственно, как только с сыр-бором было покончено, солдаты начали погружаться на флот, а мне предстояло испытать одни из худших мгновений обеих моих жизней…

Глава 9. В деньгах сила, брат!

… Имея деньги, желай всего, чего хочешь, и оно сбудется …

— Буэ… — здравствуйте, господа потомки. Как вы понимаете, я не просто так назвал этот период своей второй жизни, как один из худших моментов. Одна из главных причин этого — моя морская болезнь.

Видите ли, я — один из тех крайне редких людей, кто за всю свою жизнь ни разу не плавал до этого на морской посудине. В моём случае — в обеих своих жизнях до этого момента.

Мне буквально суждено было пострадать в первое своё путешествие от морской болезни, а тут ещё и так получилось, что наш корабль, уж не знаю почему, но трясло явно сильнее, чем оно должно быть, так как периодически тошнило даже моряков.

Собственно, по этой же причине всё своё путешествие я провёл, не вылезая из кровати и не отходя от ведра — меня рвало, как будто где-то внутри меня прорвало плотину, мешавшую исходу содержимого моего желудка.

Впрочем, это было бы ещё полбеды — во время своего небольшого, но крайне утомительного и, если судить по ощущениям, бесконечного перехода по морю, я, вот так сюрприз, словил лихорадку.

Представьте себе такую вот картину — вас постоянно рвёт, у вас высокая температура, но вам всё равно адски холодно (и это в середине Восточного Средиземноморья то!), пока вы находитесь в горячечном бреду и вообще ничего не соображаете.