Позывные Зурбагана - Валентина Мухина-Петринская

— Ну, это, брат, — мистика! — усмехнулся Женя.

— То говоришь — жить не хочется, а то боишься утонуть, — удивился я.

— Жить не хочется, но тонуть в ледяной воде тоже что-то не поманывает…

— А где бы ты хотел работать? — сочувственно спросил Алеша.

— Сам не знаю. Все равно, какая работа, никуда от нее не денешься… В тепле чтоб, и народа поменьше. Не надо об этом говорить. Успею еще… когда выпишут из больницы. Чего заранее расстраиваться. Вы сами-то где устроились?

Мы рассказали. У несчастного парня вдруг заблестели потускневшие глаза. Он с завистью уставился на Алешу.

— Вот бы мне в пекарню. Тихий уголок. Хлебом пахнет. Помощник тебе не нужен?

Алеша внимательно посмотрел на него.

— Нужен. Как раз мне нужен помощник. Но… работа не легкая. Тяжелая, прямо скажу, работа. Если ты будешь отлынивать, одному мне не справиться. Никак.

— А жить где?

— При пекарне две комнатки. Там и будем жить. Вот и Женя с нами.

Виталик аж задохнулся от волнения.

— Ребята! Возьмите меня к себе! — взмолился он. — Честное слово, не буду отлынивать!

Очень ему захотелось работать в теплой пекарне. Да и мы все, видно, не внушали ему больше страха. Он прямо-таки уцепился за эту мысль.

— Придется тебе тогда завтра выписываться из больницы, — строго сказал Женя. — Один Алеша не справится. Я бы помог, но еду на станцию за машиной. А как получу, меня сразу пошлют на ней куда-нибудь.

— Выпишусь, что же делать. Завтра попрошу меня выписать, — заверил нас разволновавшийся Виталий.

Алеша пробовал его разубедить, все же парню не мешало хоть недельку полечиться после всех его испытаний, но Виталий только мотал головой. Он действительно панически боялся жизни, а пекарня представлялась ему, видимо, кельей, где он укроется от жестоких людей, Байкала, непогоды, напастей и страха. Он чуть не заплакал, умоляя Алешу укрыть его в пекарне.

И мне вдруг стало жалко этого несуразного парня. С детства мне было присуще одно свойство: я почему-то легко ставил себя на место другого человека, даже совсем не похожего на меня, проникаясь его настроением и ощущениями.

— Вот что мы сделаем, — предложил я. — Ты, Алеша, оформляй его с завтрашнего дня на работу, а я за него неделю поработаю, пусть он лежит в больнице. Я пока свободен, занятия на курсах начнутся недели через две-три.

Виталий сначала даже не поверил, а когда понял, что я это всерьез, умилился до слез. На этом мы распрощались — куда теплее, чем встретились.

На высоком крыльце пекарни нас ждала с вещами Христина. Она была в восторге, что мы опять все вместе. Мы внесли в мансарду ее тяжелые чемоданы и отправились за моими вещами. Отец вроде бы даже огорчился, пытался уговорить меня остаться, но я решительно ушел: чувствовал, что мешаю ему, да и Алешу не мог оставить. Затем Алеша послал меня в больницу за документами Виталия.

Посоветовался и с лечащим врачом, она не возражала…

Через неделю Виталий был уже в пекарне. Устроились мы отлично. В меньшей угловой комнате — Алеша и я, в большой проходной — Женя и Виталий. Очень даже уютно!

Для Алеши начались страдные дни. От волнения он даже похудел, будто перенес тяжелую болезнь. Никогда не думал, что выпечка хлеба — такое канительное дело.

Опару Алеша готовил сам, будто священнодействовал (на 100 килограммов муки — 80 литров воды, нагретой до 42 градусов Цельсия, 1,25 килограмма дрожжей).

Когда смесь была готова, Алеша включал электромотор, и «руки» деловито месили опару ровно восемь минут. Расстойка — три часа десять минут, потом тесту бродить еще целых два часа. Потом перебивка и так далее — утро, день, вечер… Семь часов на сон. По существу, работали две смены подряд — это, конечно, черт знает что!

Я не успел выразить возмущение, как Алеша заранее попросил меня не жаловаться отцу.

— Все придет в свое время, — пояснил он, — мы несколько расширили ассортимент изделий, а навыков еще не приобрели. И просить подмоги с первых дней неловко. Понял?

Я понял и дал слово пока помалкивать. Но я отвлекся. При всем этом надо было следить, чтоб не было непромеса (комочки муки), закала (прослойки сплошной массы без пор). Забота о накоплении в хлебе ароматических веществ и еще множество всяких важных «мелочей». Например, если хлеб сразу подвергается действию слишком высокой температуры, стремительно расширяющиеся газы могут разорвать корку или испортить мякиш, образуя в нем толстостенные пещеры, а то и совсем оторвать корку от мякиша.

На московском хлебозаводе, где Алеша работал бригадиром смены (мастер-пекарь), он отвечал лишь за свой участок; за работу тридцати человек, за каждый килограмм хлеба из сорока тонн, выпекаемых за смену, и все же это был лишь один участок. Здесь он отвечал за все.

Виталий просто очумел от работы, но командовать он мог лишь своими руками и ногами. Полы он мыл по-матросски: выливал несколько ведер воды и тер шваброй. Надо было просеять соль, развести ее в воде. Опрятно держать инвентарь и посуду. И топка печи — дело далеко не простое — целое искусство.

Учитывая, что парень все же преждевременно выписался из больницы, а у Алеши и так дел по горло, я заявлялся в пекарню ежедневно, как на работу, благо жил в соседней комнате. У меня даже появились свои личные обязанности: каждое утро я промывал кипятком бак для заварки, дежи, всякие мелкие принадлежности для хлебопечения — лопаты, кисти из щетины, деревянные веселки для размешивания муки с водой, сито для просеивания муки. И уж совсем неожиданностью для всех оказалось то, как я наловчился плести халы, чуть ли не быстрее, чем Алеша.

За этим делом и застал меня отец. Он стоял в дверях и, улыбаясь, смотрел, как ловко и споро формую я на столе халы. Хватаю кусок теста, расплющиваю в лепешку, растягиваю, приминаю, превращаю лепешку в батончик, раскатываю его ладонями (концы полученных жгутиков должны быть гораздо тоньше, чем середина). Шесть готовых жгутиков заплетаются, словно коса, оставшиеся кончики сводятся вместе и сплющиваются пальцами. Вот!.. Готовую халу кладу на доски, посыпанные мукой. Перед посадкой в печь халы смазываются яйцом.

— Помогает? — кивнул на меня отец.

— Золотые руки у Андрея, — серьезно сказал Алеша. — Проходите, Андрей Николаевич, в комнату и раздевайтесь. Сейчас посадим халы в печь и освободимся минут на сорок пять.

На верху лестницы показалась Христина в платье лимонного цвета из тонкой шерсти. Чудеса, только что видел ее во фланелевом халатике.

— Андрей Николаевич! — радостно воскликнула она и сбежала вниз. Большие глаза ее сияли, как обрызганные росой фиалки. Волосы, которые она носила подобранными, чтоб не мешали, она успела распустить — цветущая рожь!..

Христина даже не скрывала свою радость — зачем? — она любила моего отца и готова была отстаивать свою любовь перед целым светом. Не знаю (тогда не знал), любил ли он ее, но, во всяком случае, восхищался ею. А кто не восхищался?

Христина провела отца в комнату ребят, первую, проходную, где они отдыхали, коротали свободное время, там же стоял телевизор.

Отец с Христиной присели у стола и оживленно заговорили. Я невольно взглянул на Алешу. Он старательно подгребал жар печи наперед, готовя печь для посадки хал. Широкое, добродушное лицо его раскраснелось, глаза смотрели грустно. Бедный друг мой…

Покончив с последней халой, я включил электрический чайник и стал накрывать на стол.

— Подождите горячую булку, — посоветовал Виталий, присоединяясь к нам. За ним скоро вошел Алеша и устало опустился на стул у окна.

Христина еще вчера рассказала, что директор института «Проблемы Севера», то есть мой отец, достал для нее автобус, так, маленький фургончик зеленого цвета. Но сама она водить не умеет, а постоянного шофера ей предоставить не могли, так как фургончик будет простаивать то здесь, в Зурбагане, то на участках, куда она будет выезжать на несколько дней для медицинских обследований.

— Мне бы такого шофера, чтоб он и за лаборанта или даже медбрата при необходимости сошел. Я б его обучила всему, что требуется, — сказала она, взглянув на меня.

— Трудное дело подыскать такого, — усмехнулся отец. — Разве вот наш Андрейка… Когда освободится от пекарни. Кстати, тебе, Алеша, выделили второго помощника — только ищи его сам. Ребята помогут.

Христина слегка покраснела.

— А я ведь и подговаривалась насчет Андрея… Ты согласен, Андрюша?

Черт побери, кажется, я в Зурбагане нарасхват!..

— Я-то согласен, раз в пекарню дают человека, но сначала надо экзамен на водителя сдать. Прав-то у меня нет, хотя машину водить умею — легковую. А вообще, говори с Кузькиным. Я поступлю к нему на автобазу.

— Это можно ускорить, — сказал отец, — но временно, учтите. В Зурбагане требуется тренер по фигурному катанию. Родители требуют.