По мосту через пропасть - Лора Брантуэйт

— А, понятно.

Сьюзен. Разумеется, Анна про нее слышала, не очень много, но смысл понятен. Возможно, ей понятен больше, чем самому Адриану. Молоденькая девочка, красивая, умная, ему — ровня, наверняка десять тысяч раз обдумала перспективы развития их отношений. Наверняка ей не нравится то, что они до сих пор друзья. В семнадцать это еще можно пережить и утешать себя тем, что любовниц у него может быть сколько угодно, а вот лучшая подруга — только одна, и это в некотором смысле даже ставит ее на пьедестал. Но в двадцать ситуация начинает раздражать, а в двадцать три… В общем, отношения либо изменятся, либо прекратятся совсем. Причем в обозримом будущем. Анна вздохнула. Она была убеждена, что «маленькая Сьюзен» влюблена в своего «большого Эйда» без памяти. То, что в Адриана можно не влюбиться, просто не приходило Анне в голову.

Стоп-стоп-стоп. Анна от молниеносно мелькнувшего осознания так растерялась, что рассыпала чай. Такого с ней не случалось уже несколько лет. Чем бы ни были заняты мысли, руки делали свое дело превосходно.

Нет. Что за чушь. Не может быть.

Тогда к чему все эти размышления на тему невозможности дружбы между мужчиной и женщиной?!

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Адриан.

Анна поймала себя на том, что стоит с банкой чая в одной руке, ложкой в другой и невидящим взглядом смотрит на просыпавшиеся чаинки.

— Да. В полном, — преувеличенно бодро ответила она. — Знаешь, нет такого закона природы, который запрещал бы просыпавшимся чаинкам образовывать на столе силуэт Эйфелевой башни. Вот я и проверяю. Почему-то никогда не складываются.

Адриан повел бровью — видимо, решил, что напрасно не дал ей выспаться.

— Так что там со Сьюзен? — Анна за подчеркнутым энтузиазмом пыталась скрыть охватившее ее смятение.

— Да по сути ничего страшного. Она хочет лететь на стажировку в Нью-Йорк, ее папа хочет, чтобы она летела в Сидней.

По мне, так никакой разницы, подумала Анна, но ничего подобного не сказала.

— Что ж, рано или поздно приходится либо отстоять свободу своего выбора, либо до конца жизни оставаться послушной дочкой. Или сыночком.

Ну зачем мы сейчас о ней говорим?

— Да. Понимаешь, я чувствую, что должен ей помочь, но на самом деле… Разбиралась бы она сама…

— Эй, осторожнее. Слышу в твоих словах слабость. Рыцарского духа. Две недели назад ты помчался бы к ней с радостно бьющимся сердцем. Все рыцари страшно радуются, когда выпадает случай спасти принцессу. Неужели это я так плохо на тебя повлияла?

— Ага, — ухмыльнулся Адриан. — Теперь я делаю все то же, что и положено рыцарю, но при этом задумываюсь — а мне самому этого хочется?

— И что, не хочется?

— Не хочется. Уезжать не хочется.

— Это же всего пара дней.

— За пару дней многое может произойти. — Он странно на нее посмотрел, и Анна ощутила, как от этого взгляда грудь обдало жаром.

Она отвернулась к огню.

— Знаешь, я не разделяю того мнения, что для всего на свете существует только один подходящий момент. То, что не произойдет в эти два дня, запросто может случиться в другое время, — осторожно проговорила она.

— Наверное. Судьба?

— Судьба все сделает так, как нужно, — убежденно ответила Анна.

— Хорошо бы. Я не понимаю только одного.

— Чего?

— Ты берешь выходной в понедельник, потому что по понедельникам не можешь быстро заваривать чай? — спросил Адриан, озорно, по-мальчишески, прищурив один глаз.

— Нет, потому что по понедельникам я особенно кровожадна и могу случайно кого-нибудь… съесть!

Или сбить на машине. На свою беду.

День не задался. По радио передавали невнятные новости, почему-то больше всего в них говорилось о странах третьего мира. Новости перемежались с какими-то бессмысленными и безвкусными песенками и назойливой рекламой, рассчитанной на кретинов. Джеймс был зол. Впрочем, это было его обычное состояние, в которое он впадал не реже четырех раз за день. Он резким движением отключил магнитолу. К великому своему счастью, он мог себе позволить не церемониться с техникой.

На лобовом стекле висела мелкая водяная пыль, которую дворники успешно развозили и превращали в тонкую водяную пленку. Октябрь. Чего еще от него ждать?

Джеймс вытащил коробку сигар и закурил. Курил он принципиально только сигары, но вовсе не потому, что они великолепно подходили к его имиджу, а потому, что ему больше нравилось ощущать дым во рту — это вкусно, чем в легких — это странно. Из зеркала заднего вида на него сверкнули углями черные опасные глаза. Джеймс усмехнулся. Хорошо, когда наружность не порождает напрасных ожиданий.

Он ехал в Эшинтгон, и это ему не нравилось. Он вообще не понимал, для чего тетя Маргарет сорвалась в середине осени и отправилась на свою «провинциальную виллу», да еще и прихватила с собой любимчика Эйда. Эйд, конечно, редкостный флегматик в том, что касается деловой жизни, но голова у него работает хорошо, а Джеймсу это сейчас очень бы пригодилось. Собственная его голова уже буквально раскалывалась от обилия обрабатываемой и генерируемой информации. Дела в последнее время шли не очень хорошо, слияние с более крупной компанией уже маячило на горизонте, но нужно было правильно выбрать партнера и просчитать все выгоды, которые можно извлечь. А также позаботиться о том, чтобы в новом совете директоров занять не последнее место. В такие моменты умному, но вспыльчивому, склонному рубить сплеча Джеймсу остро не хватало рассудительности младшего брата и его «шахматистского» мышления. Разумеется, он в этом никогда не признавался. После смерти родителей их пути сильно разошлись. Джеймс помнил смутную нежность, которую когда-то испытывал к маленькому братику, но последующие годы мало что от нее оставили. Спасибо, хоть есть что вспомнить.

Джеймс не любил маленьких городов. Джеймс не любил больших городов. Он любил свою квартиру с четырьмя спальнями, картинами немецких экспрессионистов и балконом на Гайд-парк. Поездка в Эшингтон была ему не в удовольствие. Ему предстояли долгие разговоры с тетей Маргарет о делах, а значит, в ближайшем будущем ничего приятного его не ожидало. Как развлечься в славном и древнем городе Эшингтоне, Джеймс решительно не знал. Может, Адриан что-то придумал? Нужно будет спросить. Хотя зачем ему развлечения, когда у него есть доступ к тетиной библиотеке! Джеймс лихо свернул — едва не пропустил нужный поворот, а ездить он любил на большой скорости: чем ощутимее опасность, тем легче почувствовать себя живым.

Тетя Маргарет встретила его бледная и с поджатыми губами. Джеймс знал, что это мигрень. Значит, тетя будет подолгу думать, прежде чем сказать что-нибудь, и едва заметно морщиться, когда будет говорить он. Неприятно, даже если знаешь, что ты тут в общем-то ни при чем. Тем более Джеймса всегда грызло подозрение, что тетя Маргарет использует такие дни для того, чтобы лишний раз выразить свое истинное отношение к нему. Может быть, это рано развившаяся паранойя.