Элрик: Лунные дороги - Муркок Майкл

Однажды ко мне в камеру пришел майор Хаусляйтер. С ним был Клостергейм. Майор, думаю, пытался меня урезонить, но надрался так, что лыка не вязал. Клостергейм напомнил мне, что его терпение закончилось, и снова принялся угрожать самым нелепым образом. Чем можно угрожать проклятому? Я ослабел настолько, что даже не мог ему ответить. Лишь улыбнулся разбитыми губами.

Наклонился вперед, словно хотел прошептать ему на ухо какую-то тайну, и с огромным удовольствием смотрел, как моя кровь капает на его идеально чистую форму. Кап-кап. Он с отвращением отодвинулся и толкнул меня так, что я свалился на пол.

Дверь с грохотом захлопнулась, и наступила тишина. Этой ночью никого не пытали.

Я попытался встать и заметил, что кто-то сидит на нарах. Мой двойник махнул мне рукой и пригнулся к голому матрасу.

Я заполз на нары. Двойник исчез. Но на его месте лежал Равенбранд. Мой меч. Клинок, который все они искали. Я протянул руку и коснулся знакомой стали, в тот же миг меч исчез. И все-таки я знал: он мне не привиделся. Я знал, что он обязательно найдет меня снова. Но прежде, чем это случилось, вернулись Фрици и Франци. Методично избивая, они обсуждали, на сколько еще меня хватит. Считали, что выдержу еще один «медосмотр», а затем они дадут мне передышку на день или два и лишь потом «потеряют» меня. Майор фон Минкт придет ко мне попозже. Глядишь, может, он еще чего придумает.

Дверь с грохотом закрылась, щелкнул замок, я остался в темноте и четко увидел своего двойника. Его фигура почти светилась. Он подошел к нарам, я кое-как повернул голову, но двойник уже исчез. Я знал, что это не галлюцинация. Чувствовал: если мне хватит сил доползти до нар, я снова увижу там меч.

Каким-то образом эта мысль придала мне сил. Мало-помалу я дополз до нар, и рука коснулась холодного металла. Рукояти Ворон-меча.

Сгибая по одному перебитые пальцы, я схватил рукоять. Возможно, это был лишь бред умирающего, но металл казался реальным. Как только я сжал меч в руке, он что-то низким голосом промурлыкал, приветствуя меня. Я решил, что буду держать его, насколько хватит сил, и не позволю ему снова исчезнуть, даже если не смогу поднять его.

Как ни странно, металл потеплел, наполняя энергией руки и запястья; я смог заползти на нары и лечь, прикрыв клинок своим телом, чтобы никто не увидел его, если даже заглянет в камеру. Металл завибрировал по-новому. Словно в самом деле ожил. И хотя эта мысль меня взволновала, она уже не казалось такой безумной, как несколько месяцев назад.

Не знаю, сколько времени прошло, может, целый день. В голове моей теснились образы и истории. Меч как будто заразил меня. Позже, в ту же ночь, явились Франци и Фрици. Принесли тюремную робу и начали орать. Требовали, чтобы я поднялся. Собирались отвести меня к майору фон Минкту.

Все это время я собирался с силами и молился, готовясь к этому моменту. Сжал рукоять меча обеими руками, повернулся, поднял клинок и навалился на него всем своим весом. Острие уперлось в живот толстому коротышке Франци и скользнуло внутрь с пугающей легкостью. Он начал захлебываться. Стоявший за ним Фрици замер, не понимая, что произошло.

Франци закричал. Издал долгий, леденящий кровь мучительный вопль. И когда он затих, я уже стоял на ногах, отрезав Фрици от двери. Громила всхлипнул. Его ужаснул мой вид, а может, неожиданный прилив сил. Во мне бурлила мощная, неестественная энергия. Но я ей радовался. Я вытянул жизненную силу Франци и окреп. И хотя мне была отвратительна сама мысль о произошедшем, я отнесся к этому безо всяких эмоций, со знанием дела выбил дубинку из красных крестьянских рук Фрици и пронзил мечом его бьющееся сердце. Кровь хлынула по всей камере, забрызгав мое обнаженное тело.

А я лишь засмеялся, и губы мои сложили незнакомое слово. То самое, что я слышал во сне. Я произносил и другие слова, но не понимал их смысла.

– Ариох! – воскликнул я, убивая его. – Ариох!

Обнаженный, с переломанными ребрами и разбитым лицом, с перебитой ногой, не способной выдержать вес тела, с исхудавшими руками, которые не могли поднять огромный боевой клинок, я вытащил ключи из кармана Франци и поковылял по темному коридору, открывая двери камер. Я не встретил сопротивления, пока не дошел до комнаты охраны в конце прохода. Несколько толстых штурмовиков дремали на стульях после пары пива. Они проснулись и поняли, что убиты, только ощутив сталь моего меча у себя в кишках. Это прибавило мне сил; они бурлили в жилах, заставляя забыть о боли и переломах. Я прокричал лишь одноединственное имя, в несколько секунд превратив комнату в покойницкую; тела и отрубленные конечности лежали повсюду.

Цивилизованный человек, каким я когда-то был, испытал бы омерзение, но всю цивилизованность выбили нацисты, оставив на моем месте лишь яростного, кровожадного, почти бесчувственного монстра. Он жаждал мщения. И я не противился. Он хотел убивать. И я ему это позволил. Кажется, я хохотал. Выкрикивал имя Гейнора, призывая его выйти ко мне. Кричал, что меч, который он так хотел заполучить, у меня. Я ждал его.

Позади в коридор высыпали узники, они не верили в то, что происходит. Я бросил им ключи и вышел в ночь. Когда я добрался до двора, в замке заметались огни.

Охрана услышала непонятные крики и пугающие звуки в тюремном помещении. Ковыляя, как старый раненый волк, я направился к баракам, где держали несчастных заключенных, которым повезло еще меньше. Убивал всякого, кто угрожал мне или пытался пристрелить. Размахивая мечом, будто косой, разрубал деревянные ворота, колючую проволоку и людей. Я перебил опоры будки для автоматчиков, и она рухнула, утянув за собой колючую проволоку. Бежать стало проще. Спустя мгновение я стоял уже у бараков, рубя замки и засовы на дверях. Понятия не имею, скольких нацистов я успел убить, прежде чем открыл все бараки и выпустил узников. Испуганные, они бросились наружу. На стенах замка наконец-то загорелся прожектор, защелкали выстрелы, охрана целилась в случайных заключенных. А затем я увидел, как несколько человек в полосатых робах бросились к стене в попытке добраться до источника света. Через несколько секунд лагерь погрузился в темноту, раздался звон разбитых прожекторов. Я услышал голос майора Хаусляйтера: визг обезумевшего от страха коменданта перекрывал звуки боя.

Одному Богу известно, что они думали обо мне: неестественно бледный, покрытый кровью, с длинным мечом с лезвием в форме листа в перебитой руке, красные глаза горят в экстазе неукротимой мести, с чуждым именем на устах.

– Ариох! Ариох!

Словно в меня вселился какой-то демон, и ему плевать на убеждения о том, что жизнь священна. Неужели это чудовище таилось во мне долгие годы, ожидая, когда его разбудят? Или это мой двойник, которого я принял за меч, испытывал дикое удовольствие от бесконечного кровопролития?

Вокруг свистели пули. Я побежал с остальными заключенными, пытаясь укрыться за стенами бараков. Те, кто явно имел опыт уличных драк, принялись собирать оружие убитых нацистов.

Вскоре пули полетели из темноты и в обратную сторону, один пулемет затих. Заключенные больше не нуждались во мне. Их лидерам хватало дисциплины, и решения они принимали очень быстро.

В лагере воцарился хаос, я вернулся в замок и начал подниматься по лестнице в поисках Гейнора.

Но не успел я добраться до второго этажа, как увидел лучницу в плаще, ту самую таинственную «Диану», что приходила с герром Элом, а затем являлась мне во снах. Глаза ее все так же скрывали дымчатые стекла очков. Белые волосы рассыпались по плечам. Она была альбиноской, такой же, как я.

– Нет времени искать Гейнора, – сказала она. – Нужно выбираться отсюда как можно скорее, иначе будет поздно. В городе целый гарнизон штурмовиков, и кто-нибудь обязательно до них дозвонится. Идите за мной. У нас есть автомобиль.

Как она пробралась внутрь тюрьмы? Может, это она принесла мой меч? Или двойник? Они работают в паре? Она пришла спасти меня? Пораженный силой Белой Розы, я повиновался. Я давно решил послужить обществу и готов был исполнить любой приказ. Желание убивать постепенно улеглось, но странная темная сила еще оставалась. Казалось, будто я принял какой-то мощный наркотик с разрушительными побочными эффектами.