Возвращение мертвеца - Сэйнткроу (Сент-Кроу) Лилит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, как мне хотелось почувствовать эту легкость, когда я отчаянно боролась за жизнь, как борются все живые существа, цепляясь за то, что им так хорошо знакомо, даже если это и доставляет им боль. Я знала, что такое эти муки, они не были для меня тайной, лежащей на дне бездонного колодца; этот секрет рано или поздно смерть шепчет на ухо каждому смертному.
Прервав пение на середине, я разрыдалась. На меня обрушились волны энергии, бог протянул ко мне руки. Там, где он жил внутри меня, все расцвело, как прекрасный цветок, и я вновь стала тем мостом, через который бог проводит душу, вырывая ее из рук смерти.
Горло сдавило; глаза и ноги заболели, какое острое наслаждение! Я откинула голову и вдруг услышала резкий щелчок, эхом отразившийся от кафельных стен морга. Леденящий холод медленно пополз вверх – с пальцев на кисти рук.
– Спрашивай… – тихо произнесла я, испытывая невероятную радость.
Я сделала это! Я снова это сделала!
В наушниках сквозь помехи я услышала хриплый голос Гейб. Призрак Кристабель Муркок издал стон. Этот звук был полностью лишен модуляций – ничего странного в этом нет, ибо мертвые разговаривают совсем не так, как живые. В голосе призрака отсутствуют интонации, он звучит ровно, заунывно, отдавая последнюю дань самой жизни. Чем дольше тело находилось в могиле, тем страшнее звучит голос призрака. Когда нам показывали учебные фильмы с записями сеансов вызова духов, я видела, как, услышав голос призрака, люди визжали и падали в обморок; бледнели даже некоторые псионы.
Кому же понравится, когда с ним заговорит призрак?
«А это что?» Даже сквозь пение я вдруг почувствовала: что-то произошло. Тихие стоны Кристабель заскребли по поверхности слов, туго натянув энергию, управляющую пением, и вдруг мне в спину словно вонзили огненный штырь. Так не должно быть. Призрак не может так… жутко вопить.
«Что случилось?» – подумала я, продолжая удерживать призрака ради живых и чувствуя на себе ледяное, как мрамор, дыхание смерти.
Гейб снова что-то спросила; ее голос ударил меня по нервам с такой силой, что я закричала. Через меня начали проходить волны энергии, изумруд вспыхнул, кольца затрещали, отбрасывая снопы золотистых искр. От кафельных плиток начали отваливаться куски, лампы под потолком взорвались, и на пол посыпался дождь мелких осколков. Я съежилась, но песня продолжала звучать, энергия отчаянно вибрировала, ментальные нити болезненно дергались и перекручивались.
«ВСПОМНИ! ВСПОМНИ! ВСПОМНИ!»
На какую-то долю секунды я почувствовала, как к моей щеке прикоснулись чьи-то холодные пальцы; это было нечто нечеловеческое, что даже нельзя было назвать мыслью, это было невыносимо, и оно все повторяло и повторяло одно и то же слово: «ВСПОМНИ! ВСПОМ…»
Я отчаянно дернулась. Призрак взвизгнул, но сверкнул нож – и между мной и голодной тварью, бросившейся на меня, чтобы высосать из меня энергию, оказалась холодная сталь.
– Джафримель! – хрипло завопила я, содрогаясь от страшной боли в плече.
В воздух взметнулось голубое пламя, словно вспыхнул порох, и я отлетела к стене, со всего маху ударившись об нее плечом. К потолку взвились клубы цементной пыли, на пол полетели сверкающие осколки стекла и кафеля. Внезапно комната погрузилась во мрак – только в дальнем углу тускло светила одна-единственная уцелевшая лампочка.
Я медленно сползла по стене; мертвое тело Кристабель Муркок жадно всасывало в себя последние частицы призрака. Меня била дрожь, изумруд на щеке ярко вспыхивал; я задыхалась от сухого судорожного кашля и рыданий. По щекам текли слезы; я испытывала страшное облегчение и новую, острую душевную муку.
Джафримеля не было во владениях смерти. И где бы он сейчас ни был, для меня он потерян навсегда.
Глава 8
– Вот черт, – в двадцатый раз сказала Гейб, потирая шею. – Прости, Дэнни. Клянусь Гадесом, ты же могла погибнуть!
Я пожала плечами, помешивая пластиковой ложечкой бурду, по вкусу отдаленно напоминающую кофе. Моя правая рука безвольно лежала на коленях, бесполезная и забытая. Вокруг суетились люди из отдела Спук; я слышала, как один из церемониалов записывал на видео сообщение о предполагаемом ограблении банка.
– Не бери в голову, Гейб. Я теперь намного крепче, чем раньше.
«Его там не было. Он ушел. Действительно ушел». Я велела голосу замолчать. Он послушался, но пообещал, что вернется ночью, когда я попытаюсь уснуть.
Что ж, хоть что-то в моей жизни осталось неизменным.
– Да, я понимаю.
Гейб вздохнула и посмотрела на кипу бумаг у себя на столе. На лицо ей упала прядь волос – непростительная вещь для такой аккуратистки, как Гейб. Время от времени она обеими руками массировала себе шею, и тогда была видна кобура с пистолетом, висевшая у нее под мышкой. Глаза Гейб были широко раскрыты, но щеки уже не покрывала мертвенная бледность.
– О боги, Дэнни, прости меня.
– Не бери в голову, – повторила я, с трудом подавив раздражение.
«Она беспокоится за меня, она моя подруга и не заслуживает обид», – в пятый раз сказала я себе, откидываясь на стуле и переводя взгляд на бутылку бренди. Гейб предложила нам выпить, «чтобы подлечиться», и я сделала несколько глотков вместе со всеми; впрочем, с таким же успехом я могла бы выпить обыкновенной воды. Джейс сделал три огромных глотка, прежде чем завернуть крышку и вернуть бутылку Гейб.
– Зато теперь мы, по крайней мере, кое-что знаем.
Джейс громко отхлебнул кофе из пластикового стаканчика, осторожно держа его двумя пальцами.
– Что знаем, Дэнни? – с нарочитым интересом спросил он.
Джейс был бледен и сосредоточен, его сверкающие голубые глаза налились кровью. Косточки на посохе беспокойно постукивали. На щеках Джейса горел лихорадочный румянец.
Кажется, я их обоих напугала. Я тоже думала, что, успокоившись после пережитого, буду чувствовать сильный испуг. Однако сейчас мне было не до того. У меня появилось странное чувство – словно я одержала победу.
Очень немногие вещи могут превратить призрака в рассвирепевшее, обуреваемое голодом и злобой привидение – и все они по большей части связаны с разрушающими душу муками, которые предшествовали моменту смерти. Первыми в этом списке могли бы стоять ритуальные убийства – иначе говоря, черная магия, когда убийца получает энергию во время издевательств над своей жертвой, – и геноцид. Обычно такими делами занимались пожиратели, то есть психические вампиры. Среди наделенных энергией людей непременно появляются психопаты, испытывающие к ней особую тягу; им просто необходимо вытягивать энергию из других и поглощать ее, причем во все увеличивающихся дозах.
Какая это энергия – магическая или парапсихическая, – для них значения не имеет. Постепенно пожиратель доходит до такого состояния, когда в течение нескольких секунд может вытянуть из обычного человека всю энергию; на псиона уходит несколько минут. После этого жертва уже не может поддерживать в себе жизнь. Большинство пожирателей удавалось распознавать еще в юном возрасте; после определенного лечения они становились обычными псионами. Когда какой-нибудь псион начинал проявлять склонность к пожирательству уже в преклонном возрасте, его также подвергали лечению.
И все же пожиратели никогда не разрывали свою жертву. Во всяком случае, физически.
Мне казалось, что мы имеем дело с ритуальным убийством. Время покажет. Во всяком случае, можно точно сказать: перед смертью Кристабель Муркок испытала такой ужас, что повредился в уме даже ее призрак.
– Ладно, – сказала я и, вытянув ноги, положила их на письменный стол Гейб. Затем вытащила из волос осколок кафельной плитки и бросила его в корзину для бумаг. – Теперь можно сказать, что мы имеем дело с какой-то мразью. Очень хорошо. Если предположить, что он занимается ритуальными убийствами – а я считаю именно так, – то это значит, все, что он сделал с Кристабель, отразилось на ее призраке. Это сужает круг псионов, которых мы должны вычислить. Итак, действует кто-то, кто настроен очень, очень решительно; к убийствам он готовится долго и тщательно. В качестве улик мы имеем следующее: никто не может проводить магическую операцию с хирургической точностью; всегда что-то идет не так. Это я уяснила за время своей работы.