Записки об Индии - Клод Гюго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О военном таланте Айдера: то, что я видел, не делает ему чести. Трудно было бы избрать позицию, которая была бы хуже той, которую заняла его армия под Мелькоттой[110]. Я видел три боевых порядка, которые он придал своей армии в сражениях с врагом. (Меня уверяли, будто бы до сих пор он успешно выбирал позиции для своих лагерей и что именно это было главной причиной его побед.)
Первое боевое построение было проведено 2 марта 1771 г., когда маратты неожиданно напали на наш лагерь. Наша кавалерия вела перестрелку с ними, а в это время пехота, построенная в одну-единственную колонну, вышла на поле боя! Вначале пехота была построена в форме неправильного прямоугольника, и ее задача заключалась в том, чтобы овладеть определенными высотами. Пушки находились впереди. Однако при таком маневре наша кавалерия оказалась брошенной и могла быть окружена противником. Атака врага была отбита, и мы вернулись в лагерь в 11 часов вечера, следуя в колонне. По приказу г-на Хюгеля 10 человек составляли ее арьергард.
Два дня спустя мы дали бой противнику. Вся пехота двинулась двумя колоннами на возвышающееся над нашим лагерем плато, которое враг хотел захватить. При подходе к плато пехота на бегу строилась в одну линию, нарушая, разумеется, равнение. Следовавшая за ней конница, построенная в одну колонну, придавала этому второму боевому порядку войск форму буквы Т. Батальоны фугеттьеров прикрывали наши фланги. Было много шума и беспорядка в каждой боевой части, а между действиями командиров не было никакой согласованности. Вот все, что я смог заметить в тот день.
Мараттский вождь оказался настолько беспомощен, что отступил после 20 пушечных залпов.
Третий порядок боя я наблюдал в сражении при Мелькотте 7 марта 1771 г.
Вся армия получила приказ двинуться из лагеря тремя колоннами по одной и той же дороге. В первой колонне — пехота, во второй — конница, в третьей — основной обоз под усиленной охраной. Мы снялись с лагеря в 9 часов вечера 6 марта и все вместе выступили в поход. Когда дошли до выхода из ущелья, возник сильный беспорядок. Наконец, в 2 часа 30 минут ночи пехота и кавалерия, составлявшие две первые колонны, вышли на поле боя. Пехотинцы построились в каре, а большая часть всадников и обоз оказались в центре. Стороны каре имели в глубину 6 — 7 рядов. Воинские части не были выровнены и построены в порядок, и поэтому, естественно, стороны каре не имели формы, а углы оказались открытыми для нападения. 45 орудий, расставленных по четырем сторонам, защищали всю эту шумную массу людей; пушки находились под охраной мушкетеров.
Третья же колонна двинулась вправо. По-видимому, целью этого маневра было пожертвовать ею ради спасения двух оставшихся. Но только вся армия целиком могла спастись, иначе никто не спасся бы. При выходе из ущелья третья колонна стала отдаляться от остальных частей со скоростью почти 2 лье в час. Поэтому она, так же как и те две другие, была полностью уничтожена за один день. Даже самому нашему герою[111] пришлось подняться на гору и со всех ног бежать, чтобы укрыться за стенами Ширингапатнама. Сутки спустя он с трудом смог собрать 4 тысячи воинов из своей армии, насчитывавшей 25 тысяч. Все это произошло потому, что Айдер возложил на нее невыполнимую задачу: как можно было полагать, что 25 тысяч измученных, изголодавшихся людей смогут пройти 7 лье, причем из них четыре по равнине, на виду у вражеской армии из 100 тысяч всадников, в которую надо было вклиниться на определенном участке с тем, чтобы овладеть единственной дорогой, ведущей в Ширингапатнам?
Мы всё же продолжали продвигаться в указанном порядке примерно до трех часов ночи, минуя несколько эскадронов мараттов, которые отходили, когда мы открывали огонь из пушек. Однако число их всадников все возрастало. Сильный и довольно точный огонь дал нам возможность пройти 3 лье, не подвергаясь атаке противника. Возможно даже, что маратты так и не смогли бы вклиниться в нашу позицию, если бы не неправильное маневрирование головных и арьергардных частей армии (в результате предательства Ларенеро[112], брамы и премьер-министра, который не пережил этот день).
Мы прибыли к подножию очень высокой и крутой горы в 3 коссах[113] от Ширингапатнама. Когда головная колонна шла по небольшой ложбине, пехота от нее отстала. Часть всадников поскакала вперед и почти сразу была отброшена четырехтысячным кавалерийским корпусом мараттов! Это была отборная часть мараттской армии. Смешавшись с нашими, маратты вклинились в наш батальон, внеся беспорядок в его ряды. В это время 60 тысяч других мараттских всадников со знаменами, находившихся на равнине, без труда воспользовались этим беспорядком, поскольку наш арьергард был всего в три ряда. В одно мгновение наш батальон был смят и уничтожен. Земля была усеяна мертвыми и умирающими. Все, кто поддерживал Айдер-Али-Кама и не смог спастись на горе, стали жертвой огня и ярости мараттов. Слоны, верблюды, дромадеры и обоз армии с 45 пушками (почти все из них английские) стали добычей победителя. Почти все белые оказались убитыми, ранеными или в плену. Лишь немногие с трудом избежали этого. Из десяти наших одного убили, пять были тяжело ранены, и лишь трое из моих товарищей остались невредимы. Сам я трижды чудом спасался в этот день от плена! (Об этом Вы, Ваша светлость, знаете из моих предыдущих писем.) В общем мы потеряли все свое имущество, а наш командир[114] и двое моих товарищей двое суток пробыли в плену.
Айдер-Али-Кам помнил, что он победил 1500 английских солдат и чернокожих, которые были более дисциплинированными, чем его воины, находившиеся под командованием старших офицеров, вплоть до генералов.
Он помнил и о своей хорошей репутации... Но ему следовало бы помнить о том, что в его армии много предателей и недовольных... Однако, как я уже имел честь Вам сообщить, гордыня ослепила его, и богиня Киферы[115] властвовала над ним весь февраль. Прекрасные глаза браминки[116] заставили его разбить свой лагерь под Мелькоттой и удержали его там. В тот день, когда враг был отброшен, мы свободно могли отойти в Ширингапатнам. Маратты же воспользовались слабостью этого мнимого героя и объятого любовью воина.
Это письмо оказалось длиннее, чем я хотел. Боюсь,
