Герои – моя слабость - Филлипс Сьюзен Элизабет

Сон еще не рассеялся, но, несмотря на легкий туман, обволакивающий голову, Тео мгновенно понял, что это за шум. Большие часы внизу отбивали удары.

«Три… четыре… пять…»

Тео сел на постели. Эти часы стояли с тех пор, как шесть лет назад умерла его бабушка Хилди.

Он отбросил одеяло и напряг слух. Низкий мелодичный звон, похожий на мерный бой большого колокола, слышался приглушенно, но вполне отчетливо.

«Семь… восемь… – продолжал считать Тео. А часы все били. – Девять… десять…» Он насчитал двенадцать ударов, прежде чем бой прекратился.

Тео взглянул на часы, стоявшие на ночном столике. Было три часа ночи. «Какого дьявола?»

Выбравшись из кровати, он сошел вниз. На нем не было одежды, но холод его не смущал. Тео любил холод и охотно терпел любые неудобства – это напоминало ему, что он еще жив, придавало ощущениям остроту. Бледный свет месяца сочился в окна, рисуя на ковре тюремную решетку. В гостиной пахло пылью, комната казалась нежилой, но маятник настенных часов старой Хилди исправно выстукивал: «Тик-так, тик-так». Обе стрелки указывали на двенадцать. А ведь эти часы молчали долгие годы.

Занимаясь писательством, Тео проводил немало времени в обществе воображаемых преступников-психопатов, путешествующих во времени, но сам никогда не верил в сверхъестественное. Он проходил через гостиную, отправляясь спать, и услышал бы стук маятника, если бы часы шли. Как же случилось, что тогда они стояли, а потом вдруг ожили?

Разумеется, этому существовало разумное объяснение, но Тео пока не представлял какое. Впрочем, теперь он мог посвятить остаток ночи размышлениям на эту тему, поскольку понимал, что заснуть уже не удастся. Что ж, тем лучше. Сон давно стал для него пыткой. Адом, населенным призраками прошлого. Эти мстительные демоны стали еще злее, еще безжалостнее с тех пор, как на острове появилась Энни.

Дорога оказалась не такой обледенелой, как восемь дней назад, в первый ее вечер на острове, но колдобины стали глубже, и пятнадцатиминутная поездка в городок, где собирались женщины для игры в банко, отняла у Энни целых сорок минут. По пути она старалась не думать о Тео Харпе, однако мысли постоянно возвращались к нему. После стычки в башне прошло три дня, и за это время Энни видела его лишь издали. Она бы дорого дала, чтоб так оставалось и впредь, но что-то подсказывало ей: от Харпа легко не отделаешься.

Энни приняла приглашение Барбары, радуясь возможности сбежать из коттеджа. Хотя ей каждый день приходилось карабкаться вверх по склону к Харп-Хаусу, она успела окрепнуть и начинала понемногу чувствовать себя бодрее, если не морально, то физически. Собираясь в город, она надела лучшие джинсы и одну из рубашек матери – белую, мужского покроя. Непослушные кудри Энни подняла наверх и уложила узлом, губы подвела помадой цвета ириски, а ресницы подкрасила тушью. Это самое большее, что она могла сделать со своей внешностью. Иногда Энни задумывалась, стоит ли подчеркивать и без того большие глаза, но подруги уверяли, что она слишком придирчива к себе и что ореховые глаза – главный ее козырь.

Справа от дороги в воды бухты врезался длинный каменный причал, окруженный рыболовецкими судами. Закрытые эллинги пришли на смену старым лодочным навесам, которые помнила Энни. Если владельцы, приезжавшие на Перегрин-Айленд лишь в летние месяцы, не изменили своим привычкам, в эллингах хранились прогулочные яхты, снасти для ловли омаров и старые бакены, нуждающиеся в покраске.

По другую сторону пристани располагалось несколько маленьких закусочных и кафе, сувенирные магазинчики и две художественные галереи, все закрытые на зиму. Обшитое серой дранкой маленькое здание городской ратуши, где помещались также и почта с библиотекой, оставалось открытым круглый год. На холме позади города виднелось занесенное снегом надгробие – там начиналось кладбище. Выше по склону, откуда открывался вид на гавань, уныло темнела пустая гостиница «Перегрин-Айленд Инн», крытая сизым гонтом. Она ждала мая, чтобы снова возродиться к жизни.

Жилые дома жались к дороге. В боковых двориках лежали грудами проволочные верши для ловли омаров, мотки канатов и всевозможный хлам, рядом ржавели старые автомобили, дожидаясь, когда их вывезут с острова на свалку. Домик Роузов ничем не отличался от соседних домишек: квадратный, обшитый дранкой, построенный основательно и добротно. Впустив гостью, Барбара помогла ей раздеться и проводила в гостиную, объединенную с кухней, где пахло дымком и цветочными духами хозяйки.

Стянутые шнурами короткие шторы нежного цвета мяты обрамляли окно над раковиной, а одну из стен над кухонными шкафчиками из темного дерева украшали расписные декоративные тарелки. Барбара, несомненно, гордилась своими внуками, о чем говорили бесчисленные детские фотографии, прикрепленные магнитами к холодильнику.

Все еще красивая пожилая женщина лет восьмидесяти, чьи высокие скулы и широкий нос выдавали примесь африканской и индейской крови, сидела за кухонным столом рядом с единственной здесь, не считая Энни, молодой женщиной, хрупкой брюнеткой со вздернутым носом и гладкими волосами до плеч, смотревшей на гостью сквозь очки в черной прямоугольной оправе. Барбара представила ее как свою дочь, Лизу Маккинли. Это и была подруга Джейси, та, что рекомендовала ее Синтии Харп для работы по дому.

Как вскоре выяснилось, Лиза на добровольных началах работала в местной библиотеке и была владелицей единственной на острове кофейни, где продавали свежую выпечку.

– Пекарня закрыта до мая, – предупредила Лиза. – И, сказать по правде, я терпеть не могу банко, но мне хотелось с вами познакомиться.

Барбара махнула рукой в сторону фотогалереи на дверце холодильника:

– У Лизы растут две прекрасные дочери. Мои внучки. Обе родились здесь.

– Это мне наказание за то, что вышла замуж за рыбака, вместо того чтобы уехать с Джимми Тимкинсом, когда представился случай, – проворчала Лиза.

– Не слушайте ее. Она обожает своего мужа, – сказала Барбара, прежде чем представить Энни другой женщине, Мари.

– Вам не страшно жить в этом глухом месте совсем одной? – поинтересовалась та. Глубокие морщины оттягивали вниз уголки ее рта, придавая лицу кислое выражение. – Зная, что единственный ваш сосед – Тео Харп?

– Меня не так-то легко испугать, – отозвалась Энни.

Никогда не покидавшие ее куклы так и покатились со смеху.

– Напитки наливайте себе сами, – распорядилась Барбара.

– Я ни за какие деньги не согласилась бы жить в этом коттедже, – не унималась Мари. – Тем более, пока Тео Харп в Харп-Хаусе. Его сестра Риган была прелестной девушкой.

Барбара наполнила вином свой бокал.

– Мари ужасно подозрительна. Не обращайте внимания.

– Я лишь хотела сказать, что Риган Харп управляла яхтой не хуже, чем ее брат, и опыта ей было не занимать, – нисколько не смутившись, продолжала Мари. – Я не единственная, кому кажется странным, что девочка вышла в море в самую бурю.

Пока Энни пыталась осмыслить все только что услышанное, Барбара подвела ее к одному из двух столов.

– Если вы никогда не играли, не волнуйтесь. Правила очень просты, выучиться им несложно.

– Банко для нас всего лишь повод, чтобы сбежать от мужчин и выпить вина, – игриво заметила Джуди Кестер, рассмеявшись куда громче, чем того заслуживала ее сомнительная ремарка. Но, похоже, Джуди заливалась смехом по любому поводу. Веселая, добродушная, с забавными огненно-рыжими волосами, торчащими во все стороны, словно клоунский парик, эта женщина удивительно располагала к себе, невозможно было смотреть на нее без улыбки.

– А интеллектуальные развлечения на Перегрин-Айленде под запретом, – презрительно фыркнула Лиза. – По крайней мере зимой.

– Ты все еще бесишься, потому что миссис Харп не вернулась на остров прошлым летом. – Барбара метнула игральные кости.

– Синтия – моя подруга, – отрезала Лиза. – Я не хочу слушать о ней всякие гадости.

– Вроде того, что она жуткий сноб? – Барбара повторила бросок.