Багдадский Вор - Ахмед Абдулла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он тоже был уверен в исходе своих поисков. Ибо в тайном замке на острове Вак жил тунгусский целитель, который открыл – другие говорят, сотворил собственными руками – какой-то ужасный фрукт, который содержал в своей сердцевине мгновенную власть над жизнью и смертью… Без сомнения, сие сокровище было таким необыкновенным и причудливым, что по сравнению с ним все находки других принцев покажутся хрупкими и бесполезными детскими игрушками.
И принц Монголии улыбнулся, как и двое других. Но у его сардонического веселья была и иная, более разумная причина. Ибо он оставался чрезвычайно практичным мужчиной. Он предпочитал двойную уверенность, а лучше даже тройную. Так что, не удовлетворившись сокровищем острова Вак, не удовлетворившись своим планом послать монгольских воинов под маской мирных торговцев в Багдад в случае, если все пойдет не так, как должно, он отдал приказы свои шпионам неотступно следовать за принцами Индии и Персии и немедленно докладывать ему все, что бы они ни выяснили.
Он даже не думал о самозваном принце Островов, Багдадском Воре.
Принц представлял, что к этому времени Ахмед был убит, съеден и переварен гориллой халифа. И даже если бы он знал о побеге Ахмеда, то не стал бы беспокоиться: Ахмед, одиночка, вор, отверженный; все люди против него, а у него нет ничего, кроме меча, небольшой сумки с едой и, возможно, слабой надежды; идущий по горькому, тернистому пути, покоряя сначала себя, а потом величайшее сокровище на земле!
Трудным, трудным было начало пути Ахмеда.
Ибо дорога вела его по Долине Семи Соблазнов, где даже меч не мог ему помочь, где не было для него иного оружия или щита, кроме сердца.
Эту долину населяли духи тех, кто погиб, уступив одному из семи соблазнов, семи смертных человеческих грехов. Эти духи ползали по земле, как черви, или летали на черных крыльях среди деревьев, в то время как скелеты, чьи заплесневелые желтые кости, державшиеся на кусочках обугленных сухожилий, следовали за ними, как убийцы за своими жертвами. Воздух был наполнен их пронзительными и жалобными криками и время от времени душераздирающими воплями облегчения, когда души, наказание которых подошло к концу, перевоплощались по воле Аллаха в новые тела, чтобы еще раз вернуться к земному существованию, еще раз столкнуться с семью соблазнами и, возможно, выйти победителями на следующей дороге жизни. Также здесь скакали злобные карлики и ведьмы со сверкающей голубоватой кожей и кроваво-красными глазами; как гоблины, они кричали в небеса, и крики напоминали и уханье совы, и лай гиены, и длинный, дикий вой шакала. То были духи, которые родились дважды, дважды поддались соблазну и теперь были обречены жить в долине три сотни и семь вечностей.
Более того, там обнаружилось множество других видений и звуков, которые древний арабский летописец отказался описывать «из-за страха, – говорит он, – что я могу остановить сердце читателя своими рассказами!»
Но Ахмед прошел невредимым по Долине Семи Соблазнов с помощью молитвы и веры – веры в Аллаха Единого, которая медленно росла в глубине его души. И к тому времени, как он покинул равнину и взобрался по склону Холма Вечного Огня, Холма Гордости, он отбросил свои прежние беззаконные страсти, как змея сбрасывает кожу весной, и начал признавать, что был Господин могущественнее, чем его собственная воля, лучше и благороднее, чем его собственные желания.
И когда он достиг внешней, сияющей красным светом стены Холма Вечного Огня, Холма Гордости, он возблагодарил Создателя, прокричав: «Allahu Akbar! – Бог велик!» и «Subhan ‘llah – пою хвалы Богу!» И Ахмед дал торжественный зарок: если он пройдет невредимым через опасности этого приключения, в будущем он станет повиноваться пяти главным повелениям учения пророка Мухаммеда: он будет повторять свои ежедневные молитвы Аллаху; будет соблюдать месяц Рамазан с должной тщательностью, станет поститься в течение тридцати дней с восхода до заката; он будет давать подаяния нищим; он будет жить чистой жизнью; и он предпримет хадж, паломничество в Мекку.
Он улыбнулся, немного застенчиво, немного робко, когда вспомнил свое хвастовство, что Аллах – всего лишь миф и что человек стоящий берет все, что пожелает, не спрашивая ни у кого позволения.
– Allahu Akbar! – Бог велик! – повторил он, когда Холм Вечного Огня, Холм Гордости, предстал пред ним в ореоле гигантского пламени.
К этому времени принц Персии, отправившийся на поиски редчайших сокровищ, подъезжал ближе к базарам Шираза, откинувшись по привычке на взбитые шелковые подушки своих носилок, щедро опуская в рот леденцы и засахаренные фисташки, сонно слушая свернувшуюся у его ног маленькую рабыню, которая убаюкивала его афганской любовной песнью:
Когда я посмотрел в темные глаза твои,
Больше не смог я забыть прекрасные глаза твои.
Или то глаза ястреба? Павлина или сокола?
Ласковой антилопы? Как глядят глаза твои?
Словно агнцы, таятся на пастбище,
В тени твоих локонов…
Как солдат стоит, копье держа в руке,
Так стоят длинные ресницы вокруг глаз твоих.
Как у пьющего вино, одурманена жизнь моя…
Будь они священниками, или дервишами, или отшельниками…
Сердцами они питаются, эти жестокие глаза твои.
На что бы ты ни кинула взор, посмотри на меня,
О Фатима! Пока силу хранят глаза твои…
И носилки – к этому времени принц заснул и громко засопел носом, гортанно и хрипло сопровождая нежное пение маленькой рабыни, – достигли базара Бадахшанских Купцов; принц продолжал спать и храпеть, несмотря на крики и возгласы ликования, несмотря на то что дюжие солдаты, предшествующие носилкам, дерзко и грубо вопили, расчищая путь:
– О твоя направо! – кричали они, колотя в землю длинными палками с медными наконечниками. – О твоя налево! О твое лицо! О твое ухо! О твоя пятка! – По названным частям азиатской анатомии они наносили удары. – О твоя назад, твоя назад, твоя назад! Дайте дорогу, продавцы нечестивой гадости! Дайте дорогу, прокаженные сыны темнокожих отцов!
Но, несмотря на солдатские оскорбления, купцы, знавшие, что принц экстравагантен и любит транжирить деньги, столпились у носилок, толкая и пихая друг друга, показывая свои сокровища – драгоценности, парчу, вышивки, духи и дорогостоящие редкости, – касаясь маленьких, толстых ножек храпящего правителя, громогласно возвещая, что он должен взглянуть, коснуться, купить:
– Взгляни,
