Свет озера - Бернар Клавель

— А вдруг Мане продал нас солдатам и мы в западню попадем? — крикнул Сора.

Все примолкли, но Бизонтен быстро прервал молчание:

— А что, интересно, вы намереваетесь делать? Бежать отсюда? Да если бы здесь, в лесу, были солдаты, они бы через десять шагов всех вас бы перехватали.

— Аркебуз в повозке эшевена! — снова крикнул Сора.

— Брось ты это! — приказал Бизонтен. — Ты же сам отлично знаешь, что на десяток лье в округе ни одного француза нет. А ну, в дорогу! Если они нам засаду хотели устроить, чего бы они стали зря ждать: зачем бы они сюда лошадь выгнали?

Мопю медленно шагал назад по своим вчерашним следам, и вскоре они поймали его. К спине у него был приторочен большой мешок, куда Мане, должно быть, запихал съестные припасы и одежду. Под грудью у Мопю висела оплетенная бутыль. Сучком плетенки ему поранило ногу так, что по ней текла кровь.

Один из людей взял его под уздцы, а Пьер снял мешок и бутыль, открыл ее и понюхал:

— Да это же водка.

Кругом засмеялись, а Сора заметил:

— А ты вообразил, что он святую водичку возит?

— Все равно мог бы подвесить ее удобнее, чтобы лошадь не поранить.

— А где же сам Мане? — спрашивал сосед соседа.

— Как эшевен мне объяснял, — произнес Бизонтен, — мы сейчас где-то неподалеку от Шапель-де-Буа. Может, Мане уже нашел там людей, а его лошадь просто убежала.

Но гнев уже закипал в сердцах, каждому не терпелось пуститься в погоню, Бизонтен остановил их:

— Это дело решенное: ежели мы его найдем, вернем ему лошадь и упряжку, и пусть катится к черту.

Пьер плеснул себе на ладонь немножко водки и протер рану лошади.

— Даже не дрогнула, — удивился кузнец, державший ее под уздцы, — так от холода закоченела, что и боли не чувствует.

Пьер нагнулся, поскреб ногтями шерсть лошади.

— Она в воду попала. По самую грудь ушла. Вы только взгляните на ее бабки: ведь подо льдом целый слой мерзлой тины… Есть ли здесь где поблизости болота?

— Чего ты спрашиваешь, разве сам не знаешь, что никто из нас здесь никогда прежде не был?

— Единственное, что мне известно, — вмешался подмастерье, — это что возле Шапель-де-Буа есть такое местечко, зовется оно Бельфонтен. Надо полагать, там источники есть. А так как они как раз на дне ущелья пробиваются, возможно, два или три родничка успели уже в стоячие болотца превратиться.

— Надо пойти посмотреть.

— Пойдем по его следу и там сами все увидим.

Бизонтен чувствовал, что в его спутниках зажглось нездоровое любопытство, и это было ему не по душе. Он знал, что там, в непролазно густой тине, где между камышами зеленеет стоячая вода, там сама смерть, и ему казалось, что одного этого слова было достаточно, дабы померкло веселое солнечное утро.

Снова тронулись в путь. Чем дальше они продвигались, тем большая угроза таилась в Ризу: угрожающе вставали его иссеченные глубокими ранами серые скалы, угрожающе нависала, готовая сорваться вниз между черными соснами снежная лавина.

Решено было не сворачивать в Шапель-де-Буа, так как Мане наверняка постарался обойти стороной это селение. Как только показались вдали первые домики, дорога свернула круто влево и стала спускаться к низине, где виднелась березовая рощица и густые заросли ивняка. Обоз остановился, и Бизонтен, подозвав к себе обоих сыновей Фавра, посоветовал остальным:

— Самое время накормить лошадей. Напьются они по дороге в селенье. А мы трое пойдем посмотрим, идут ли следы в гору или к селенью.

Они быстро дошагали до первых берез, и тут Бизонтен сразу заметил мертвое тело. Все трое приблизились. Толстяк Мане лежал, прижав к груди обе руки и стиснув колени, очевидно, он упал вперед и потом уж скатился вправо в своих обледеневших одеждах. Его лысый череп блестел, а открытые глаза, казалось, еще жили под ледяной маской. Молча смотрели они на мертвеца, но не тронули его, потом прошли опушкой через рощицу. Нетрудно было догадаться, как произошла трагедия — об этом достаточно красноречиво свидетельствовал снег, где из-под земли пробивался источник, расплывавшийся по белизне грязно-серым пятном.

— Теперь все понятно, — сказал старший сын Фавра, — он не заметил этой воды, а лед вокруг ручья был слишком тонок. Лошадь провалилась двумя передними ногами. А он неожиданно для себя перелетел через ее шею.

— Странно даже, что он сумел выбраться из трясины, — заметил Бизонтен.

— Все равно далеко не ушел!

— Видать, Мопю галопом понесся. А Мане хотел его поймать.

— Да, — вздохнул Бизонтен. — Но мороз бежал быстрее его.

12

Хотя Матье Гийон не раз рассказывал Бизонтену о переходе через Ризу неподалеку от Бельфонтена, но все равно гора вблизи имела воистину устрашающий вид. К тому же с ними был раненый, были ребятишки, что усугубляло опасность. Похоже, что французские солдаты покинули эти края, опасаясь суровой зимы. Улучив минутку, Бизонтен посоветовался с цирюльником и кузнецом, и втроем они приняли решение идти по ущелью, которое выводило в долину Бьены.

Пока все шло благополучно, вплоть до развалин Бельфонтена, где они снова напоили лошадей, а сами остановились перекусить. На подъеме снег лежал не таким толстым слоем и был более рыхлым.

Источники, рожденные в лесах Шомели, пропитали снег, покрывавший ими же прорытую дорогу. Лошади скользили, люди удерживали их с трудом. Десятки раз приходилось останавливаться всему обозу, и тогда мужчины скопом подсобляли лошади и удерживали на тропинке повозку, которую спасали от падения в овраг только чахлые вязы, цеплявшиеся корнями за скалу.

Предосторожности ради Бизонтен велел всем выйти из повозок, за исключением одного, того, кого звали «живым трупом». И так все гуртом шагали за повозками.

Хотя все внимание Бизонтена поглощала его упряжка и опасная дорога, мысли его упорно возвращались к толстяку Мане. Он всей душой любил эшевена, дружил с беднягой Бобилло, который сейчас так мученически мучается от этой тряски, и, однако, все его помыслы занимал этот пьянчуга Мане. Земля слишком промерзла, так что пришлось отказаться от мысли вырыть ему могилу, и скрюченное, как зародыш в материнской утробе, тело засыпали камнями, навалили сверху кучей ветки колючего кустарника. Бизонтену не удалось помешать Сора и Рейо разбить мотыгой ледяную корку, сковавшую труп, и обшарить тело в надежде найти деньги. Впрочем, и денег-то у Мане оказалось немного — с десяток испанских пистолей, лишнее доказательство, что он наврал про свои капиталы Бизонтену перед самым уходом. Напрасно подмастерье твердил себе, что смерть эта благо для всех них, что наконец-то воцарится покой, голос пьяного толстяка звучал в его ушах, жалобный голос, прерываемый рыданиями. Он слышал его слова: «Но я же ведь сдохну там с холоду!»

«Вроде бы он сам это чувствовал… Я хотел одного: чтобы люди не накинули ему петлю на шею, а выходит, убил его я. Один я и убил его!»

Сотни раз в течение первых часов их пути Бизонтен представлял себе отъезд Мане, его страх перед ночным мраком, его желание миновать деревню и пробраться потихоньку, прячась в тени Ризу, его падение на лед, треск этого разбившегося льда и холод воды. Холод, цепко схвативший его, после того, как он выбрался оттуда, как бежал за обезумевшей от страха лошадью, как леденела на нем намокшая одежда. Сразу ли его сразила смерть? Или он мучился перед смертью? Проклиная Бизонтена, зная, что погибнет пленником этого ледяного панциря? Скончался ли он в один час с эшевеном? Бизонтен упрекал себя за все эти страхи и твердил про себя: «Уж коли ты согласился взять на себя ответственность, так иди до конца. Держись. Нельзя толкать человека на смерть, потому что боишься, что у тебя недостанет сил защитить его… Пусть даже человек этот последний мерзавец, нельзя вот так избавляться от него».

Короткий дневной привал прошел в молчании. Сказывались усталость и страх перед этим опасным путем. Бизонтен тоже молчал, но чувствовал, что каждый из них страшится провести ночь на этом крутом откосе, откуда, может, только одна дорога — прямо в преисподнюю.

Стало смеркаться, солнце скрылось за мрачной горой, по склонам которой сочилась вода. Из глубины долины, куда они направлялись, снизу наползал стеной серый туман, скользил меж оголенных веток берез и сосен, придавленных снегом.

А они все шли и шли, как и их лошади, разбитые усталостью, терзаемые холодом, который особенно зло впивался в ноги после их беспрерывного шлепанья через ручейки. Бизонтен присматривал за всеми, то и дело оборачивался и кричал:

— Внимание — скала!

— Внимание — ледяные глыбы!

— Держитесь правее!

Идущие за ним подхватывали крик и как по цепочке передавали его друг другу вплоть до замыкающего.