Божья кара - Виктор Пронин

Но проходит не так много времени, не так много времени, когда глупая пелена спадает с твоих загнанных глаз, и ты сиротливо озираешься вокруг, не видя надежного плеча, не чувствуя дружеского локотка. И самое горькое – нет в тебе ни обиды, ни разочарования в своих друзьях, потому что где-то в самом заветном и неприметном уголке сознания твоего таилось понимание – ты знал, что так и будет, ты был просто уверен, что иначе и быть не может. А благодарил за обещанную помощь, вытирал рукавом мокрые глаза свои просто для того, чтобы не разочаровать друзей сухостью и пренебрежением к их высоким чувствам и теплым словам. А когда ты, совсем ошалев от безнадежности, осмеливаешься кому-либо напомнить об обещанной поддержке, твой лучший друг долго пытается понять, о чем ты ему говоришь... И ты вдруг осознаешь, что его давнее обещание помочь и было той самой помощью, ничего другого он и не имел в виду, и его изумление твоей странной памятью искренне и бесхитростно...

Знаю я все это, прошел, усвоил.

Андрей так вот жестко не подумал, никто из нас так не думает. Но если пронесшийся в его душе темный, холодный сквознячок в те самые мгновения, когда он отстраненно окинул взглядом своих веселящихся друзей, если этот сквознячок попытаться переложить на слова...

То слова будут именно такими.

Что делать, я давно уже не произношу слово «друг», обхожусь как-то, да и надобности особой не возникает... А когда кто-то говорит мне о своей дружбе, называет другом, я не возражаю, я только стыдливо опускаю глаза, мне совестно, оттого что не могу ответить так же возвышенно и красиво. И не потому, что этот человек в чем-то плох, что я знаю о нем нечто недостойное или подозреваю в поганом. Все проще – нет во мне этих трепетных слов. Помню, что были, а когда, в какой момент моей бестолковой жизни покинули сознание...

Даже не знаю.

Не будем упрекать Андрея. Пусть эти мысли придут к нему позже, когда для них действительно будут основания, когда ему от них просто никуда не деться. А в этот вечер, когда белесая уже луна поднималась над коктебельским заливом, когда хмельная толпа возбужденных предстоящей ночью красавиц и красавцев медленно двигалась через площадь мимо киосков, прилавков и всевозможных игрищ, а рыжий Наташин хахаль весело и пьяно взбрыкивал на голубой скамейке кривоватыми своими ногами, заросшими той же рыжей шерстью, и только Амок, сидевший в отдалении на теплых камнях парапета, был невозмутим и спокоен...

Так вот, в этот вечер пусть все так и остается.

– Мы вернемся через час? – спросил Андрей, наклонившись к Жоре.

– Конечно.

– Мы вернемся через час, – шепнул Андрей Свете. – Ты дождись меня, ладно?

– Будем посмотреть.

– Света, я приду через час. Вся эта компания еще будет здесь... Ну?

– Вы с Жорой?

– Да, он хочет познакомить меня с одним человеком...

– Ну? Говори!

– Света, ты же знаешь – у меня одна программа – божья кара.

– Ну-ну, – она потрепала Андрея за волосы. – Тебя в Феодосии видели... С кем общался?

– Аркадий. Анатом.

– Ого! И до него, значит, добрался... Делаешь успехи.

– Стараюсь. Дождись меня.

– Катись.

Жора провел Андрея вдоль набережной в сторону Кара-дага, свернул вправо на улицу Десантников, а еще через три-четыре минуты остановился у забора, за которым развернулось строительство четырехэтажной гостиницы. По некоторым подробностям можно было догадаться, что хозяин этой гостиницы – женщина. Розовые тона, переходящие в лиловые, кружевные перильца балконов тоже бледно-розовых тонов, за некоторыми окнами уже висели шторы в том же нежном колорите. Но забор был еще строительный, из разношерстных досок, тут же кучи песка, мусора, бумажные мешки из-под цемента...

– Значит, так, – Жора остановил Андрея у калитки. – Слушай меня внимательно и не говори потом, что не слышал. Хозяйку зовут Аделаида.

– Как? – поперхнулся Андрей.

– Вообще-то по паспорту она Авдотья. Так ее назвали. Она выросла, и ей стало совестно произносить собственное имя. Ну не нравится ей Авдотья! И в знак протеста против родительской глупости, совершенной лет тридцать назад, она нарекла себя Аделаидой. Это имя тоже не слишком благозвучное, но для протеста годится. Кстати, и фамилия у нее оставляет желать лучшего, но что делать... Она мне нравится и такой. И я ей нравлюсь, несмотря на дурацкое имя Жора. Не для поэта это имя, с таким именем только протоколы в милиции подписывать. Для анекдотов имя.

– Придумай псевдоним.

– Андрей... Мое имя мне не нравится, но не настолько, чтобы я от него отрекался. Закрываем тему. Все, что нужно, я тебе сказал. Осторожно, ненавязчиво, как бы невзначай, выводим Аделаиду на разговор... Суть... Однажды весной она видела Свету с тем хмырем. Поздно вечером, у этого вот забора, Света прогуливалась с кровавым маньяком.

– Он уже тогда был кровавым? – уточнил Андрей.

– Нет, тогда он еще не был ни кровавым, ни окровавленным. Он был просто мокрым. Они, он и Света, возвращались после ночного купания. Вода тогда была еще холодная, но это их не остановило. То ли выпили хорошо, то ли чувства были горячи.

– Скорее всего, и то, и другое, – заметил Андрей, глядя в темноту.

– Мой милый друг! – печально произнес Жора. – И опять я с тобой согласен. Тебя здесь многие корят за плохое отношение к Свете. Но я с ними не согласен. Ты как-то произнес потрясающие слова – жизнь на фоне смерти. Мы все сейчас в этом поселке живем на фоне смерти Леночки. И потому выглядим совершенно не так, как могли бы выглядеть, если бы Лена была жива, и та похотливая сволочь не поступила с ней так... как поступила. Ты ведь приезжал и в позапрошлом году, и раньше... И все было прекрасно, все тебя любили, баловали и стремились угостить, всем, что под руку подвернется... Хотя и тогда тебя при желании можно было корить... Верно? Но случилась беда, и все изменилось. Держи удар, старик. Я с тобой. Света – хорошая девочка, но у нее есть один недостаток.

– Какой?

– Она из Коктебеля. А ты из других мест. Мои слова доступны для понимания?

– Вполне.

– Аделаида видела их однажды весенней ночью, когда с гор подули шалые, теплые ветра и над писательской столовой зацвела глициния. Ты видел, как цветет глициния? Бледная, как бы даже тусклая голубизна... Влюбленные сердца просто стонут от одного ее вида... Как однажды в святые минуты вдохновения я неосторожно выразился... «Ну что мне та Сицилия и Корсика в придачу, Когда цветет глициния на коктебельской даче...» Так вот, они шли с моря и весело смеялись. Им было хорошо, понял? Не отвечай, я не для этого задаю свой жестокий вопрос, чтобы услышать твой ответ. Ей без тебя было хорошо, может быть, даже лучше, чем с тобой.

– А вот в этом я сомневаюсь.

– И опять я с тобой согласен. – Жора ухватил Андрея за руку и поволок в темноту, где в свете луны чуть светилась калитка, сколоченная из неструганых досок. – Пошли, Аделаида нас ждет. Ты не представляешь, какие она делает котлеты! Ты когда-нибудь пробовал котлеты, приготовленные прекрасной Аделаидой?

– Никогда! – честно ответил Андрей.

– Твое счастье близко, как никогда!

В темноте, почти на ощупь, в свете слабой лампочки над входом, они прошли по проложенным доскам мимо вырытого котлована, мимо кирпичей на поддонах и протиснулись наконец в здание.

– Третий этаж, первая дверь налево, – бормотал сзади Жора. – Там один номер уже полностью готов. С видом на Карадаг, между прочим.

– Беру, – ответил Андрей.

– Подожди брать-то... Там сейчас Аделаида живет... Гостиница откроется к следующему сезону. Вот тогда и бери.

На третьем этаже из двери пробивался свет. Жора в последний момент опередил Андрея, громко постучал и первым вошел в номер.

– А вы не ждали нас, а мы приперлися, – нараспев произнес поэт. – Знакомься... Эту красавицу зовут Аделаида, имя забыть невозможно. А это мой лучший друг и знаток Коктебеля Андрей. Ваши имена созвучны, поэтому я уверен, что вы понравитесь друг другу. Вы оба хорошие ребята, оба в восторге от моих стихов, поэтому я спокоен за вас.

Из-за стола поднялась молодая женщина, блондинка с короткими волосами, очки без оправы придавали ей праздничное выражение лица. За столом остался сидеть парень. Он молча улыбался и не торопился приветствовать вошедших. Жора не обратил на него внимания, Аделаида тоже вела себя так, будто, кроме нее, в номере никого и не было.

– Я пойду, наверно, да? – поднялся парень.

– Да, Костя... Мы тут пошепчемся немного... Соскучишься – приходи. Ладно?

– Загляну. В случае чего – постучите железкой по батарее, я поднимусь к вам, – выходя, он похлопал Жору по руке, махнул напоследок Аделаиде, улыбнулся Андрею и вышел. И уже когда за ним закрылась дверь, Андрей поймал себя на мысли – а зубы у мужика на месте, и неплохие зубы, один в один. Не то что у того рыжего с кривыми ногами.

– Костя из строителей, – пояснила Аделаида. – Он тут на ночь остается... И охрана, и мне не так страшно... Представляешь – одна на четыре этажа... Как-то неуютно.