Тысяча девятьсот восемьдесят пятый - Евгений Бенилов

Татуированный подошел к Эрику и в растерянности подергал наручники, приковывавшие руку последнего к двери микроавтобуса. Потом покопался в карманах: «Слушай, Гришаня, а ключей-то нет!» «Каких ключей?» — отозвался Рябов. «Да от браслетов, какими нидерландист прикован.» «Еб-ти! — выругался Гришаня, — Что ж теперь делать … не в овраг же лезть?!» — он вылез из кабины и подошел ближе. «Может, руку нидерландисту перестрелить?» — предложил татуированный; «А потом еще час кровищу снегом засыпать?! — отвечал Рябов раздраженно, — Ты башкой своей подумай: если кровища на дороге останется, то первый же фраер, что здесь проедет, ментам стукнет!» «Вы лучше замок на наручниках перестрелите.» — предложил Эрик. «Чего?» — удивился татуированный. «Я говорю, замок на наручниках перестрелите.» Дефективный все еще возился со своей шинелью — не мог попасть ладонями в рукава. «Мудер, зараза! — с уважением похвалил татуированный, — Что скажешь, Гришаня?» «Делай, как тебе гражданин нидерландист советует!» — усмехнулся Рябов. Он повернулся и пошел к кабине микроавтобуса.

Эрик прижал замок наручников вплотную к двери, татуированный приставил дуло пистолета к замочной скважине. Бах!… Наручники дернулись и раскрылись — рука Эрика была свободна. «Пошли.» — сказал татуированный, указывая пистолетом в сторону оврага. «Погоди! — сказал Эрик, — Мне нужно с Рябовым поговорить.» «Чего там говорить … — отмахнулся татуированный, — Па-ашли, нидерландская рожа!» — держа наготове пистолет, он потащил Эрика за рукав ватника. «Эй, Гришаня! — громко крикнул Эрик, — Тебе специалист по ЭВМ, вроде, был нужен!» «И что с того?» — высунулся из окна кабины Рябов. «Я — такой специалист!» Татуированный отпустил эриков рукав. «А не пиздишь?» — с подозрением спросил Гришаня; Эрик пожал плечами. Рябов на мгновение задумался. Дефективный застегнул последнюю пуговицу шинели, подобрал ворох своей старой одежды и бросил в овраг. Милицейская ушанка сидела у него на самой макушке; запястья высовывались из рукавов, как у Буратино, сантиметров на десять. «Ладно, замочить его всегда успеем. — принял решение Рябов, — Давай нидерландиста в воронок!» «Пшел!» — сказал татуированный, пряча пистолет в карман. «Эй, Калач! — окликнул Рябов, — Приглядишь за ним. Ежели что, дай раза … смотри только, чтоб не насмерть.» «Не боись, Гришаня, все в аккурат сделаем.» — отвечал дефективный, захлопывая заднюю дверцу микроавтобуса и усаживаясь напротив Эрика. Сквозь перегородку, отделявшую салон от кабины, было слышно, как хлопают передние дверцы. «Что, шеф, такси свободен?» — пошутил Ворон. Рябов не отвечал. С рычанием заработал мотор, микроавтобус медленно тронулся с места. «Адрес-то знаешь? — резвился татуированный, — Комсомольский проспект, дом 25, квартира 41. — он радостно заржал. — Гони, шеф, с ветерком — двойной счетчик плачу!»

Дефективный поерзал на скамье и громко рыгнул.

«Вот, например, я. — сказал он, будто продолжая давно начатый разговор, — Ежели б учителей и пионервожатых слушал, то, поди, всю жизнь на заводе бы пахал. Взять хоть корешей с моего бывшего двора: все с утра до вечера, как папы Карлы, въебывают, а ни один более четырех сотен не зашибает! К примеру, Леха Мандюков: слесарь шестого разряда, золотые руки, из унитаза в пять минут ЭВМ сварганит — а на подержанную реношку цельных десять лет копил! Оно, конечно, с евонной бабой хуй чего накопишь — будь ты хоть вором в законе или академиком! Говорил я Лехе перед свадьбой: 'Не женись, мудила, на итальяшке — итальяшка тебя сначала оберет, а потом еще и рога наставит. ' И точно: года со свадьбы не прошло, как он ее с двумя грузинами застукал!… Апосля того случая, запил Мандюков горькую … день пьет, два пьет — посинел с лица, а все пьет — пьет, да приговаривает: 'Ужо я курву Лаурку на порог не пущу! Нехай в свое лимитное общежитие уебывает! ' И что бы ты думал — через месяц она в евонную фатеру обратно поселилась! Эх, мужики, мужики!… разве ж можно бабам такое спущать?!»

Дефективный печально покачал головой и громко рыгнул.

«Или, скажем, Густавка Козлов с третьего этажа … Парень-то он боевой, врать не стану — пошли мы, к примеру, растяпинским рожу чистить, так он ихнему атаману так ломом по котлу наварил, что сам главврач тот котел апосля ремонтировал. А с другой стороны, чем кончил?… Подрался Козел по пьяни с дружинниками и сел — так через год другим человеком из тюрьмы вышел. Тихий, кроткий — что твой студент … не поверишь, на участковой врачихе женился! Сейчас трое детей у мудака и зарплата в сто пятьдесят талонов! Помню, освободился я в третий раз, зашел к нему, посидели … тут он, апосля второй бутылки, и открылся: по ночам, грит, снится, как растяпинского Гарьку ломом охуяриваю! Рассказывает, а сам плачет … Эх, паря, ну разве ж можно так идеалами молодости пренебрегать!»

Дефективный утер рукавом нос и громко рыгнул.

«Или ту же Лилианку с полуподвального возьми … огонь деваха — хоть спереду, хоть сзаду! А как в очко играла — не углядишь, как без штанов останешься! Ну, долго ли, коротко, а решил я по всем правилам предложение ей сделать: купил роз на двадцать три талона, пришел и говорю: так, мол, и так, родная, — жить без тебя не могу! Помолчала Лилианка, меня выслухамши, глазки опустила и отвечает: 'И мне без тебя, Калач, свет не мил! ' — аж в коленках моих от тех слов прослабило … А она губки облизнула и говорит с придыханием: 'Спускай теперь штаны, родной, и зажмурься — я тебе эротический сюрпризд сделаю! ' Уронил я штаны, зажмурился — от любви весь дух из груди ушел … а Лилианка те самые розы, что я принес, мне в задний проход и воткнула! Да как воткнула, родная, — на пол стебеля!… я потом, чтобы колючки достать, по локоть в жопу залезал! 'Извини, — говорит, — Калач! Не могла я тебя не разыграть … характер у меня такой игривый! ' Эх, люли-разлюли … бывали ж раньше девки! Где-то она теперь, Лилианочка …»

Дефективный смахнул с глаза непрошенную слезу и громко рыгнул.

«Или, скажем, Васек Елденко с дома напротив — ведь как голова у мужика варила! Пошли мы раз на Брежневскую Заставу тамошних кентов пиздить, забрели на какой-то пустырь, глянь — экскаватор бесхозный стоит. Залезли в кабину, а завести мотор не могем — ключей-то нет. Тут Васек достает перочинный нож, откручивает винты на передней панели … тянет изнутре провода какие-то … хр-р-р … химичит с ними, понимаешь … пф-ф-ф … и экскаватор тот … хр-р-р … пф-ф-ф … хр-р-р … пф-ф-ф …»

Веки дефективного смежились, рот раскрылся, голова запрокинулась назад — и он захрапел.

_Несколько секунд Эрик сидел без движения — думал. Потом, передвигаясь как можно тише, встал и обследовал заднюю дверь — оказалсь незаперта. (Микроавтобус равномерно трясся, голова дефективного моталась туда-сюда. За перегородкой, отделявшей кабину водителя от пассажирского салона, было тихо.) Убедившись, что правая створка надежно закреплена щеколдой, Эрик осторожно отворил левую: в глаза ему полетела снежная пыль, в уши ворвался свист ветра. Неугомонная лента дороги стремительно выбегала из-под днища микроавтобуса, лес на обочине мелькал, сливаясь в черно-зеленую полосу. Прыгать было страшно, не прыгать — еще страшнее … выбора, по сути, не было. Эрик снял очки и спрятал их во внутренний карман ватника, завязал под подбородком тесемки шапки-ушанки. Уцепившись левой рукой за верх дверцы, а правой — за дверную ручку, он изо всех сил оттолкнулся ногами. Дверца отмахнула в сторону и швырнула его, словно катапульта, в сугроб на обочине дороги. Плюх-х!! Земля … небо … небо … земля … Эрик растопырил руки в тщетных попытках остановиться … небо … земля … земля … небо … Он прокатился еще метров пять, вздымая тучи снежной пыли, и врезался в огромный сугроб, наметенный у основания телеграфного столба. Трах-х!! Несколько секунд он пролежал без движения — слушал, как затихает звон в ушах; потом выбрался из сугроба и стал вытряхивать из-за шиворота снег. Достал и надел очки: микроавтобуса видно не было. Метрах в ста впереди какая-то дорога отворачивала от шоссе вправо и углублялась в лес. Эрик потопал ногами и помахал руками — ушибов не обнаружилось. Он потянул носом воздух и сунул респиратор в карман.

Надо было торопиться.

Эрик прошагал до ответвления и свернул на проселочную дорогу. Через пару минут шоссе скрылось из вида. Проселок, погруженный в полную тишину и абсолютное безветрие, обступали высоченные сосны. Птицы то ли молчали, то ли не имелись в наличии. Поеживаясь в тонком ватнике, Эрик быстро шагал и обдумывал на ходу план действий — перспектив видно не было. В тюремной одежде его арестует первый встречный милиционер. Гражданскую одежду взять неоткуда. Документов и талонов нет. Где он сейчас находится — неизвестно. После ареста его, скорее всего, обвинят в убийстве следователя и охранников.

Минут через десять он увидал ответвление налево. Покосившийся указатель гласил: «Голявкино — 8 км». Подумав, Эрик пошел прямо.