Сверхновая американская фантастика, 1996 № 08-09 - Лариса Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бродяги приходили к нам во множестве. Через Фэйрсбург пролегали Пенсильванская и Нью-Йоркская центральная железные дороги (сейчас это Норфолкская, Западная и Конрэйл), они огибали нашу ферму, и когда на станции останавливались товарняки, чтобы прицепить или отцепить вагон, бродяги, путешествовавшие на них, иногда разбредались и ходили по домам, попрошайничая. В город они обычно не совались, ходили по окраинам, а наш дом как раз отстоял от города на приличное расстояние, зато был близко к железнодорожным путям, поэтому мы подходили им как нельзя лучше.
Каждый раз бродяги подходили к нашему дому, и поднимались на крыльцо со двора, держа узелочек со своими пожитками в руке (я никогда не видел, чтобы кто-нибудь из них нес узелок на конце палки, как это часто рисуют в мультиках). Когда мать открывала дверь в ответ на стук, попрошайка снимал шляпу и говорил «Мэм, не найдется ли у вас что-нибудь поесть?». Мать никогда не прогоняла бродяг. Ей было их жалко. Некоторые вызывались в обмен на еду выполнить какую-нибудь домашнюю работу, большинство же, что-то получив, просто уходили.
Роуну мать тоже сделала сэндвич и налила стакан молока. Тот поблагодарил ее и уселся на ступеньку. По тому, какие большие куски он откусывал, и как жадно он глотал молоко, было видно, что голодал бедняга сильно. У него не было узелка с вещами, а грязная и изодранная одежда, тем не менее, выглядела так, как будто не так давно была новой.
Стоял теплый сентябрьский день, я только что вернулся из школы. Колоть дрова было жарко, и я больше отдыхал, чем размахивал топором. Закончив есть, бродяга приоткрыл дверь, ровно настолько, чтобы поставить стакан внутрь, снял пиджак, подошел ко мне, взял у меня из рук топор, и сам стал колоть дрова. У незнакомца было узкое лицо, длинноватый нос и серые глаза. По тому, как он орудовал топором, мне стало ясно, что никогда раньше дров он не колол, но быстро приноровился. Мне оставалось только стоять и смотреть.
Мать тоже наблюдала, с крыльца. Он все колол. Наконец она сказала:
— Больше не надо. Ты и так уже более чем отработал свой сэндвич.
— Не волнуйтесь, мэм — ответил Роун, и опустил топор на очередное полено.
Во двор въехал старый побитый грузовичок отца, купленный им за 25 долларов. Отец ездил в город за комбикормом для цыплят. Он подогнал грузовичок к двери сарая, и я помог ему вынести два мешка комбикорма. Отец казался высоким и тощим, но был раза в два сильнее, чем можно было подумать, и моя помощь была ему в общем-то без надобности. Но он сделал вид, что я очень пригодился.
Отец посмотрел на Роуна.
— Это он наколол дров?
— Ну, я тоже немножко — ответил я.
— Мать его покормила?
— Она дала ему сэндвич и стакан молока.
Мы вошли в дом. Мать только что закончила чистить картошку, и поставила ее вариться. Она всегда готовила на дровяной печке.
— Чёрт — сказал отец, — может, нам предложить ему поужинать?
— Я поставлю еще тарелку.
— Пойди скажи ему, Тим. И забери у него этот чертов топор.
И я пошел и сказал ему и встал прямо перед Роуном так, что тот не мог больше колоть дрова. Роун прислонил топор к поленнице. Его глаза напомнили мне пасмурное зимнее небо.
— Меня зовут Роун — сказал он.
— А меня — Тим. Я хожу в школу. В шестой класс.
— Молодец.
Его волосы, выбивавшиеся из-под шапки, были каштановыми. Их нужно было постричь.
— А руки у вас можно где-нибудь помыть?
Он говорил немного замедленно, будто взвешивая каждое слово.
Я показал, где у нас во дворе кран. Бродяга вымыл руки и лицо, а потом снял шапку и причесался расческой, извлеченной из кармана рубашки. Он был небрит, но тут уж ничего не мог поделать.
Потом надел свой пиджак, и положил шапку в карман. Я увидел, что его взгляд направлен мне через плечо.
— Это твоя сестра?
На дороге остановился новый «форд», из которого вышла Джулия, направившись во двор. «Форд» укатил. У Джулии была подружка, Эми Уилкинс, и частенько после школы, вместо того, чтобы идти со мной домой, Джулия заходила к Эми, и иногда отец Эми отвозил сестренку домой. Он работал на почте. Нам всегда казалось, что Уилкинсы богаты. По сравнению с нами, так оно и было.
— Откуда ты знаешь, что она моя сестра? — спросил я Роуна.
— Похожа на тебя.
Проходя мимо, Джулия мельком взглянула на Роуна. Его присутствие не смутило ее, она уже привыкла к бродягам. Сестренке было только девять лет, она была очень худенькой. Я безумно обиделся на Роуна, когда тот сказал, что мы похожи, потому что считал ее невзрачной. Мне было одиннадцать.
Когда Джулия зашла в дом, мы с Роном подошли к крыльцу и сели на ступеньки. Вскоре мать позвала нас ужинать.
Теперь Роун ел вовсе не как бродяга. Правда, может быть, сэндвич, который он умял и молоко несколько перебили ему аппетит, и поэтому он не набрасывался на еду. Мать приготовила пирожки с ветчиной, и разбавила выделившийся сок водой, чтобы получилась подливка для картошки. Роун постоянно поглядывал на нее. К чему бы это. Для меня она всегда была красива, но я принимал это как должное, ведь это же была моя мать. Ее темно-каштановые волосы были зачесаны назад и стянуты в пучок на затылке. Зимой ее кожа была молочно-белой, но с приходом весенних работ в огороде становилась не такой бледной, и за лето делалась золотистой.
Роун уже представился ей и отцу.
— Откуда будешь? — спросил отец.
Поколебавшись на мгновение, Роун сказал:
— Омаха.
— Плохо там идут дела?
— Типа того.
— Сейчас везде плохо.
— Передайте, пожалуйста, соль — попросила Джулия.
Мать подала ей солонку.
— Еще картошки, мистер Роун?
— Нет, спасибо, мэм.
Джулия посмотрела на него через стол.
— Вы путешествуете вчёрную?
Он не понял ее вопроса.
— Она хочет спросить, вы ездите под товарными вагонами, так, чтобы вас не заметили кондукторы? — объяснил я.
— А. Ну да.
— Это не твое дело, Джули — сказала мать.
— Я же только спросила.
Мать испекла сливочный пирог с кокосом и положила каждому по большому куску. Роун попробовал и посмотрел на нее.
— Можно вас спросить, мэм?
— Конечно.
— Вы испекли этот пирог в дровяной печке? — он заметил печку, когда мы проходили через кухню.
— А где же еще — другой у меня нет, — ответила мать.
— Мне кажется — произнес Роун, — что одна из главных проблем человечества заключается в том, что люди всегда ищут чудеса там, где их нет, в то время, как настоящие чудеса творятся у них под носом, и на них никто не обращает внимания.
Ну кто мог ожидать от бродяги такой речи? Мы все так и замерли, уставились на него. Затем мать улыбнулась и сказала:
— Спасибо, мистер Роун. Это самый лучший комплимент, который я когда-либо слышала.
Мы закончили ужин в молчании. Потом Роун посмотрел сначала на мать, затем на отца.
— Я никогда не забуду вашей доброты. — Он встал из-за стола. — А теперь, с вашего позволения, думаю, мне пора.
Мы промолчали. Наверное, никто не смог придумать, что бы сказать. Мы слышали, как он прошел через кухню, как открылась и закрылась дверь черного хода. Мать сказала:
— Наверное, бродяжничество у них в крови.
— Так оно и есть — отозвался отец.
— Ну ладно, хорошо, что у них, а не у вас — мать посмотрела на нас с Джулией. — Джули, помоги мне помыть посуду. Тим, мне кажется, тебе надо делать уроки.
— Нам сегодня мало задали.
— Тем более, чем скорее ты за них возьмешься, тем скорее освободишься.
Я замешкался за столом. Джулия тоже. Тут было интереснее. Прогрохотал товарный поезд. Я ждал, когда он начнет замедлять ход, но поезд промчался мимо. В доме все задребезжало. Может быть, следующий остановится в Фэйрсбурге, чтобы отцепить или прицепить вагон, и Роун сможет на него сесть.
Отец сказал:
— Эмма, в понедельник на заводе начинают принимать виноград. Поэтому я снова выхожу на работу.
— Опять, допоздна…
— Ничего не имею против.
— Мистер Хендрикс сказал, что в этом году я опять смогу наняться к нему.
Можно будет начать на следующей неделе.
— Если повезет — сказал отец — в этом году удастся даже купить тебе газовую плиту.
— Необходимо купить слишком много всего, к тому же детям нужна одежда.
Осенью у нас всегда была масса денег — отец работал на винном заводе, а мать собирала виноград. В период разлива вина по бутылкам отец тоже работал на винном заводе, но в течение года это бывало всего несколько раз, и получалось, что в общей сложности он работал не больше трех месяцев в году. Но нам всегда удавалось свести концы с концами, потому что отец выращивал фасоль, кукурузу и помидоры на продажу. Ферма наша была маленькая, и большая часть земли была слишком холмистой для обработки, но того, что отцу удавалось-таки вырастить, хватало, чтобы мы не обнищали вконец и не попали в работный дом. Кроме того, мы держали корову и цыплят.