Йоха - Ирина Щеглова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дубов спал в комнате на полу. Уж он-то от армии отмазался, все через тот же психодиспансер. Митька давно благополучно отслужил. Остальных эта проблема волновала мало. Лишь один Сенька, доморощенный поэт с глазами библейского пророка, зачем-то упорно рвался в солдаты, при том бедламе, что творился в стране. Мужчина вырос и уходил из-под опеки матери. Он хотел стать самостоятельным.
Через месяц тусовка гуляла на свадьбе Леры с Митькой. А еще через два задумчивый Сенька наступил на мину, ему повезло: разворотило ступню. На этом его служба окончилась. Мать устроила скандал во всех инстанциях, и Сеньку отпустили на альтернативную службу. После госпиталя Сенька стал разносить военкоматовские повестки, надо сказать: очень недолго, ибо Сенька не любил военкома, а военком не любил Сеньку… Зато, как ликовала тусовка!
Глава 39. Утро Нового года
– А куда он уехал?
– Не знаю, он не сообщил, – развел руками Йоха. Борька подумал и спросил снова:
– А почему?
Йоха засмеялся:
– Ага! Сейчас, мудрец будет тебе объяснять свои поступки.
– Почему мудрец?
– Потому…
Борька заерзал на месте, он явно не соглашался с Йохой.
– С чего ты взял, что он мудрец? Ну дошел мужик до чего-то… Может, он сам ученик еще. Чего он бегает с места на место? И вообще, чему он тебя научил? – Йоха вздохнул:
– Борьк! Ты не понимаешь! Научить нельзя, можно научиться. Когда ученик созрел, у него появляется учитель. Я не созрел. Но учитель все равно пришел, чтобы указать мне направление. Видимо я слишком долго плутал в темных коридорах…
– Ага! И поэтому ты баб собираешь, всех подряд, якобы по велению учителя. Тоже мне – искатель мудрости! В каком месте?
– И в этом тоже… Если мы ничего не знаем друг о друге, как можно претендовать на большее?
– Не знаю, – подвел черту Борис, – надо что-то делать! Надо учиться, надо искать, общаться с новыми людьми, испытывать новые ощущения… А вы тут все тусуетесь и тусуетесь. Смотреть противно! Ты понимаешь, что все это исчерпало себя?
Йоха сидел, понуро опустив голову. Раннее утро Нового Года смотрело в окно серым, тусклым глазом. В кухне было холодно. На столе остатки ночного пиршества. Через стол, напротив сидит Борька: уверенный в себе, вальяжный, студент театрального ВУЗа… Йоха почувствовал себя неуютно. Как будто нечем было крыть, нечего ответить. Ненужный какой-то разговор получился… Но Борька вдруг сжалился:
– А помнишь? – мечтательно спросил он. И Йоха мгновенно встрепенулся, зажглись глаза, хмурая физиономия осветилась улыбкой:
– Помню! А как мы ездили с тобой в Абхазию?
– Ну ты был нуден!
– Ха-ха-ха!
А на плите уже закипал чайник, и много вкусного осталось на столе и в холодильнике, и не кончались сигареты. В тучах за окном мелькнуло солнце, обещая морозный, свежий день. Начинался Новый Год, который изменил все…
Глава 40. Псалом
Отец умирал.
Сначала ему сделали операцию, потом пошли метастазы… Он слабел на глазах. Из красивого, не старого еще мужчины, отец стремительно превращался в полуживое существо, с трудом передвигающееся по квартире.
Последние полгода он потерял интерес ко всему; мозг его, ослабленный борьбой за жизнь, болью и страхом, отказывался воспринимать действительность. От прежнего отца осталась только бородка клинышком…
Он умер неожиданно. Все знали, что он умирает и видели, как он мучается; но к его мучениям привыкли. Ведь он рядом, не важно, в каком он состоянии. Его присутствие сохраняло видимость полноценной семьи. Здоровые в своем эгоизме, близкие не хотели его освобождения.
Он умер на страстной неделе, в пятницу. Около пяти часов утра позвонила мать и сказала Йохе, что отца больше нет.
Двое суток Йоха выполнял какие-то обязанности, которые, по его мнению, ничего общего не имели с его скорбью. Отца он любил.
Стоя у гроба и читая Псалтырь, некрещеный Йоха, выросший в семье, где не было верующих, не понимал…
«Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его…»
Глава 41. Гениальная цепочка
Мирон Лукич Бедношея – один из тех «бизнесменов», что таскают с голодной Украины «не кондицию» в относительно благополучные города России. Денег у него нет, но очень хочется ему денег…
В прошлом инженер-строитель, теперь средней руки шмандралер, Мирон Лукич лелеет мечту: как он, взяв бракованную посуду в Харькове, привезет ее в Воронеж, там обменяет все это на рыбу, нет, извините, на муку. Муку отвезет в Архангельск, обменяет на рыбу, продаст рыбу и купит велосипеды, которые и отвезет в Харьков, чтобы обменять на посуду… Формула такова: товар – деньги – товар, и так без конца, видимо важен сам процесс.
Вот на него-то тусовка и вышла. В гениальной цепочке появился еще и Казахстан, девственно-чистый, сулящий огромные прибыли… И загорелся наш господин Бедношея! И захотелось ему превратиться из мелкого спекулянта в крупного воротилу. Замаячили пред светлыми очами бывшего Харьковского инженера горы «зеленых» хрустящих бумажек… Развели пацаны взрослого дяденьку. Закрутилось, завертелось колесо. Кто кого обует?
– Вы, ребята, тренируйтесь! Торгуйте посудой… Денег? Денег я вам не дам!
– Нет! Лукич! Ты нам телефон оплати и в командировку ехать, срочно! Факс пришел, с вызовом…
– Так может они оплатят?
– Может и оплатят, но ты деньги сейчас давай!
Так и пошло. Тянули ребятки с Лукича деньги, загоняли его посуду по дешевке и брали из этих сумм. А денег требовалось много… Лукич приуныл, глядя на расходы. Денег нет и товара нет, а ребятки разводят руками и улыбаются. Кормили Бедношею авансами, состоящими из рассказов Влады о несметных богатствах, которые вот-вот посыплются на него, как из рога изобилия…
Но богатства не сыпались. Лукич был патологически жаден, а это сильно тормозило процесс развития фирмы с диким названием «ФБГ». Обе высокие стороны: тусовка и Мирон Лукич, все дальше и дальше отходили друг от друга. Началось с элементарного недоверия, кончилось откровенной ненавистью.
Влада, к тому моменту пробившая-таки большой заказ с предоплатой, быстренько позвонила куда надо и отменила договор, здраво рассудив, что один злобствующий Лукич лучше Интерпола… Попадать на огромные суммы, не поимев с этого ничего, Влада не хотела. Остальные члены команды только моргали глазами да кивали. Год, положенный на то, чтобы создать крупнейший в своем роде концерн, явно не удался.
Лукич вдруг взъерепенился и стал наезжать на своих бывших партнеров. Требовал возвращения сумм, возобновления контрактов. Дошел до того, что стал угрожать. Влада перестала подходить к телефону. Появились какие-то люди… Кому-то били морду… Митьку совсем запугали. Влада металась меж нескольких огней. Ей надоело бояться, она пошла на стрелку к Лукичу.
Просидев у своего патрона с полчаса в обществе четырех мужиков и послушав не очень изысканный мат, она поняла, что дальнейшие отношения потеряли всякий смысл. А уж когда ей пообещали, что за долги продадут в Турцию, откровенно развеселилась Крыша Лукича, высокий молодой кавказец, не выдержал и спросил:
– Куда ты полезла, женщина? А?!
Влада посмотрела на него, прищурив глаза, и спросила:
– У тебя есть жена?
– Есть.
– И дети есть, наверно?
– Да.
– А твоя жена думает о том, чем она накормит своего ребенка?
– Но я же – мужчина! – возмутился кавказец.
– А в моей семье мужчина – я! – твердо отчеканила Влада. Кавказец посмотрел на нее задумчиво, потом перевел взгляд на Лукича, тот сидел, вжавшись в кресло.
– Слушай, ты им зарплату платил?
– Нет, но…
– А чего ты хотел, чтоб они не воровали? Кушать все хотят. На что им жить! – он пожал плечами.
– Одну ее, – Лукич указал на Владу, – я бы содержал, а всю эту компанию… В общем, пусть пишет расписку: сколько она мне должна и когда отдаст.
– Расписку? – усмехнулась Влада, – ладно, я напишу расписку. Бумага все стерпит…
Ей выдали клочок бумаги, где она написала, что требуемую сумму вернет в течение месяца, а дальше начинает работать счетчик. Расписалась, довольный Лукич взял бумажку, прочитал, покивал головой и, сложив, спрятал в портмоне. Влада поднялась, чтобы уйти. Мужчины также поднялись со своих мест. Ее больше не удерживали. Кавказец пошел с ней к выходу, чтобы открыть дверь. Они простились, кивнув друг другу.
На лестничной площадке маялся пьяный Гришка – родственник господина Бедношеи.
– Владочка! – размазывая пьяные слезы, возопил он и полез обниматься. Влада заставила себя улыбнуться и постаралась отстраниться от мокрых Гришкиных губ.
– Эх! Жизнь! Ты прости их…
– Я не в обиде.
– Я-то, я-то ведь без дома остался! Дом-то продали, а денег нет, все на долги забрал он, – Гришка махнул рукой в сторону двери.
– Как же так? – Влада уставилась на него, не понимая.
