Прыгай, старик, прыгай! - Михаил Анчаров

— Нет, всё правильно, — ответил Громобоев. — Простите, Аичка ещё не ушла?

— При чём тут Аичка? — спросил директор.

— Володин, позовите её сюда, — сказал Громобоев. — Быстренько.

— Она не пойдёт, — сказал Фонин.

— Володин, только совсем быстренько, раз-раз.

Володин выскочил из комнаты. Остальные посмотрели на Громобоева.

— Что такое, товарищ Громобоев? — строго спросил Сергей Иванович.

— Простите. Минуточку, — сказал Громобоев.

И тут Володин вводит заплаканную Аичку.

— Ну что вам? — говорит она. — Не могу больше.

А Громобоев спрашивает её после паузы:

— Скажите, Аичка, Васька-полицай знает, что следствие веду именно я?

Все начинают медленно подниматься.

— Что? — спрашивает Аичка и отступает к дверям кабинета.

— То, что вы слышали, — говорит Громобоев. — Он знает, что фамилия моя Громобоев?

— Нет, — сказала Аичка.

Общее замешательство ветром пронеслось по кабинету.

— Вы скрывали от него мою фамилию, да?

Аичка не ответила.

— Вы боялись за меня и за свою тётю?

Она молчит.

— Ничего не бойтесь, — говорит Громобоев. — Я все понимаю.

Она молчит.

— Передайте ему, чтобы он немедленно вылезал. Ничего не бойтесь.

— Он не пойдёт, — сказала Аичка.

— Пойдёт. Назовите ещё раз мою фамилию. И скажите, что если придёт сам, то, возможно, получит срок, а если не пойдёт, то в тюрьму посадят меня… потому что я пристрелю его как собаку. Он меня знает. Володин, проводите её…

— Нет уж, — говорит майор, достаёт пистолет из сейфа, суёт его в карман. — Давайте-ка я.

— И я… — говорит директор.

И они уходят провожать Аичку.

— Ну вот дело и закончено, — говорит Громобоев.

— Вы всё время знали? — спрашивает Сергей Иванович.

— Нет. Догадался, когда Аичка заплакала…

Сергей Иванович и Фонин смотрят на него.

— Он её всё время шантажировал, — сказал Громобоев. — Аичка боялась, что он расскажет, кто мы такие… я и её тётя, которая меня никогда не понимала.

Он поднимается и складывает бумаги, потом говорит:

— Когда его приведут, пусть майор спросит, куда он девал нож, которым его якобы убили. Не могу догадаться… Остальное мне неинтересно.

И уходит.

— Вот даёт Громобоев, — говорит Фонин. — Вот даёт!

Потом без стука, мягко так распахивается дверь и входит возбуждённый майор.

— Васька Золотов в прихожей сидит. Сам прибежал, ублюдок. Говорит: «Громобоев знает, что я живой». Говорит: «Я об этом догадался, когда сарай, где я прятался, ветром сдуло».

Провожали Громобоева и Миногу.

— Кто вы такие? — спросили их напрямик. — Может, разведчики?

— Нет.

— Может, вы старые боги?

— Нет.

— Может, вы пришельцы?

— Нет.

— А кто же вы?

— Мы — это вы.

— Непонятно. Оставайтесь. Жили бы здесь…

— Мы придём, когда вы поймёте…

Незначительный Сулин ловил удочкой рыбу, то есть не нарушал правил охоты и рыболовства, но рыба не клевала.

Проходивший майор спросил его:

— Отчего мрачный, Сулин?

— Не ловится. Не фартит.

— А зачем ловишь?

— Другие же ловят.

— А ты рыбу любишь?

— Нет.

— Потому и не ловится, — сказал майор с внезапной яростью. — А ну давай отсюда!

И долго смотрел ему вслед.

Аверьянов и Абрам везли по шоссе оборудование для универсама, который заканчивали строить вместо захудалой Абрамовой продпалатки, и увидели, как по вечернему шоссе от города двигались несколько человек. Они пригляделись и поняли, что это из города уходили водолазы.

Они играли в чехарду и кричали:

— Прыгай, старик, прыгай!

И Громобоев прыгал, придерживая шляпу.

Рядом шли художник налегке и Минога. Художник играл на губной гармошке, а Минога шла босиком, легко, будто танцевала.

И последнее.

Незадолго до их ухода из города на месте костра на берегу реки расцвёл невиданной красоты огромный цветок.

Город бегал его смотреть в нерабочее время. И, не ожидая зимы, его накрыли оранжереей.

Приехала комиссия, вызванная учителем ботаники, но определить, что за цветок, не смогла. В справочниках его не оказалось. Хотели было срезать его, чтобы изучить, но городские хулиганы не дали.

Сказали, что «начистят хлебало каждому, кто подойдёт к цветку ближе чем на четыре лаптя».

Тогда комиссия запросила у Миноги, не знает ли она? Минога ответила лениво, что не знает.

Но город смеялся.