Апгрейд - Денис Ратманов

было в предыдущей, так что без труда нахожу коллатеральный ход и на четвереньках осторожно ползу, предвкушая скорую встречу. Только сейчас понимаю, как же нечеловечески скучал по жене!

Единственное, что может помешать нашей встрече — если сегодня Гитель дежурный воспитатель. Из спальни доносится мужской голос, и я замираю. Неужели перепутал ходы? Или с Гитель что-то случилось во время облавы, и спальню занял кто-то другой?

Все равно надо узнать, потому двигаюсь вперед и слышу ее приглушенный смех. Нет, все-таки она на месте. Доносится всхлип, шлепок. Снова смех. И звонкий, как пощечина, звук поцелуя, ласковое бормотание.

Первый порыв — развернуться и уйти. Но заставляю себя двигаться дальше. Что бы там ни было, надо предупредить трикстеров об опасности. Хочется появиться внезапно, застать врасплох, надавать по морде тому, кто смеет быть с ней… Но долг велит сделать иначе: я несколько раз бью по стене, чтобы дать им время подготовиться.

Воодушевленный, я забыл о раненой руке, теперь же она пульсирует болью.

— Там кто-то есть! — Встревоженный голос мне знаком, но кто с Гитель, пока сказать трудно.

— Показалось, наверное, — успокаивает любовника она.

— Не показалось, — отзываюсь я. — Надо поговорить. Пожалуйста, без глупостей, это очень важно.

— Леон⁈

Сколько ужаса в ее голосе! Не на такую встречу я рассчитывал.

— Почему ты прячешься? Господи… Дэн, ты тоже это слышишь?

Загорается свет.

Дэн? Вчерашний мальчишка? Наш ученик, который и раньше любил ее, но боялся меня? Отодвигая простыни паутины, выглядываю из лаза. Мертвенно бледная Гитель замерла неподвижно, сжав кулаки. Вид у нее такой, словно она призрак увидела. На ней перекошенная ночная сорочка. Дэн, матерясь, застегивает штаны, бросает на меня косые взгляды.

Спрыгиваю на пол.

— Привет, Гитель.

— Леон, я думала, ты умер, — она косит глазом на Дэна, который вылетает из спальни босиком, захватив берцы и свитер. — Не молчи! Я похоронила тебя и оплакала! Что же теперь — не жить? Пойми, пожалуйста!

На языке вертится колкость, что еще постель не остыла, а она с другим кувыркается, шлюха, но понимаю, что она права, во мне говорит уязвленное самолюбие.

— Я понимаю. Ты права: в некотором роде я умер.

Она разводит руками.

— Что же теперь нам делать?

— Вы уже освоились? Нужно собрать старейшин ближайших стай… Хотя нет. Мне опасно встречаться с ними, пусть будет только наш старейшина. Нааман ведь жив?

Гитель отвечает, отведя взгляд:

— Мы потеряли троих, плюс тебя. Нааман жив, дети все живы. Барке сняли гипс, он творит чудеса…

— Мало времени. Пусть Нааман слушает, но не попадается мне на глаза. Другие тоже пусть слушают, но я не должен их видеть, это для них опасно. Подготовь оборудование, чтобы сделать запись и показать остальным старейшинам. Вам угрожает опасность.

Глаза Гитель блестят от слез, но она сдерживается.

— Что же с тобой случилось? Господи… Я ведь до сих пор люблю тебя! И это все, — она кивает на выход, где исчез Дэн, — чтобы найти забвение! Прости меня. Если бы я знала!

Она падает на колени и обнимает мои ноги, ее плечи вздрагивают. Еще пять минут назад я готов был ее убить, теперь же в душе творится черти что. В некотором роде я даже благодарен ей — ее поступок взорвал мост между мной и моей стаей. Мне не о чем жалеть, значит, буду делать то, что должен.

Даю ей выплакаться и поднимаю.

— Встань. Вместе мы все равно не будем, и не потому, что я злюсь на тебя. Я изменился и больше себе не принадлежу. Собирай людей, готовьте оборудование. Еще раз напоминаю, что я никого не должен видеть, чуть позже поймешь почему.

На все про все уходит около часа. Гитель уводит меня в пустую столовую, где в середине зала стоит лампа, единственный источник света, а на соседнем столе — камера. Вокруг темнота, но я чувствую присутствие людей, они толпятся в коридорах, сопят, шепчутся.

Направляю луч света в сторону, чтоб не слепил, включаю камеру, поворачиваю объектив к себе, седлаю стул. И начинаю рассказ о том, как очнулся, ничего не помня, как обнаружил программу, как познакомился с профессором и гемодом. О том, что одержимый властью Гамилькар Боэтарх увидел в трикстерах угрозу и жаждет нашего уничтожения. Зачистки уже начались, никого не берут в плен, используют жидкий огонь, и я уже видел последствия. Рекомендую трикстерам выйти на поверхность и рассеяться среди черноротых. Обещаю держать их в курсе, когда что-то изменится.

Закончив, выключаю камеру и обращаюсь к своим:

— Теперь вы поняли, почему я не должен вас видеть? Я ухожу. Как уже говорил, у моих союзников мощное оборудование, и они следят за новостями наверху. Если что-то изменится, я вас предупрежу. Гитель меня проводит, я покажу, где буду оставлять информацию. Берегите себя.

Из темноты появляется Гитель, вид у нее, как у провинившегося щенка. Кивает на выход. Я иду за ней, а темнота за моей спиной рокочет десятками голосов.

Выбравшись на необжитую территорию, Гитель останавливается и говорит:

— Можно, я пойду с тобой?

— Нет. Наши пути разошлись. Слышала, что у зверобогих умер Белый Судья? Теперь некому останавливать зарвавшихся аристо и сепаратистов, жаждущих свободы от столицы. Началась война, чую, будет глобальный замес. Я смогу вам помочь, только если буду далеко.

Подходу к стене, ищу какую-нибудь нишу, но она гладкая, и более-менее подходящее место обнаруживаю между трубой и бетоном.

— Запомни это место. Приходи каждый день и проверяй. Если есть что сказать — оставляй записки, но проверять буду время от времени, я обоснуюсь далеко отсюда.

— Хорошо, — шепчет она.

Гитель, конечно, запомнит — трикстеры отлично ориентируются в подземельях, иначе не выживешь. Но поднимаю ржавый гвоздь и для уверенности на бетоне выцарапываю символ Шахара — шестиконечную звезду.

— Живи и постарайся быть счастливой.

Хочется погладить ее по щеке, но сдерживаю порыв, отворачиваюсь и говорю:

— Извини, но дальше пойду один.

Такое ощущение, что я делаю шаг, и от меня отрезают кусок прошлой жизни. Без анестезии, по живому. В спину молчаливо смотрит Гитель. Только бы она не бросилась меня догонять! Все дальше от дома, все меньше меня.

Откидываю люк, вылезаю на поверхность… Не просто вылезаю, рождаюсь из старой жизни в новую. Мне придется притвориться зверобогим, чтобы развить способности по максимуму, а для этого — сделать татуировку Ваала на седьмом шейном позвонке. В идеале, конечно, надо пробиться на верхние уровни, но как это сделать, пока ума не приложу.

Даже если стану сверхчеловеком, как что-то изменить, когда против меня — миллиарды? Смотрю на мерцающие звезды. Помоги мне, Шахар!

И вдруг вспоминается странное видение, когда Он явился ко мне. Буквально сошел с монитора ноутбука и сказал: «Ты потеряешь все, что любишь, чтобы обрести гораздо большее…» Выходит, так и должно быть. Он верит в меня.

Петляя между домов, направляюсь к станции метро, планируя, куда бы податься, чтобы добить число предотвращенных преступлений до десяти за сегодня, и тут из подворотни ко мне выбегает зареванная девочка лет семи, пытается схватить за руку, но я инстинктивно отступаю на шаг.

— Дяденька, помогите! Там, — она машет рукой в подворотню, — мама провалилась в люк и не может вылезти!

Найя, 8 лет

Уровень 1, ступень 1, мать — Лиана Роо

Только идиот на такое поведется. Наверняка в переулке простака поджидает пара деклассированных или толпа подростков. Девчонка складывает руки на груди и тоненько пищит:

— Ну пожалуйста! Она давно упала и может умереть. И никто, — зло размазывает слезы кулаком, — не помогает!

Совершенно не хочется ради достижения мочить подростков. Взрослых — еще куда ни шло. Почему-то программа не фиксирует противоправное деяние. Наверное, надо подыграть «наживке» и подойти поближе к грабителям. Проскальзывает мысль, а что, если ребенок говорит правду? Ее мать погибает, а все шарахаются. Отгоняю ее, надо быть на стреме.

— Хорошо, — громко, чтоб отребье слышало, говорю я. — Идем, покажешь тот люк.

Еще и рука хреново работает. Ничего, ствол мне в помощь. В подворотне оглядываю все закоулки и темные тени, но никого не обнаруживаю, зато вижу отодвинутую крышку люка. Девочка подбегает к нему, садится на корточки.

— Мама! Мамочка, ты там? Со мной дядька, он поможет!

Женщина радостно откликается, хвалит дочь. Еще раз осматриваюсь, не нахожу засады, отодвигаю люк и, оглядывая периметр, свечу вниз фонариком.

На куче мусора, прикрывая глаза, сидит женщина. Если