Очарованная горцем - Пола Куин

Как ей сейчас не хватало этого! Давине вспомнилось, как, стоя на колокольне, она разглядывала солдат, чьи лица знала, как свое собственное. А сестры… их крики, доносившиеся из объятой пламенем часовни, она не забудет до конца своих дней.

Смахнув слезы, Давина попыталась не думать о грустном, но привычная молчаливость только усугубляла чувство одиночества.

Внезапно она заметила, что Финн, подъехав поближе, поравнялся с ними и едет рядом, заставив своего коня идти ровной рысью. Давина подняла на него затуманенные слезами глаза. Юноша дружески улыбнулся, и ей снова показалось, что она видит перед собой спустившегося с небес ангела — может, у него и крылья есть и он прячет их под пледом?

— А где твой дом? — негромко спросила она, чтобы хоть ненадолго избавиться от грустных мыслей.

— Там, на острове Скай.

Давина с трудом выдавила из себя улыбку. Выходит, она не ошиблась, они и вправду горцы.

— Это далеко?

— Достаточно далеко, — услышала она позади себя низкий голос Роба.

Достаточно далеко… для чего? Давина гадала, что это значит. Спрятаться так, чтобы тебя никогда не нашли? Что он имел в виду? Если Роб до сих пор говорил правду, то он намерен доставить ее в Эршир, а затем уехать. Ей бы радоваться, что Господь Бог послал ей Роба, но… Но сначала хорошо бы убедиться, что его ей действительно послал сам Господь, а не те, кто охотится за ней.

— Расскажите мне, как вы встретились с Эдвардом.

Роб шевельнулся — живая гора накачанных мышц, — и в голове Давины образовался полный сумбур. Тревожные мысли, словно испуганные куры, разом кинулись врассыпную, а чуть только она почувствовала, как ей на бедро тяжело легла его рука, как на смену им тут же пришли другие, от которых ее моментально кинуло в жар. Ни один из английских солдат никогда не решился бы позволить себе такое. А этот огромный шотландец обнимал ее так, словно она принадлежала ему! Давина так растерялась, что на миг лишилась дара речи.

— Этот ваш капитан Эшер сражался насмерть. Потом увидел стрелу у меня в плече и сказал мне, что вы живы. А потом попросил меня спасти вас из огня.

Улыбнувшись, Давина закрыла глаза, вспоминая самого дорогого для нее человека. Даже на пороге смерти Эдвард старался защитить ее.

— Он сказал, что ваши враги хотят, чтобы вы погибли в огне, — продолжал Роб.

Улыбка Давины увяла. Значит, Эдвард все-таки кое-что рассказал! Что еще известно Робу?

— Он охранял вас по приказу короля Карла?

— Нет.

Это была чистая правда.

— Значит, он охранял вас просто потому, что был в вас влюблен? — не утерпел Финн.

Давина слегка растерялась — подобного вопроса она не ожидала. Не зная, что ответить, она повернулась к Финну и по растерянному выражению его лица тут же поняла, что Роб гоже смотрит на него.

— Да, он любил меня, — призналась она, решив по возможности говорить правду, насколько это было в ее силах.

В тот последний день Эдвард собирался признаться ей в любви, но не успел. Может, и лучше, что он погиб, так и не узнав, что она не может ответить ему взаимностью.

— Он был хорошим человеком… я всегда буду помнить о нем, — прошептала она.

— Капитан не имел никакого права держать в аббатстве целый отряд для охраны своей милой, — жестко отрезал Роб.

Судя по всему, его слова были адресованы им обоим. Давина внезапно почувствовала, как он напрягся, словно изо всех сил стараясь сдержать бушевавшие в нем чувства.

— Я был терпелив. И достаточно долго позволял вам увиливать от расспросов. Но сейчас я хочу знать правду, Давина!

Он был зол. Он хотел получить ответы на свои вопросы. И тем не менее ее имя в его устах звучало мягко, почти нежно, что было довольно странно. Когда в последний раз мужчина с нежностью произносил ее имя? Вероятно, это был капитан Джеффрис, когда они прощались, решила она. А до этого, вероятно, ее отец…

— Если, защищая вас, я навлекаю опасность на свой клан, то хочу хотя бы знать почему. Я имею на это право.

При этих словах Уилл, неторопливо трусивший впереди отряда, придержал коня и бросил на кузена любопытный взгляд. Роб сделал вид, что ничего не заметил.

— А теперь объясните мне наконец, почему вас упрятали в монастырь, как будто стремились, чтобы все забыли о вашем существовании, но при этом охраняли, как королеву? — понизив голос, чтобы его могли слышать только они с Финном, спросил он.

При этих словах сердце Давины тоскливо сжалось. Ее близкие не забыли о ней. Но хотя ее охранял целый отряд, семья отказалась от нее — в сущности, ее попросту бросили. Давина росла одиноким ребенком. Ее будущее — если оно у нее есть — это холодные улыбки и фальшивые чувства.

Но Господь подарил ей так много — любовь монастырских сестер, преданность охранявших ее мужчин, отдавших жизнь ради ее спасения. Помня об этом, она не имеет права жаловаться на судьбу — и не станет этого делать.

— Какое вы имеете отношение к королю, Давина? Почему Аргайл с Монмутом из кожи лезут вон, чтобы прикончить вас?

Давина со вздохом повернулась к Робу — пусть по ее глазам поймет, что она говорит правду, решила она. Да и она сумеет понять, не лжет ли он.

— Неужели вы действительно этого не знаете, Роб Макгрегор?

— Нет, девушка. Не знаю.

Как ни странно, этот ответ совсем не обрадовал ее, а она так на это надеялась. Если он и вправду не знает, значит, пусть так будет и дальше, решила она — по крайней мере ей будет легче держать свои чувства в узде. Она никогда не сможет принадлежать ни ему, ни кому-то вроде него. Жизнь, о которой она так страстно мечтала, так и останется мечтой. Она знала это с детских лет. Она стала взрослой, но… все осталось по-прежнему.

— Тогда, пожалуйста, постарайтесь понять, — взмолилась она, глядя ему в глаза. — Я бы предпочла, чтобы вы ничего не знали. Поверьте, я благодарна вам за все, что вы для меня сделали. И ни о чем больше не прошу, только отвезите меня в Курлохкрейг, а потом уезжайте.

Роб словно окаменел. Давине показалось, что он даже забыл дышать. Она молча ждала, что будет дальше. И тут произошло непонятное. Хрипло выругавшись сквозь зубы, Роб ударил коня шпорами. Испуганный жеребец, захрапев, понесся галопом.

— Как пожелаете, — прорычал Роб.

Оба молчали. Топот копыт жеребца эхом отдавался в ушах, гремел в голове Роба, точно боевой барабан, зовущий к битве. Какие бы тайны ни скрывала Давина, она ясно дала понять, что не намерена открыть их ему. Он догадывался, что она не слишком радуется перспективе оказаться в другом монастыре — одной, без охраны, — но она скорее даст ему уехать, чем скажет правду. Не будь Роб так оскорблен, он бы только восхищался ее мужеством и силой духа. Накануне, услышав, что она вынуждена лгать «ради его же блага», он счел это забавным и в глубине души был даже слегка польщен. Однако долго обольщаться ему не пришлось — он прочел горькую правду в ее глазах. Глаза Давины не лгали — она попросту не доверяла ему… даже после того, как он, рискуя жизнью, спас ее из огня. Роб и сам не мог понять, почему это приводит его в такую ярость. В конце концов, у нее нет никаких причин верить ему… но почему-то ему страшно хотелось, чтобы все было по-другому.