Подземная тюрьма - Лев Пучков

Ну вот, и все: больше вроде бы и рассказывать не о чем.

Так… Сказал вот это — и задумался: а может, зря я так бесхитростно раскрылся перед вами? У меня, вообще, есть такое: подчас хочется понравиться человеку, кажется он мне этаким свойским парнем, и я вместо того, чтобы туману о себе подпустить, таинственности навести, нарочно раскрываюсь перед ним, чтобы выглядеть наивным простачком с душой нараспашку. Обычно это работает, но порой попадаются замысловатые и неверно оцененные мною камрады, которые, напротив, сразу теряют ко мне интерес и отворачиваются.

Так вот, учитывая широту и разнообразие аудитории, предвижу кислую гримасу на холеных лицах некоторых заядлых «приключенцев». Не спецназовец, не лучший стрелок батальона, не мастер спорта по боевым искусствам, покрытый шрамами и славой, или даже просто тайный маньяк-убийца, а вполне обычный парень без опыта, связей и каких-то многообещающих задатков…

Ну и как с таким приключаться, да?

Для таких взыскательных камрадов я попробую быстренько реабилитироваться.

Во-первых, я еще не старый, так что успею набраться опыта, обрасти подробностями и угодить в разные передряги — если сразу не убьют.

Во-вторых, я — боевик. Да-да, ничего я не придумал, так негласно называют каждого, кто занимает подобную моей должность: ПНШ (помощник начальника штаба) по боевой подготовке. Неплохо звучит, верно?

То есть я, конечно, за год своей службы только и делал, что рисовал схемы, карты, плакаты и графики, но про боевую подготовку я тоже в курсе, поскольку по долгу службы мне пришлось прочесть целую кучу наставлений, уставов и методических пособий. Так что теоретически я подкован.

И кстати! Я умею стрелять. Не как спецназовец, конечно, но вполне сносно. Знаете ведь, наверное, как в полку организуют практические стрельбы: при этом ЗНШ (заместитель начальника штаба — мой непосредственный начальник) и ПНШ всегда выезжают с личным составом, так что не захочешь, а поневоле научишься. Не знаю, правда, пригодится это мне сейчас, при переходе в номенклатурный разряд, но теперь вы знаете: при случае запросто могу стрельнуть.

В третьих: я довольно сносно малюю (хотя я уже говорил), отменно рисую карты, схемы и планы, и у меня прекрасная память. Жаль, конечно, что не феноменальная — я, например, могу забыть имя девушки, с которой встречался год назад, или кому должен денег, но по части всего, что касается графики, память у меня отменная. Было дело, в мое дежурство писаря бухали ночью в кабинете и спалили экзаменационную карту, которую мы совместными усилиями малевали три дня подряд (мой шеф — заочно учится в Академии, это мы для него делали).

Так вот, писарей Окоп-раз усадил на гарнизонную гауптвахту, «легенда» на отдельных листках тоже сгорела, в результате я в одно лицо восстановил эту злополучную карту за сутки — по памяти. А просто шеф на полном серьезе пригрозил: не восстановишь, скот — убью, ну вот и…

Ой, что-то не то сказал…

В нашем образцовом полку такого не могло быть по определению, правильно? Вроде бы правильно, но… Да ладно, чего уж теперь: после перестрелки в «кладовке» все остальное — просто детские шалости.

Ну вот, вроде бы и все пока. Вот такой у вас будет главгер. А если кого не устраивает — извините, другого не подвезли.

Но вы особо не расстраивайтесь — я животное вполне себе прилежное и самообучающееся, так что обязуюсь во все вникнуть, набраться опыта и постараюсь соответствовать своему высокому предназначению, чтобы вам со мной было не скучно.

В половине первого явился «хмурый» и притащил две стопки старых книг, перевязанных тем же совковым шпагатом. А без этого, значит, тут книг не хватало. Интересно, столько старой бумаги в одном месте — это строго по работе или это такая особая форма сумасшествия, вызванная титаническим перенапряжением?

— По крымским катакомбам, — буркнул «хмурый», аккуратно сгрузив стопки на пол возле секретарши. — Разберешь в перерыве. Готово?

— Владимир Аркадьевич, что значит — «готово»?! — нервно взвилась секретарша. — Вы же прекрасно знаете, что тут работы как минимум дня на три!

Точно — Владимир Аркадьевич, теперь вспомнил. А то на визитке написана только фамилия и инициалы, вот пойди да погадай. В принципе, товарищ регулярно мелькает в телевизоре, но я как-то на политике не зацикливаюсь, так что по персоналиям второго эшелона и ниже — вообще полный ноль.

Итак, Владимир Аркадьевич Домовитый. Так-то лучше. А то все «хмурый» да «хмурый», даже как-то неудобно. Хотя, он и в самом деле хмурый и какой-то донельзя озабоченный, словно ему в самое ближайшее время придется покинуть это уютное гнездышко и отправиться куда-нибудь на окраину империи — и не в гейзерах греться, а разрабатывать молибденовые рудники.

— Спокойнее, Маня, не кипятись, — мягко осадил секретаршу Домовитый. — Тут и без тебя все непросто, так что — не усугубляй. Работай, не отвлекайся.

Затем он свойски кивнул мне — словно мы расстались с полчаса назад, и, раскрыв дверь кабинета, пригласил:

— Пошли, пошепчемся.

Кабинет был под стать приемной, и по размеру и по формату. Все здесь было старое и очень качественное.

Одного не было: уюта. Чувствовалось, что хозяин кабинета на самом деле слуга кабинета, он ничего здесь не менял под себя, не подгонял, под свои нужды, а просто приспособился к этому незыблемому и монолитному формату, пережившему десятки функционеров и сохранившему свою несгибаемую властную сущность в первозданном виде.

О как сказал! Видать, проникся духом этого необычного места, да так, что продрало до глубины души.

Шептаться мы не стали. Кивком показав, куда можно сесть (а тут тоже все было завалено книгами, схемами и прочей старой бумагой), Домовитый разгреб завалы и положил передо мной папку.

— У тебя две минуты.

— Две минуты для чего?

— Ознакомиться с содержимым папки. Постарайся все запомнить как следует. Готов?

— Эээ…

— Надо отвечать «Всегда готов».

— Типа, как юный ленинец?

— Типа, такой ответ нравится всем высокопоставленным мерзавцам, с которыми тебе придется иметь дело. Итак, я засекаю время: начали!

Ну что ж, начали так начали.

Я раскрыл папку и ознакомился с ее содержимым. Там было три десятка фотографий не самого лучшего качества: пять спутниковых снимков одного и того же объекта — но разного масштаба, а все остальное — фото изнутри объекта. Я бы даже так сказал: пошаговое фото, кто-то гулял по объекту и, останавливаясь в ключевых (по его мнению) точках, делал снимки.

Пока я любовался фотосетом, хозяин кабинета что-то озабоченно просматривал на своем ноутбуке. Судя по стандартным звукам, рискну предположить, что он читал почту. Да, и вот еще что: наверное, можно не говорить «озабоченно» про просмотр почты, равно как и прочие деяния. Потому что Домовитый все делает озабоченно и хмуро — я ведь не из хулиганства обозвал его «хмурым», как только увидел. Я ничего про него не знаю, но мне уже сейчас жаль этого человека. Похоже, что ему поручили что-то такое — не просто сложное, а буквально из ряда вон неприятное и хлопотное.

— Время вышло. — Домовитый отнял у меня папку, спрятал ее в сейф и закрыл на ключ. — Запомнил?

— Ну-уу…

— Ну вот и замечательно. — Домовитый достал из приставной тумбы пачку бумаги формата А-3, карандаши, офицерскую линейку и положил все это передо мной: — Надо нарисовать подробную схему объекта. Справишься?

— Эмм… Это тест?

— Это тест. Тебя что-то смущает?

— Понимаете… Задача не совсем по моему профилю. Это скорее работа для инженера-проектировщика, нежели для картографа.

— Да какая разница? Карта — схема — план, алгоритм один и тот же, разве нет?

— Не совсем.

— Короче, ты берешься или нет?

— Ну-уу…

— Ну вот и молодец. — Домовитый забрал со стола связку ключей и пошел на выход. — У тебя двадцать минут. А я пойду пока пообедаю — а то перерыв кончится.

— А что, если вне перерыва…

— Неудобно.

— «Неудобно»?! Вам?

— Неудобно всем, — совершенно серьезно кивнул Домовитый. — Торчать у всех на виду в столовой после окончания обеденного перерыва — это нехорошо. Так что пошел я. А ты давай, покажи на что способен. Работай, не отвлекайся…

Должен вам признаться: подымая вопрос о том, что данная работа не относится к моему профилю, я просто набивал себе цену. Мне неоднократно приходилось заниматься подобными вещами. За время службы я не раз чертил планы всех коммуникаций, относящиеся к ведомству нашего полка, и уверенно скажу, что ничего сложного тут нет. Потому что наши бункера, ракетные шахты, тоннели и прочие военные конструкции из стали и бетона, подпадающие под определение ВГО (важные государственные объекты — официальная аббревиатура, частенько еще добавляют «К» — коммуникации), — они все типовые. То есть строят их по определенному стандарту, шаблону, «линейке». И если с первого взгляда это очевидным образом не проявляется, то, когда вычерчиваешь планы разных объектов несколько раз подряд, начинаешь улавливать некий общий алгоритм, который лежит в основе проектирования всех наших инженерных сооружений.