Обогнувшие Ливию - Эдуард Маципуло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твоей смерти?! О боги!
— …значит, мы встретимся в дюнах.
От его слов повеяло другим миром, жестоким и непреклонным.
— Астарт!
Он целовал ее шепчущие губы.
— Астарт… я боюсь…
В эту ночь из храма Богини Любви исчез настоятель, известный своей деловитостью, феноменальными ушами и высоким положением в жреческой иерархии государства. Поднялась суматоха. Храм закрыли. Посетители разбежались. Жреческие сановники подняли на ноги стражников и сообщили о происшествии царю Итобаалу. Потом стало известно, что заговорщики бежали из надежнейшей государственной тюрьмы: их освободили по приказу исчезнувшего жреца, ибо власть служителя Великой Матери позволяла это сделать. «Великий жрец в руках злоумышленников!» — догадался царь, и тотчас последовал высочайший указ: виновных схватить живьем для предания мучительной казни.
Тир проснулся задолго до рассвета. Всех потрясла картина горящих хором рабби Рахмона. С быстротой молнии распространился слух о бунте рабов: около сотни невольников бежало из столицы, перебив своих хозяев, — небывалое событие в Тире!
Утром на базарной площади нашли Великого жреца, прибитого за уши к позорному столбу. К этому столбу по законам Тира выставляли воров, убийц и кровосмесителей. Несмотря на зловещий смысл новой проделки Астарта, матросы хохотали в тавернах и кабачках, и не одна амфора безвременно иссякла за упокой былого величия лопоухого жреца.
ГЛАВА 15
Судья, но не царь
Прекрасны дюны Финикии! Красноватый песок, вечноголубое небо, сияющее море и снежные вершины близких гор. Сразу же за песками, поросшими цепким потериумом, раскинулись душистые рощи сосен и финиковых пальм. Удивительное соседство! Где еще на земле встретишь подобное?
Астарт сиял белозубой улыбкой и, зарывшись в песок, упивался свободой. А рядом море! Его грезы и путеводная звезда! Почему вид и шум волн так сильно действуют на него? Почему без моря он одинок? Почему тоска по морю — его неизменный спутник?
Море! Символ очищения! Только море способно прорвать пелену обыденности и подарить то яркое, незабываемое, которое ищет человек всю жизнь. Только море возносит человеческую душу на вершину вдохновения… Нет лжи, злобы, коварства, нет грязных устоев бытия — все позади, все — прах перед бесконечной далью, пронизанной солнцем!..
— Аста-арт! Иди-и, готово! — пронесся над барханами зычный крик.
Беглые рабы расселись вокруг зажаренного на вертеле барана. Здесь собрались те, кто возглавил бунт: друзья Эреда, сам Эред, страдающий от незаживающей раны. Хромой извлек из прохладного горного ручья, впадающего в море, большой бурдюк с вином. Запах жареного мяса смешался с ароматом хвои, вина, морской соли.
— Мы захватим островной Тир, — мечтал Хромой, обсасывая кость; деревяшка, заменявшая ему ногу, была воткнута в песок, на ней держался один конец вертела. — Там легче обороняться. Даже ассирийцам ни разу не удалось взять его.
— Потом перережем всех купцов, — добавил юркий раб по прозвищу Гвоздь, покосившись на жующего Астарта.
Эред стукнул его бараньей лопаткой по лбу.
— Тебе все бы резать.
— Потом мы обратим всех рабов в наших невольников, — продолжал Хромой. — Но простолюдины нам нужны: наши враги — это их враги. Как говорил мой друг-привратник, которого вчера убили на пожаре. «Если муравьи объединятся, они разъяренного льва вытащат из шкуры».
Рабы восторженными криками одобрили слова Хромого.
Мудрый раб задумчиво наморщил клейменый лоб:
— А что дальше? Э, Гвоздь, ты уж помолчи! Как говорил мой друг, у кинжала есть лезвие, и язык ему не нужен. Как колодец не наполнить росой, так и наши головы твоими речами. Поручи дело ребенку, а сам беги за ним, иначе не увидишь ни дела, ни ребенка. Выслушай совет Гвоздя и умойся, иначе весь будешь в крови.
— А что тут долго думать, — сказал очень рассудительный раб, которого все звали Мем-Молитва, так как он знал назубок длиннющую заупокойную молитву. — Царь Итобаал ведь не захочет оставаться с нами. Поэтому изберем нового правителя. Из рабов.
Всем понравилась мысль Мема. Но с неожиданным раздражением вступил в разговор молчавший до этого Астарт:
— А потом этот повелитель будет пьянствовать с друзьями и начнет резать всех, кто ему не по душе.
— О небо, верные слова! — вдохновенно воскликнул Хромой. Он льстил, мечтая втянуть в общее дело молодого кормчего. — Мы слушаем тебя, Астарт.
— Народом должен управлять справедливый судья.
— Как судья? — удивился Гвоздь.
— Я не слышал о странах, где вместо царей на престолах бы сидели судьи, — изрек Мем.
— Я не понимаю в таких делах, — честно признался Эред и тяжко вздохнул, — но как без царя?
— Как слеп человек! — гневно воскликнул Астарт. — Даже пытаясь смотреть вдаль, он видит что близко. Пусть правит судья, но не царь!
Астарт обвел всех грозным, почти враждебным взглядом.
— Пусть, если ты так хочешь, — еще раз вздохнул Эред.
— Но и этот твой судья, — сказал Хромой, — что его остановит, если у него будет вся власть?
Астарт на миг растерялся. Но тут же нашелся:
— Пусть будет двое судей!
— Сто ударов паяльщика не сравнится с одним ударом кузнеца! — вскричал Хромой. — Сто наших речей жалки перед одним твоим словом, наш друг и спаситель Астарт. Я за двух судей, за двух шофетов. А рабами у нас будут знатные тиряне.
— Пусть роют ямы под виноградные лозы, пусть носят тяжести и пасут скот, пусть делают самую грязную и трудную работу! — закричал Гвоздь, дрожа от восторга.
В глазах рабов клокотало пламя, и кулаки сжимались сами собой.
— Да, но как на это посмотрят боги? — произнес рассудительный Мем.
— Боги любят жертвы, — ответил Астарт, — богатой жертвой можно искупить любое безумство. Так что пусть будет шофет-судья, а не мельк-царь!
ГЛАВА 16
Идиллия
— Что ты наделал, мой милый, — первое что произнесла Ларит, когда они встретились. На ее лице боролись страх и радость.
— Мы опять вместе, Ларит… Он обнял ее.
— Как прекрасна моя Ларит! Как прекрасны ее глаза! Все прекрасно, что принадлежит ей! Слышишь? Даже страх твой — чудо!
— Богиня между нами! Ты погубил все! Никто не позволит мне покинуть храм ради земной любви.
— …Ибо крепка, как смерть… — с горькой иронией проговорил Астарт. — Никто не позволит, но я же покинула. — Женщина торопливо шептала: — Мы скоро погибнем, обязательно оба погибнем, и мне становится не так страшно… Нисколько не страшно, если ты со мной. Боги не могут поразить одного из нас, это безжалостно и несправедливо. Они поразят обоих. А это уже не страшно. Шумели сосны, дюны курились струйками песка. Рабы разбрелись по всему пляжу в поисках съедобных моллюсков. Их живописные фигуры, казалось, были созданы для этого дикого, неповторимого пейзажа.