Нерассказанная история - Моника Али

Я пообещал, что переключусь на другой канал, как только узнаю ситуацию. Она отвернулась к окну.

Но я успел увидеть ее лицо. В глазах не было слез. Только вызов.

Труднее всего в жизни оказалось принять решение: выполнять наш маленький план или нет. Станет ли он крайней степенью выражения ее бесшабашности, после чего она пройдет точку невозврата? И в какой именно точке следует пересечь эту границу? Даже сейчас, когда мы продолжали ехать, мне все казалось, что мы можем повернуть машину и возвратиться на яхту. Сказать, что она назначила мне встречу, желая немного посмотреть страну, вдали от любопытных глаз прессы. Конечно, поднимется шум, посыплются вопросы о ее психическом здоровье, следует ожидать взрывов ярости против такого поведения матери будущего монарха и тех, с кем она предпочитает общаться. Но еще не поздно.

Я ей так и сказал.

Но она покачала головой:

– Это не игра.

Она действительно необыкновенная женщина. Бремя долга, обязанностей принцессы, матери, ошеломляющей славы – все это должно было побудить ее жить с оглядкой и постоянно помнить о границах, которые нельзя переступать. Но это сделало ее еще более раскованной и опрометчивой. Помню, как несколько лет назад, когда она каталась на горных лыжах в Австрии, позвонил ее телохранитель. Он умолял меня заставить ее образумиться. Как прикажете исполнять свою работу, если принцесса исчезла из отеля, выпрыгнув в снег с балкона первого этажа с высоты около двадцати футов? И пропала на всю ночь, возможно, была у своего любовника? Думаю, она сама боялась того, как далеко может зайти и в каких экстремальных обстоятельствах очутится, если не выдернет себя из этой жизни.

2 февраля 1998 года

Через два дня мне пришлось оставить ее в Белу-Оризонте… несмотря на то что она стала понемногу оттаивать. Я должен был отправиться в Пернамбуко и вернуть взятую напрокат лодку. Как всякий турист, я снял ее на неделю. Не стоило возбуждать даже малейшие подозрения.

Затем я поехал в Вашингтон, где, как предполагалось, должен был корпеть над книгами в Библиотеке Конгресса. На мою почту пришло полтора десятка сообщений.

Голова раскалывалась. Я провел день, лежа в темноте. Причиной этому были не только перепады давления в полете. Когда я впервые летал после уточнения своего диагноза – это был короткий полет в Рим, – то думал, что умру в самолете. Недаром врач не советовала мне летать. Впрочем, и не запрещала. Что, если это спровоцирует рост опухоли?

Но доктор ответила, что этому нет никаких доказательств. Неизвестно, вызовет ли это рост или кровотечение опухоли. Сама она предпочла бы, чтобы я не отрывался от земли.

Она никогда не отвечает определенно. Хотя обладает энциклопедическим знанием болезней мозга и злокачественных опухолей. Когда я подбиваю ее говорить на абстрактные темы, она мгновенно оживляется: о радость – говорить на своем уровне с таким же, как она, доктором философии, хотя области наших наук весьма далеки друг от друга. Но спроси ее о чем-то практическом, например, о моем состоянии, и она мгновенно мрачнеет, словно я пытаюсь ее на чем-то подловить.

Я решил не упоминать о моей анапластической олигодендроглиоме (какая восхитительная белиберда!) кассирам авиакомпании при заказе билетов на самолет. Я, естественно, сгорю от стыда, если потеряю сознание прямо в воздухе, но, как говорится, волей-неволей дело нужно делать. Я читал о гражданских исках против пассажиров, имевших глупость признаться в наличии подобного недуга. Эти судебные дела кончались одинаково: несчастным запрещали подниматься на борт.

Итак, я лежал в затемненной комнате вашингтонского отеля, после того как дело было сделано, и боялся одного: что голова вот-вот лопнет. Ничего, обошлось.

На следующий день я не стал никому перезванивать. К тому времени, казалось, все забыли, что вообще мне звонили. Все, если не считать дорогой старушки Патрисии, которая предполагала, что я слишком расстроен, чтобы говорить по телефону. Официального заявления пока еще не было.

– Но никто больше не говорит о спасении и поисках. Говорят о том, как бы поднять тело. Не более того.

В голосе звучали нотки возбуждения, типичные для тех, кто пересказывает неприятные новости, почти их не касающиеся.

Я сказал, что вылетаю первым же рейсом, на который удастся купить билет.

Моя младшая сестренка тяжело вздохнула.

– Стоит ли? – бормотала она, хотя и была похвально сдержанна и старалась держать свое мнение при себе. Я знал: она ужасно боялась, что каждый раз, заходя в самолет, я укорачиваю себе жизнь. Может, она и права. Кто знает? Уж наверняка не доктор Пател.

– Все так… ошеломлены, – сказала она. – Я вспоминаю тот день, когда ты привел ее к чаю. Как она была прелестна, как естественна! Спрашивала о детях, восхищалась садом. А потом посуду помыла! Я всем об этом рассказываю. И подумать только… как, по-твоему, это действительно было… было…

Она не могла говорить, вероятно, ее одолевали эмоции, или же на нее давила деликатность ситуации. Хотя пресса бесконечно рассуждала об акулах, которые могли бы… Патрисия была не в силах произнести это слово.

3 февраля 1998 года

Все произошло, как я планировал. Выбери я главный пляж Боа Виажем, где были повсюду развешаны объявления, предупреждавшие купальщиков о риске нападения акул, в прессе поднялась бы настоящая буря, если бы она настаивала на ежедневных купаниях. Серферов поедают с прискорбной регулярностью, но принцесса – дело другое.

Пляж, который я выбрал, находился довольно далеко от Ресифи Боа Виажем и считался довольно безопасным, со спокойными водами. Но я также помнил, что последнее нападение акул на человека произошло пять-шесть лет назад. Конечно, прессе легко рассуждать о новых изменениях подводной экосистемы, привлекшей туда тупорылых акул.

Я так хорошо изучил тему, что в одну из встреч, возможно, с излишним энтузиазмом выкладывал информацию.

– О, пожалуйста, хватит, – оборвала она. – Меня совершенно не интересуют детали. Главное – оказаться в воде.

Сама идея принадлежала ей. Она рассуждала на эту тему около года.

– Лоуренс, неужели нет способа заставить меня исчезнуть? Люди инсценируют собственную смерть, не так ли? Идут купаться и пропадают. Заставьте меня исчезнуть, Лоуренс. Подняться на небо в облаке дыма. Бьюсь об заклад, вы проделывали это в МИДе. Шпионы и все такое… Вы знаете, как это провернуть. Более умного человека, чем вы, я не знаю. И вы единственный, кому я доверяю.

Были и вариации на эти темы, иногда шутливые. Иногда жалобные. Некоторые излагались с душераздирающей откровенностью. Должен признать, что я был не столько встревожен, сколько польщен. По крайней мере вначале. Но постепенно она все больше отчаивалась.

Когда я начал понимать, насколько она была серьезна, то объяснил, что дело, хоть и рискованное, но вполне осуществимое.

Она долго молчала. Мы сидели в ее личной гостиной. На столе передо мной стояла ваза с ее любимыми белыми розами, но либо они не имели запаха, либо все мои чувства были направлены только на нее. Помню аромат ее духов «Фобур 24».

– Да, – выговорила она наконец, – помогите мне.

И этих простых слов оказалось достаточно, чтобы я был готов на все ради нее.

4 февраля 1998 года

Шпионы и все такое. Эти заученные слова она произносила со смесью лукавого кокетства и обезоруживающей наивности. Но в этом есть частица правды. Я знаю, как делаются такие дела. Главным предметом изучения было место предполагаемого происшествия и уверенность в том, что ни тело, ни его фрагменты не будут найдены. Если верить статистике, во Флориде и Австралии случается больше нападений акул, зато здесь, в Пернамбуко, чаще происходят смертельные случаи. Я предпочел Бразилию, где английский не слишком распространен и ей будет легче исчезнуть в первые критические недели. Это решило вопрос. Потом я прочитал еще одну статистику: людей, пропавших в море.

И точно, пресса услужливо снабдила меня историями, которые, как мне казалось, могут создать веский прецедент! 7 декабря 1967 года Гарольд Холт, премьер-министр Австралии, поехал на пляж Чевиот-бич неподалеку от Мельбурна, вошел в воду и исчез. После тщательных поисков и спасательной операции, не давших результатов, было выдвинуто предположение, что он стал жертвой акул. Состоялись похороны. Кроме того, в газетах сообщалось о попытке побега троих заключенных из Алькатраса.

Фрэнк Моррис, Кларенс и Джон Англины. Их исчезновение дало пищу для самых кошмарных предположений журналистов. Все те, кто прыгал со скалы, официально считались утонувшими, хотя тела никогда не всплывали, возможно, став пищей леопардовых акул. Газеты пестрели подобными историями, выдуманными или истинными, об исчезновениях людей на пляжах Флориды, гавайских, австралийских, бразильских и так далее. Список был длинным. И создавал хорошую основу для истории, которую я хотел сочинить.