Тропой разведчика - Сергей Зарубин

У подножия холма группа гитлеровцев сделала попытку отбить пленного. Несколько человек бросились слева, наперерез разведчикам, но попали под огонь группы прикрытия, предусмотрительно поставленной здесь еще с вечера. К часу ночи немец с необычной фляжкой на поясе и нашивками фельдфебеля на кителе был доставлен в блиндаж.

«Язык» на минуту очнулся: младший лейтенант Ефремов влил ему в рот несколько капель душистой жидкости, оказавшейся во фляге пленного. Гориллообразный, с квадратными плечами человек, к радости разведчиков, задвигал челюстями, о плечо отер капельки рома, блестевшие на его тупом подбородке, и злобно уставился на Ефремова. Ничего не ответил пленный на вопрос Скульского и опять закрыл глаза.

— Сразу видать, что новичок, — сказал Ефремов. — Придет в себя, разговорится.

Но пленный так и не заговорил. Его руки безжизненно сползли с груди, он вдруг захрипел, вытянулся.

— Готов, — мрачно сказал Савченко.

— Неужели? — Костромин приложился ухом к широкой груди гитлеровца, послушал и свирепо накинулся на Сергея:

— По голове ударил?

— Прицеливаться некогда было, — нахмурился Сергей. — Хватил, сколько было сил.

— Угробил такого «языка»! — рассердился Уразбахтин.

В блиндаж вошли саперы. Доложили, что немцы подорвали свое проволочное заграждение управляемыми фугасами: в спешке и панике они не разобрали, что его «форсируют» чучела. Гитлеровцы бросились в образовавшиеся бреши, наткнулись на огонь и потеряли более десяти человек.

Ефремов взял трубку телефона. На улице лил дождь, и командиру взвода не хотелось упускать дорогого времени. Ложная атака, подготовленная совместно с саперами и артиллеристами, показала, что участок, куда гитлеровцы заманивали наших солдат, ночами тайно насыщался различными огневыми средствами. Они были уничтожены сокрушительным артналетом. Младший лейтенант представлял положение противника, недосчитавшегося многих солдат, огневых точек, позволившего целому отделению русских зайти в тыл и утащить «языка». Чутье подсказывало ему, что враги не ожидают повторного удара, и, позвонив командиру разведотряда, он попросил разрешения на новый поиск.

— «Языка» приказано взять во что бы то ни стало, — сказал Ефремов.

Через полчаса семеро опять двинулись к немецкой пулеметной точке. Сквозь пелену моросившего дождя, освещаемую мерцающим светом ракет, были видны силуэты двух вражеских солдат, бродивших по поляне перед лесом. Они подбирали трупы. Разведчики проскользнули через бреши в заграждении и поползли. Час назад младший лейтенант Ефремов заметил, откуда выбегали немцы.

Выдвинулись влево и залегли Савченко и Уваров, отползли вправо Ефремов и Скульский. Вооруженные Ручными пулеметами, автоматами и гранатами, они чутко прислушивались, оберегая разведчиков группы захвата: Анвара Уразбахтина, Ивана Костромина и Сергея Матыжонка. Им было приказано подползти к землянке и связать часового. Если охраны возле нее не окажется, разведчики должны были взять в плен первого, кто выйдет на улицу или пройдет мимо. Сергею Матыжонку было приказано при всех обстоятельствах уходить последним.

Последним…

Медленно продвигались к цели разведчики. Никто их не окликал, ни один вражеский солдат не встретился. Тропинка привела к крайней землянке. Часового нигде не было. Сергей первым подполз к светившемуся оконцу и заглянул внутрь землянки. Два немецких офицера сидели у топившейся железной печки и сушили одежду. Виднелись сапоги гитлеровцев, лежавших на нарах.

Прошло минут десять, на улицу никто не выходил. Неподалеку послышался возбужденный разговор двух немцев. Кто-то щелкнул затвором, шумно вытер ноги и зашел в соседнюю землянку. В любую минуту разведчиков могли обнаружить. Надо было действовать. Сергей понимал, что в этой обстановке едва ли удастся без шума схватить «языка», и ни на миг не забывал, что должен был уходить последним. Надо постучать в окно или в дверь землянки. Уразбахтин и Костромин схватят гитлеровца, который появится на улице, оглушат его, свяжут и потащат к своим, а он должен встать у входа, действовать ножом, прикладом, гранатой. Как вызвать немца на улицу? Стук в окно насторожит их, они выйдут с оружием, наверное, всей группой.

Лил дождь. Крупные, тяжелые капли падали с крыши землянки, искрились в лучах света, выбивавшегося из оконца. Пахнул ветерок, принес дымный запах сухих еловых дров — запах сибирской тайги. И в этот миг вспомнился Сергею морозный зимний вечер.

…Его отец, любитель охоты на коз, однажды поехал с компанией в тайгу. В старом пустом зимовье охотники расположились на ночлег. Долго не удавалось разжечь печь. Дым никак не шел в трубу и вскоре выгнал всех на улицу. Долго мучились охотники, пока один из них не догадался забраться на крышу. Какой-то «веселый» человек, а может, хозяин зимовья, не хотевший, чтобы в трубу падал снег, забил в нее деревянную чурку. Вытащили охотники пробку, и загудела печь.

Теперь Сергей знал, что ему делать. Он подполз к товарищам, шепнул: «Здесь крупные караси, встречайте», — и стал тихо подниматься на крышу землянки. Из трубы вылетали искры, показывались косые язычки пламени. Разведчик нащупал накат из бревен, но ничего подходящего не нашел. Тогда он вынул нож и резкими взмахами стал резать свой маскхалат. Холодная сталь скользнула по телу… Знакомое с детских лет, веселое и беспокойное чувство дерзости охватило разведчика. Сергей решительно сжал в руках кусок ткани и засунул его внутрь трубы.

Не стало больше пахнуть горящими еловыми дровами. Свесившись с крыши, разведчик опять заглянул в окно землянки. Дым валил из всех щелей печурки. Один из офицеров открыл дверцу, поправил дрова и стал тереть глаза. Другой, тот, что сидел справа у печки с фуражкой на голове, но в нижнем белье, спокойно и глубокомысленно показал пальцем на потолок землянки, набросил на плечи шинель и направился к выходу.

Скрипнула открывшаяся дверь. Словно привидение, тень гитлеровца возникла справа, в противоположной стороне от того места, где притаились Уразбахтин и Костромин. Немец сделал несколько шагов к окошку, откуда легче было забраться на крышу. Трубочист совсем близко… Сергей мог схватить шарившую, за что-то цеплявшуюся руку врага, мог ударить по голове гитлеровца прикладом, пнуть в его лицо сапогом. Осторожным, бесшумным движением разведчик отодвинулся от края крыши: чувствовал, что его боевые друзья уже где-то здесь, совсем рядом. Вдруг голова гитлеровца, взбиравшегося на крышу землянки, исчезла. Послышался сдавленный стон, шум падающего тела. Сергей понял, что произошло, и мгновенно догадался, где теперь его место. Он выхватил нож, спрыгнул на землю, продвинулся к двери и замер.

— Ганс? — крикнул кто-то из землянки, кашляя. — Ганс?

Но Ганс уже не мог говорить.

Сергей остался один и мысленно поклялся не выпустить из землянки ни одного гитлеровца, сделать все, чтобы его друзья, схватившие «языка», сумели без помех добраться до группы прикрытия. На это было нужно не менее трех минут.

Три минуты — и не меньше. Хотя бы ценой своей жизни!

Из землянки, громко ругаясь, вышел немец. Сергей пропустил его и изо всей силы ударил ножом в спину. Гитлеровец свалился у ног. В землянке с минуту было тихо, потом послышались встревоженные голоса. Двое или трое спрыгнули с нар. Разведчик пропустил через узкую дверь второго гитлеровца и насмерть поразил его. Успел разведчик нанести еще один удар, но рукоятка финки выскользнула из руки Сергея. Истошно закричав, немец с ножом в груди скрылся в глубине землянки.

Три минуты — и не меньше…

В землянке слышались крики. Автоматная очередь резанула по тонкой двери. Сергею казалось, что он уже целый час стоит за бревенчатой стеной, сжимая в руке автомат и гранату. Но нет, две минуты, идет третья… Пора кончать. Разведчик пинком распахнул дверь, отскочил, швырнул в клубы дыма гранату и исчез во мраке ночи.

Занимался рассвет, когда разведгруппа младшего лейтенанта Ефремова вернулась из ночного поиска. Пропуская мокрых, уставших бойцов, прислушиваясь к затихавшим выстрелам, Ефремов остановил Сергея:

— Подожди, давай покурим. Ты солдат, настоящий солдат. Оправдал мои надежды… Я очень беспокоился, Сергей, но мне хотелось знать, каким ты будешь перед лицом смерти.

Вошли в блиндаж. Посреди тесного помещения на грубой табуретке, сколоченной фронтовым плотником, сидел немец с заляпанным грязью лицом. Он дрожал, виновато улыбался, широко раскрытыми глазами смотрел на смеявшихся солдат. Пленный был в нижнем белье, измызганном, мокром. Одна штанина кальсон была завернута, другая, с черными грязными тесемками, свисала на босую ногу.

— Давно я мечтал посмотреть на такого красавца, — произнес Костромин. — Я по улице его поведу, чтоб народ посмотрел.