Империя и христианство. Римский мир на рубеже III–IV веков. Последние гонения на христиан и Миланский эдикт - Юрий Александрович Соколов

«Стилизация» – это послевкусие умершей эпохи, это воспоминание-ностальгия по идеализированному прошлому, это подмена существа эстетикой. Римский Сенат в тетрархии утратил свое былое значение. В то же время в нем воплощались «иллюзии», «духи прошлого», столь дорогие для Диоклетиана. Но ведь и Рим, который так обожествлялся Диоклетианом, именно Диоклетианом и был обречен на прозябание и запустение, навсегда перестав быть императорской резиденцией и столицей империи.

«Февральским эдиктом», который был написан и оглашен императором именно во время его последнего в жизни пребывания в Риме, он попытался в том числе и объясниться с Сенатом, с римским нобилитетом, но понят так и не был.

В дополнение ко всему Диоклетиан заболел. Точнее, некоторое недомогание обнаружилось еще во время дороги, но император был уверен, что в Риме, у древних алтарей, болезнь отступит. Случилось наоборот: именно после пышных обрядов и жертвоприношений он едва не умер, и именно этот неожиданный результат, который был воспринят им как роковой знак, явился для него страшным ударом. Болезнь была результатом не столько возраста и даже не столько физического недомогания, сколько психологического надлома и глубокого разочарования. Некоторое время состояние здоровья императора оставалось столь безнадежно, что в ближайшем окружении ожидали его смерти.

Не без труда вернулся он в Никомедию, где недуг то ослабевал, то усиливался, но уже не отпускал полностью. С весны Диоклетиан стал заметно устраняться от управления, что незамедлило сказаться на гонениях – они перешли в той же Малой Азии в откровенно инерционную фазу. Казни и аресты приостановились, но из тюрем никого не выпускали, а в судах началась волокита. Многочисленная бюрократия мгновенно ощутила наступление безвременья. Сам же Диоклетиан окончательно уверился в желании отойти от власти и уйти в «частную жизнь».

Триумф в Риме

Для объяснения ситуации вернемся немного назад. Еще в апреле 285 года, когда Максимиан Геркулий был взят в соправители, было объявлено, что они оба спустя двадцать лет отойдут от дел и передадут власть более молодым избранникам. В это вряд ли кто верил и обещания были восприняты не более чем благие намерения. Как известно, из власти тиранической добровольно не уходят, тем более, что это и небезопасно. В истории Рима давались разные «обещания», но всегда находился повод от них уклониться – «благодарные граждане», искусно организованные префектами, возлагали на пурпуроносцев еще большие полномочия.

Впрочем, двадцатилетний срок казался огромным, зато сам по себе способствовал динамизации преобразований. Но слишком много времени ушло на подавления восстаний и на войну с персами. Восстания подавили. Войну выиграли. С невероятной помпезностью в еще ноябре 303 года Диоклетиан в Никомедии отпраздновал свой триумф – помпезная театрализованность этого архаического спектакля не была в состоянии скрыть того, как из-за «вопроса о христианах» империя готова была впасть в кому. Между прочим, проводя в Никомедии триумф, Диоклетиан праздновал официально и двадцатилетие своего пребывания на императорском престоле. Традиция требовала, а Диоклетиан свято чтил римские традиции, амнистии для всех томящихся в тюрьмах, кроме уголовников. Амнистия была проведена и заключенные были выпущены на свободу, в том числе и все находившиеся там христиане. Диоклетиан воспользовался традицией, чтобы показать свое «миролюбие» и тем снять или хотя бы минимизировать накал страстей и сопротивление христиан.

Но оказалось, что христиане в равной степени стойки и к угрозам, и к лукавому милосердию – их невозможно ни испугать, ни подкупить! В январе 304 года император вновь начал аресты, которые шли три месяца. Сам факт подобного колебания Диоклетиана свидетельствует о его растерянности, о потере контроля над ситуацией.

В Рим Диоклетиан отправился не для того, чтобы повторить триумф, а чтобы понять, что же происходит на самом деле. Реальность была хуже всяких предположений. Даже при очень сильном желании собрать «благодарных сограждан» для триумфа и «нижайших просьб о продлении полномочий» не представлялось возможным. Диоклетиан был потрясен и кажется впервые не знал, что делать. Он утратил интерес к власти и официально объявил о скором уходе, запустив механизм передачи власти. Ослабленному телом и духом «божественному императору» было, кажется, все равно, кто придет на Олимп империи. Если верить Лактанцию, то при обсуждении с Галлерием кандидатур новых цезарей он назвал предложенного Севера «танцором, пьяницей легкомысленным человеком, перепутавшим день с ночью», а Максимина вообще не знал, но все же их выдвижению не препятствовал. Только в завершении устало сказал Галлерию: «Не таких ты даешь мне людей, которым можно вверить защиту государства. Но я согласен. Смотри теперь ты, а я потрудился достаточно. Если же случится что-либо плохое, вина будет не моя».

Начатые «Августовским эдиктом 303 года» гонения проходили весьма неравномерно. Активными они по-прежнему были в Восточной части Римского мира, причем, если в 303 – начале 304 года эпицентр приходился на Малоазийские провинции (прежде всего – в провинциях Пропонтиды и Ионии), то после 304 года эпицентр переместился в провинции Балканского полуострова. В Италии гонения пришлись на самый конец 303 и самое начало 304 года, затем произошел резкий и очевидный спад и все обрело формальный характер. На самом же западе, от Гибралтара до Твида, гонений практически не было. Уже одно это свидетельствует, что масштабная задача тотального террора против христиан была в принципе невозможна для осуществления. Ни одно из гонений христиан за всю историю Античности не продумывалось столь долго, основательно и всесторонне, не имело столь основательную «философскую концепцию», не осуществляло столь планомерного наступления на политическом, социальном и экономическом фронтах, как задуманное и проведенное Диоклетианом. И ни одно из гонений не имело столь ничтожных перспектив с самого их начала, ни одно не имело столько непоследовательности, противоречий и результативной ничтожности!

Дворец Диоклетиана в Сплите

Решение, которое Диоклетиан принял в Риме и к которому склонил Максимиана, было реализовано 1 мая 305 года. Диоклетиан удалился в роскошный дворец в Сплите[16] на берегу Адриатики, величественные руины которого и сегодня производят сильное впечатление. В поистине сказочной роскоши он проведет восемь лет, демонстрируя свое равнодушие к всему, что происходило в Римском мире. Был ли счастлив этот сильный и странный человек? Вряд ли. Его уход из власти был вызван крахом его политики, в основе которой лежало в принципе невозможное соединение современной реальности и идеализации умершего прошлого. Здесь в 313 году он и окончит жизнь. По не слишком достоверному свидетельству Аврелия Виктора бывший император принял яд, боясь очередного поколения своих приемников – Константина и Лициния. Примечательно, что Диоклетиан скончался как раз в год Медиоланского эдикта, успев увидеть полный крах своей ре