Обогнувшие Ливию - Эдуард Маципуло

А тот кружил по двору, чуть не свалился в чан с затхлой водой и оказался у ворот. И вдруг — быстрый, как спущенная тетива, удар кулаком — и привратник с проломленной переносицей повис на щеколде. Бухнула калитка. Астарт исчез.

— Догна-ать! — Беркетэль задохнулся от крика.

Астарт несся во весь дух по улице. Только бы добраться до пристани, где в каждом кабачке у него не счесть приятелей!

Сухопарый надсмотрщик в кожаных сандалиях вырвался вперед. Астарт понял: от него не уйти. Он резко свернул за первый попавшийся угол и, схватившись за край плоской крыши, выставил ногу на уровне головы преследователя. Удар! Короткий вскрик, звук падающего тела. Астарт перемахнул через забор, второй, третий, ушел с головой в бассейн с затхлой водой, нагретой солнечными лучами, прорвался через плотную стену душистых олеандров, и вот портовая набережная, вот первый кабачок под открытым небом.

Завсегдатаи, в некогда приличных юбках и матросских передниках, в париках и без париков, но все навеселе и полные оптимизма, вдруг замолчали и уставились на беглеца. — Аста-арт? — Да он же раб? — Беглый! Вы слышите, беглый!

Все сорвались с топчанов и циновок и, опрокидывая подносы, кувшины, обступили позеленевшего от усталости Астарта.

— Это все Лопоухий… подстроил… гонятся, — прохрипел он.

Но чья-то нетерпеливая рука уже схватила его за шею, кто-то подсек ему ноги, кто-то орал, чтобы корчмарь принес веревку: почетный долг свободнорожденного — поймать беглого раба.

Астарт нечеловеческим усилием стряхнул с себя бывших друзей. Подпрыгнув, ухватился за балку хлебного амбара и взлетел на крышу. Через мгновение — он на другой крыше.

Свора пьянчуг с негодующими криками катила вслед за ним по земле, размахивая палками и кувшинами.

Астарт спрыгнул, отчаянным рывком преодолел квартал гончаров, взобрался на крепостную стену, увитую плющом и виноградными лозами. Здесь всегда кто-нибудь да был: отсюда открывался величественный вид на море. Один из таких любителей природы неожиданным ударом увесистой клюки сбил беглеца с ног.

Когда Астарт пришел в себя, веревки опутывали все тело. Далеко внизу рокотал прибой, и ветер забрасывал на стену редкие брызги. Преследователи переговаривались, шумно отдуваясь после бега. Один предложил сдать Астарта ополченцам: беглые рабы — их забота, может быть, самая главная. Другой возразил: у жреца-настоятеля свои счеты с беглецом, поэтому он отвалит хорошую награду за поимку не торгуясь.

Астарт перекатился к краю стены и, прошептав молитву, ринулся в бурлящую пучину. Слабый всплеск потонул в шуме прибоя и тоскливых криках чаек.

ГЛАВА 14

Двое

В полутемной, мрачной келье жрицы словно стало светлей.

Раза в четыре быстрее колотится сердце, Когда о любви помышляю. Шагу ступить по-людски не дает, Торопливо на привязи скачет.

Ларит пела перед бронзовым зеркальцем, вделанным в каменную стену. Она пела, не в силах сдержать свои чувства: Астарт жив. Он свободен, как прежде!

Жрицы в соседних кельях тревожно прислушивались и недовольно качали головами. «Она еще способна любить? Это скоро пройдет…»

Ни тебе платье одеть,Ни тебе взять опахало,Ни глаза подвести,Ни душистой смолой умаститься!О милом подумаю — под руку так и толкает:«Не медли, не мешкай! Желанной мечты добивайся!»Ты опрометчиво, сердце мое!Угомонись и не мучай меня сумасбродством.

Гибкая тень скользнула у слабо светящейся курильницы. Песня на миг стихла, но тут же вновь взметнулась, еще более торжествующая и счастливая. Ларит пела, обняв за шею любимого и жадно вглядываясь в его глаза:

Любимый придет к тебе сам,А с ним — любопытные взоры.Не допускай, чтоб мне в осужденье сказали:— Женщина эта сама не своя от любви!При мысли о любимом терпеливее будь, мое сердце:Бейся по крайности медленнее раза в четыре

Песня кончилась. Жрица прильнула к Астарту и еле слышно прошептала:

— Мои молитвы помогли, я рада! Нет счастливей женщины во всем Тире. О Великая Мать! Я боюсь твоей щедрости. Что ты запросишь в ответ?

— Моя милая, зачем ты позволила разлучить нас? Ларит выскользнула из его объятий и, засмеявшись, закружилась вокруг него.

Твоей любви отвергнуть я не в силах.Будь верен упоенью своему!Не отступлюсь от милого, хоть бейте!Хоть продержите целый день в болоте!Хоть в Сирию меня плетьми гоните!Хоть в Нубию — дубьем,Хоть пальмовыми розгами — в пустыню,Иль тумаками к устью Нила.На увещеванья ваши не поддамся.Я не хочу противиться любви.

— Мой милый раб, беглец, бунтарь, тебя невозможно не любить. Даже если бы между нами не было нашего детства! Я тебя люблю, долговой раб, мой возлюбленный бродяга! Астарт, милый… — Ларит, заливаясь слезами, осыпала поцелуями его лицо. — Ибо крепка, как смерть, любовь… — прошептала она. Астарт вздрогнул, по его спине пробежал холодок. — Стрелы ее — стрелы огненные. Большие воды не могут потушить любовь, и реки не зальют ее…

— Откуда… откуда ты это знаешь?

— Что с тобой? Это же притча о царе Соломоне и его возлюбленной. Почему волнение на твоем лице?

— Я слышал это раньше… но совсем по-другому.

— От женщины?

— Да.

И он рассказал о своей жизни наемника штрафной сотни, полной ужаса перед завтрашним днем, о попытках развеять, утопить, растоптать всесильный, изнуряющий страх, о царском гареме, о смелых женщинах, плюющих в лицо фараону. И «Песнь песней», известная многим народам, была их молитвой…

Жрица смотрела на свои дорогие чаши, многочисленные пузырьки разной формы. Румяна, духи, кремы, хна, мирра, ладан, бальзамовые масла, порошки из кипарисовой коры, красная краска для ногтей, лазурь для век… Зачем ей это все? Богиня! Дай ей простую человеческую судьбу!..

Ее щеки почувствовали тепло его ладоней. Астарт повернул к себе лицо женщины и заглянул в глаза.

— Сегодня в храме не будет жертв.

— Что ты еще задумал? О милый, не дразни богиню, мы и так…

— Утром придешь на базарную площадь. Если ничего не болтают о моей смерти…

— Твоей смерти?! О боги!

— …значит, мы встретимся в дюнах.

От его слов повеяло другим миром, жестоким и непреклонным.

— Астарт!

Он целовал ее шепчущие губы.

— Астарт… я боюсь…

В эту ночь из храма Богини Любви исчез настоятель, известный своей деловитостью, феноменальными ушами и высоким положением в жреческой иерархии государства. Поднялась суматоха. Храм закрыли. Посетители разбежались. Жреческие сановники подняли на ноги стражников и сообщили о происшествии царю Итобаалу. Потом стало известно, что заговорщики бежали из надежнейшей государственной тюрьмы: их освободили по приказу исчезнувшего жреца, ибо власть служителя Великой Матери позволяла это сделать. «Великий жрец в руках злоумышленников!» — догадался царь, и тотчас последовал высочайший указ: виновных схватить живьем для предания мучительной казни.