Пепел (СИ) - Бунькова Екатерина

Простынь уже была мокрой от пота. Чувствуя себя последним неудачником, я спустил штаны: мне ничего не оставалось, кроме как удовлетворить себя руками. Низкий, плебейский способ. Я так делал только в дурном юношеском возрасте, прячась за ширмой в купальне одной из фрейлин, пока однажды она меня не обнаружила и не научила искусству любви. С тех пор мне ни разу не приходилось делать это в одиночестве: всегда находилась женщина, желавшая разделить со мной огонь страсти. А теперь я лежу один в мокрой постели и пытаюсь руками освободить себя от напряжения. Унизительно. Это даже более унизительно, чем если бы меня заставили удовлетворить Лан на глазах у этих двух мужиков — ее так называемых мужей.

Подумав об этом, я тут же вспомнил Закка с его однообразными, тупыми движениями, а потом и Эдара, заинтересованного не в процессе, а в результате. Они словно на работу к ней пришли: детей делать. Да и она к их деятельности так же отнеслась. Боги, как же это было мерзко. Неужели завтра мне предстоит то же самое?

Представив себя на месте Закка, я вдруг ощутил, что возбуждение стремительно отступает. Что? Нет! Со мной такого не может быть! Ну да, я не влюблен в нее, но я все же ее муж. Что будет, если завтра я не смогу этого сделать? Как я буду жить, если она растрезвонит об этом по всему Асдару? Так, нужно срочно подумать о красивой девушке. О той горничной, например. Как там ее звали? Ашка? Айяра? Аори? Черт, да без разницы, главное вспомнить, как она выглядела: пышная грудь, круглые ягодицы, красные губы и сладкий голосок. Кричи, моя пташка. Кричи хотя бы в моей памяти!

После долгих мучительных попыток воссоздать в воображении ее образ во всех подробностях, мне все-таки удалось сделать это, и я смог освободиться от напряжения. Совершенно изможденный, я перекатился на другую сторону кровати, где простыни были не такими влажными, и уснул мертвым сном.

Я проснулся ужасно голодным, злым, но зато готовым во что бы то ни стало наладить свою жизнь. Все-таки я не девица, проданная коронованными родителями в обмен на политические выгоды. Я Эстре Ди Шайд — прямой потомок древнего клана правителей Крагии. Пора сжать зубы, поднять голову и потребовать то, что мне причитается по праву рождения. Даже если это просто завтрак.

Прежде, чем выйти наружу, я долго думал, что надеть. С одной стороны, я ненавижу одежду Асдара. А с другой стороны, если я буду играть по их правилам, они быстрее примут меня. Сжав зубы, я натянул на себя небесно-голубой костюм, подбитый светло-серым мехом. В этом костюме я всегда был неотразим, ведь он еще больше подчеркивал мой необычный цвет глаз — светло-голубой, почти прозрачный, в обрамлении черных ресниц и бровей. Также я надел несколько фамильных украшений из белого золота, чтобы напомнить всем, к какому роду принадлежу. Приведя в порядок свой внешний вид, я сделал глубокий вдох и уверенно направился в сторону общей столовой, где еще пару недель назад меня рады были накормить любыми блюдами, которые бы я ни попросил. Хватит уже прятаться по темным углам. Пора выйти на свет. И пусть я лишь красивая игрушка, но какая игрушка!

Я зашел в зал в самый разгар завтрака. Здесь была огромная куча народа. Все галдели и смеялись, и мое появление не привлекло особого внимания. Разве что ближайшие люди проводили меня любопытными взглядами. Я поднял голову и пошел к центральному столу, где сидели князь, Великая Мать, «великая бабушка», куча детей последней и… два других мужа Лан. Проигнорировав презрительный взгляд Закка и хмурый — Эдара, я подошел к Лан и спросил:

— Можно?

Она удивленно подняла на меня глаза. Осмотрела с головы до ног, растерянно пожала плечами и подвинулась. Я максимально грациозно постарался забраться на освободившееся место между ней и Закком (и кто только придумал эти дурацкие лавки?). Последний зашипел и отодвинулся с таким видом, словно рядом с ним пытался разместиться прокаженный. Ну и на здоровье. Мне же будет свободнее.

— Суп будешь? — спросила Лан, вставая и поднимая крышку с большой супницы.

— Да. Пожалуйста, — ответил я и с внутренним торжеством стал следить за тем, как величайшая женщина этой страны наливает мне тарелку супа, будто самая обычная служанка. Вот так-то, господа. Любую роль нужно играть достойно, и ты займешь подобающее тебе место.

— Чего ты его, бездельника, кормишь на халяву? — прогудел на весь стол Эдар. — Пусть сначала поработает, а потом уже ест.

— Немного наработаешь на пустой желудок, — спокойно ответила Лан, ставя передо мной тарелку. Работа? Хотите сказать, мне тоже предстоит, как Шаарду, корпеть над бесконечными учетными книгами? Черт! А я так надеялся, что меня это не коснется.

Поблагодарив ее (чтоб ты подавилась, благодетельница!), я принялся за суп. Организм наконец-то очнулся от своей дремы, и теперь я просто умирал с голоду. Но сдерживался, чтобы не выглядеть оголодавшим попрошайкой.

— Взять тебя сегодня с собой? — неожиданно предложил Эдар. Я с удивлением посмотрел на него, но, кажется, он сказал это на полном серьезе. Он и правда считал, что я захочу работать в кузнице. Может, мне еще и поле распахать? Или бревна на лесопилке потаскать?

— Я буду делать то, что прикажет Великая Мать, — с достоинством ответил я. Лан в удивлении повернула ко мне голову. Окружающие сначала выпучились на меня, потом на нее. Так. Кажется, я что-то не так сказал. Надо будет уточнить у Бардоса.

Лан подумала немного, потом пожала плечами, соглашаясь. Окружающие переглянулись и вернулись к еде. Меня отпустило: по всей видимости, никаких традиций я не нарушил, просто действую не по шаблону. Ну и ладно. Я все-таки чужеземец, мне простительно.

Когда завтрак был завершен, и люди потянулись на выход, я подошел к Лан, поклонился, стараясь смотреть не совсем ей в глаза, а на ресницы, как когда-то учил меня брат на случай, если придется скрывать от собеседника свои эмоции. Вот уж никогда бы не подумал, что придется применить этот прием для общения с собственной женой.

— Ты бы переоделся, — сказала она, оглядев мой наряд. — А то испачкаешься.

Испачкаюсь? Дорогая моя, это вы, варвары, не умеете толком владеть пером, судя по той писанине, что прислала нам твоя мать, а я с детства приучен не только не пачкать рукава, но еще и документы оформлять не хуже мастера каллиграфии.

— Пойдем, — сказала она, махнув мне рукой. Мы прошли несколько галерей, спустились в сад и пошли по извилистым тропинкам в сторону хорошо знакомой мне поляны. Внутри шевельнулись неприятные воспоминания, но я стиснул зубы и силой воли прогнал их.

— Вот, — сказала Лан, остановившись возле самого большого костровища и обведя поляну движением ладони. — Будешь прибираться здесь. До обеда как раз хватит.

Что? Убирать грязь? Я?! Нет, я еще понимаю, почистить свои покои (хоть и это было недостойно) — тут я сам виноват, что остался без слуг. Но прибирать следы чужих гульбищ?

— Ведро и лопату найдешь вон там, под лестницей, — она махнула рукой в нужную сторону. — Золу будешь относить вон под те деревья и аккуратно там рассыпать. Смотри, не насыпь на клумбы! Угли кроши и туда же вываливай. А если что не прогорело, оставь тут — ночью догорит. Когда закончишь, сходи к южному подъезду: там вьется один мелкий пацаненок, сын нашей кастелянши, он покажет тебе, где взять новые поленья для костра.

Я глянул на нее, все еще надеясь, что это шутка, и мы встретились взглядами. Лицо Лан чуть смягчилось. Она подняла руку и коснулась моей щеки:

— Я рада, что ты больше не прячешься, — сказала она и пошла прочь. У меня внутри все ухнуло.

Черт. Бы. Побрал. Всех. Этих. Асдарцев. С их. Традициями. Так я думал, лопату за лопатой перекидывая кучки золы в ведро. Невесомый пепел вздымался из него всякий раз, как я бросал новую порцию, и казалось, что в ведре что-то горит, а над ним вьется дым. Этого «дыма» я уже наглотался по самое не хочу. А о том, какого цвета были мои руки и ноги до колен, лучше вообще промолчать. Хорошо хоть, послушался ее совета и переоделся: на новом черно-буром наряде грязь была не так заметна. Эх, видел бы меня сейчас Шаард. Какое унижение. Неужели она не могла найти мне более подходящую работу?