Ветер (СИ) - Сергей Панченко

— А что у вас есть, с серотонином?

— Сгущенка с какао.

— А борщ?

— Там же нет серотонина.

— Я всегда хотела попробовать борщ. Я слышала, что у любого народа есть фирменное блюдо, которое характеризует нацию. Вот у нас это гамбургер, потому что мы вечно спешим, и нам некогда готовить. Затолкал все подряд в булку и съел по-быстрому. А вот у вас, борщ, который надо варить несколько часов. Как он характеризует русских?

— Как, как? Я, честно говоря, никогда не думал о борще в таком ключе. Я бы отнес к русской еде пельмени и пирожки. Но, если все же борщ, то наверно это в противовес американскому. Получается у нас много времени, чтобы потратить его на готовку, и борщ не такой калорийный. Получается, что мы нация, у которой полно времени, чтобы готовить и часто перекусывать. — Игорь замолчал. — Была нация?

— Ой, ну всё. Доедай свою говядину и за серотонин. Борщ потом попробуем.

Из глубины сна Терехина выдернул настойчивый вой сирены. Когда до капитана дошло, что воет именно «тревога», он подскочил, как ужаленный. Он почувствовал, что с кораблем что-то не то. Пол под ногами уходил из под ног и ощущения были, как во время сильной качки на обычном корабле. Шум, от ударов по корпусу участился и стал громче. Терехин со всех ног припустил в сторону рубки управления.

В тесных коридорах он сталкивался с остальными офицерами и матросами, поднятыми по тревоге. В рубке висела ощутимая физически атмосфера тревоги. Татарчук замер перед показаниями гидролокатора. Терехин подбежал к нему, и был поражен, увидев цифры глубины. Едва двести метров.

— Скребем по самому дну. Молись, чтобы не зацепить чего. — Командир корабля произнес это настолько упавшим голосом, что Терехин невольно проникся страхом.

— Сколько еще до нормальной глубины?

— Сутки хода, не меньше. Тридцать пять узлов идем, почти вслепую. Видишь, что на экране? Рябь одна.

Виктор понял, что если в ближайшие несколько часов они не выйдут на большую глубину, то окажутся на мели. Адреналин выплеснулся в кровь. По рукам прошелся тремор. Взгляд так и лип к экрану гидролокатора. Глубина скакала вокруг отметки в двести. Воды на этой глубине были неспокойны. Огромные водяные валы регулярно сотрясали корпус лодки. В такие моменты она теряла управление и начина ерзать, как автомобиль на лысой резине по гололеду.

Тем, кто дежурил в прочих отсеках лодки, было еще тяжелее. Им приходилось только догадываться о том, что происходит. И воображение подкидывало самые страшные варианты развития событий. Специально, чтобы разрядить обстановку и взбодрить экипаж, Татарчук сделал доклад по громкой связи. У одного из матросов сегодня был день рождения. Командир корабля горячо поздравил его и включил песню. Песня была неплохой, но искаженная колонками, не пригодными для передачи широкого диапазона звуков, вкупе с барабанной дробью по корпусу лодки, больше походила на фантасмагорическое представление с элементами скорой ужасной развязки. После песни во всех отсеках установилась тишина. Невесело было и самому имениннику.

Как не пытались избежать контакта с океаническим дном, оно все равно произошло. Над лодкой было чуть больше ста пятидесяти метров воды. Сквозь мерцание падающего на дно мусора, внезапно проступил контур дна, идущего на подъем по левому борту. Автоматическая система управления, пользующаяся датчиками, ставшими близорукими, слишком поздно повернула рули. Корпус лодки сотряс мощный удар. Терехина бросило на пол. Во время падения он ударился головой обо что-то. Из глаз брызнули искры.

Дежурные офицеры тут же стали раздавать команды подчиненным, чтобы те незамедлительно проверили отсеки на предмет повреждения оборудования и травмирования личного состава. Системы диагностики не выявили повреждения приборов. Удар пришелся по касательной, и возможно, кроме вмятины на корпусе, не оставил других повреждений. Но субмарина, после удара, набрала высоту. Бурлящая, как в котле вода, взяла лодку в оборот.

Субмарина перестала чувствовать рули. Экипаж и все, что было не закреплено, заметалось внутри отсеков. По корпусу молотило так, что казалось, в нем должны были появиться сквозные пробоины. Татарчук бросился за ручное управление кораблем. Он дал полную тягу двигателям, пытаясь стабилизировать корабль. Терехин ухватился покрепче, чтобы устоять на ногах. Его взгляд был направлен на показания гидролокатора, показывающего, что лодка находится почти у самой поверхности.

Несмотря на полную тягу двигателей, подлодка потеряла ход. Сильное течение у поверхности постепенно разгоняло корабль в обратном направлении. Командир приказал развернуть ее по течению и заполнить кормовой балласт водой полностью. Маневр был опасным. Лодка могла «клюнуть» носом в дно. Татарчук, как опытный командир понимал на что шел. В этот момент он считал эту возможность единственной, чтобы уйти на большую глубину.

Лодка стабилизировалась. На экране гидролокатора обозначился рельеф дна. Автоматика выровняла корабль. Но глубина была недостаточной, чтобы чувствовать себя в безопасности. Время шло, и воды над головой становилось все меньше. Никто из экипажа лодки не представлял, что их может ждать, после того, как лодка окажется на мели. Интуиция говорила Терехину, что там гораздо хуже, чем под водой.

— Виктор! — Татарчук позвал Терехина без официоза. — Смотри какая ситуация вырисовывается. — Он ткнул в экран, на котором была интерактивная карта. — До ближайшей котловины, как было сутки хода, так и осталось. Может быть, нам повернуть по течению и через два дня мы снова окажемся на нормальной глубине?

Терехин понимал, какая ответственность лежит сейчас на плечах командира и понимал все его сомнения. Он мог позволить себе более холодный расчет.

— Товарищ капитан…

— Брось, давай по имени.

— Дим, смотри. — Терехин показал свой листок с расчетами. — Примерно каждый час океан мелеет метров на двадцать. Если этот ураган не прекратится, то на этом месте, менее чем через сутки будет голое дно. Если мы повернем назад, и ветер за это время не остановится, то мы точно сядем на мель. А я не представляю, что твориться наверху, и не горю особенно это знать.

— А если снова заденем обо что-то, о скалу, например?

— Да не было тут скал, отродясь. Не первый же раз ходим.

Они оба знали здешнее дно, и отговорки командира были попытками скрыть нерешительность.

— Хорошо, Виктор, вперед, так вперед.

Субмарина продолжила путь на запад. Копируя рельеф, используя каждую ложбинку в ней, корабль достиг котловины. Как изможденный ранами и погонями зверь, лодка залегла на глубину. В отсеках стало почти бесшумно. Экипаж расслабленно выдохнул. Виктор Терехин не позволял себе покинуть капитанский мостик, до тех пор, пока ситуация не станет не нормализуется.