Стеклянный букет - Анна Иосифовна Кальма

насмешливо. — Плохо, когда с такой поры не верят людям. Да и вообще надо верить в людей, товарищ.

Прошло несколько месяцев. У Владим Владимыча давно был новый карандаш. Однажды, глядя, как он вписывает им что-то в записную книжку, я спросила о беспризорниках. Не появлялись ли Сенька и Пашка? Не слышно ли о них чего-нибудь?

— Пришлось-таки послать им второй карандаш, — сказал Маяковский. — Стали они оседлыми фабзайцами, про котел и думать забыли. Написали мне о них, что растут работяги.

…У старого друга нашей семьи Анны Ивановны Корсаковой в Геленджике был маленький дом-мазанка, куда несколько раз наезжал Маяковский. Ему всегда отводилась одна и та же крохотная комната с окошком в сад, где росли инжирные и персиковые деревья и стоял под деревом стол, за которым Маяковский обедал и сидел с друзьями.

У Анны Ивановны была воспитанница, девочка лет двенадцати по имени Вита — тихое, очень серьезное существо, с бледным личиком, не загоравшим даже на южном солнце, прямыми волосиками какого-то мышиного цвета и тонкими комариными ножками, быстрыми и подвижными. Вита по утрам подавала Владим Владимычу горячую воду для бритья и холодную — для умывания.

Мы все привыкли видеть Виту всегда серьезной, неулыбчивой и очень удивились, когда чуть не в первое утро после приезда Маяковского она пробежала мимо нас вприпрыжку, разрумянившись и хихикая.

— Вита, что с тобой? Чего ты смеешься?

Вита прикрыла рот рукой, сконфузилась.

— Тамо от дядечка шуткует, — сказала она на своей смеси украинского с русским. — Чи писни спивае, чи шо.

— Что же он поет, Вита?

— А я не знаю: «Вита деловита, Вита знаменита, только не умыта, только не побрита!» — Она опять прыснула и убежала.

Так началась дружба Маяковского с девочкой-сироткой, которую он смешил и баловал и для которой у него всегда находилось веселое слово или конфета в кармане.

Теперь Вита ходила хвостом за Маяковским, глядя ему в рот и ожидая, что оттуда вот-вот посыплются какие-нибудь стихи о ней, о Вите. И Маяковский часто ее тешил такими шуточными стихами. В угоду девочке он даже сочинял украинские стихи.

Нема

          никого

                    на свиты

краще

нашой Виты…

Он был неистощимым на рифмы к имени «Вита» и почти каждый день встречал девочку чем-нибудь новым. И Вита менялась на глазах от этого ласкового внимания. Из угрюмой, нелюдимой девочки она скоро превратилась в бойкую, языкастую шалунью, которая часто подшучивала даже над строгой Анной Ивановной. Анна Ивановна удивлялась этой перемене и втайне негодовала на Маяковского за то, что он вконец «избаловал» ее приемыша, но сказать ничего не решалась. Маяковский внушал ей особое почтение. Дело в том, что, живя в белом домике, он полушутя, а может быть, и полусерьезно начал убеждать Анну Ивановну, чтобы она заказала заранее на дом мемориальную доску.

— Закажите, бабушка, такую доску: здесь, мол, в таком-то году жил знаменитый поэт Маяковский. Умер в таком-то году. После моей смерти такую доску непременно на ваш домик повесят.

Анна Ивановна плюет и крестится.

— Что вы это, право! Да живите себе до ста лет, Владим Владимыч.

А Маяковский не унимался.

— Право же, закажите. Ведь после моей смерти у вас этот домик государство купит непременно.

Последний довод действует.

— А где же ее, эту доску, заказывают? — спрашивает Анна Ивановна.

Ради такого именитого жильца Анна Ивановна готова была стерпеть и проказы и перемены в Вите.

Особенно сдружило Владим Владимыча с Витой то, что он и девочка одинаково обожали животных. У Виты была любимица — рыжая пушистая собачка Дамка, которая тоже попала в экспромт Маяковского. Утром, собираясь бриться, он заметил, что кончились одеколон и вата. Вита тут же вызвалась сбегать в аптеку. За Витой, как всегда увязалась Дамка. Маяковский сказал:

У Дамки —

         дамские дела,

У Виты — витиеватые.

         К своим щенятам

Дамка шла,

         Вита шла

         за ватою.

Эти стихи Вита потом без конца повторяла всем и каждому. Девочка еще до приезда Маяковского прива́дила в домик Анны Ивановны разную живность. Кроме Дамки и птиц, тут завелись мохнатый пес Волчок, черепаха, козленок и рыжий кот Васька.

Каждая маленькая тварь всегда могла рассчитывать на ласку Владим Владимыча и на сладкий кусок из его рук. Животные угадывали в Маяковском «своего» человека. Как-то в Москве он купил белку и долгое время носил ее за пазухой своей куртки. Белка забиралась ему в рукав, под рубашку, царапала, скреблась, а он, нежно усмехаясь, прислушивался к жизни зверька. Поймает ее в рукаве, погладит.

— Ишь, пригрелась, затихла.

И вот теперь в Геленджике, пока он обедает в саду, вокруг него собирается, как он говорит «Вита и ее свита». Волчок, Дамка с отощавшими сосками, Васька, урчащий и ластящийся, настойчивый белый козленок, две курицы и без умолку болтающий индюк. Козленок толкает Маяковского лбом. Дамка кладет ему на колени лапу. Волчок лает, индюк и куры стоят, как надоевшие посетители. Владим Владимыч строго смотрит на Дамку:

— Где твое отродье, рыжая? Бросила ребят?

Дамка обиженно уходит куда-то в подворотню. Через минуту за ней ковыляют два толстых щенка. Маяковский зовет Анну Ивановну:

— Принесите этим тварям пообедать. Да чего-нибудь поосновательней. Аппетит у них ведь нечеловеческий.

Анна Ивановна ворчит:

— Это все Витка. Она сюда привадила всю эту свору. И что я буду со всеми делать, скажите на милость?

Она искоса поглядывает на Маяковского, но тот обменивается с Витой понимающим взглядом и ничего не говорит. Волей-неволей приходится Анне Ивановне идти на кухню за мясом.

— Ух, дядечка, и хитрый же вы, — шепчет Вита.

Собаки с жадностью набрасываются на еду. Маяковский и Вита становятся между ними, наводят порядок и подбрасывают лучшие куски матери Дамке.

…Маяковский идет по откосу берега, вглядываясь в распластанных у самой воды купальщиков. Останавливается, прикрывает от солнца глаза рукой, кричит:

— Артем!

Один из купальщиков поднимает черную голову. Писатель Артем Веселый надевает поверх трусиков красную рубаху и лезет на откос здороваться с Владим Владимычем.

Владим Владимыч ведет его в сад к Анне Ивановне. Вита приносит на стол под деревом чашки и инжирное варенье. Маяковский и Артем Веселый пьют чай и разговаривают о разных литературных новостях. Вита и Анна Ивановна на грядках обрывают «пасынки» у помидоров. Внезапно раздается отчаянный визг и к столу мчится Вита.

— Змея! Змея! Змея!

Маяковский и Артем вскакивают. Вита прижимается к Владим Владимычу, теребит