Предки богов. Затерянная цивилизация Лемурии - Фрэнк Джозеф

«Я с большим удивлением, если не сказать, отвращением, прочитал критическое выступление Метро в Ваш адрес в выпуске Anthropos за февраль-апрель 1938 г. Помимо всего прочего, он обвиняет Вас в «манипулировании» определенными символами из долины Инда в Ваших собственных целях. Поскольку большинство этих символов представлено в моей статье о письменности долины Инда, я взял на себя труд внимательно просмотреть их список, представленный Вами. В итоге обнаружил, что во всех случаях, без исключения, Вы воспроизвели их со скрупулезной, замечательной точностью. Боюсь, месье Метро даже не позаботился изучить мою работу, из которой Вы скопировали символы, а также мою статью в Journal of the Royal Asiatic Society за апрель 1932 г. (стр. 494–503), и это несмотря на то, что он ссылается на нее в сноске № 4 на стр. 222 собственной статьи!»

«Необоснованное утверждение Метро о фальсификации символов основано исключительно на его собственном нежелании с достаточной аккуратностью ознакомиться с источниками, — считал Эйне-Гельдерн, — вынужден сказать, что это самая бесцеремонная клевета на ученого, с которой мне когда-либо доводилось сталкиваться. Впрочем, у меня нет ни малейшего сомнения, что после более тщательного знакомства с источниками месье Метро первым признает несправедливость своих обвинений и принесет господину де Хевеси публичные извинения, которых тот вполне заслуживает».

К сожалению, уверенность Эйне-Гельдерна в честности своего коллеги-скептика оказалась необоснованной. Метро так и не пересмотрел свои несправедливые утверждения, поскольку они предназначались исключительно для дискредитации де Хевеси и официального запрета на исследования в области межконтинентальных контактов в далеком прошлом. Здесь Метро удалось добиться выдающихся успехов. В политкорректных археологических кругах о де Хевеси мимолетно упоминают как об эксцентричном чудаке, чье безответственное сравнение письменности острова Пасхи и Мохенджо-Даро было разоблачено еще до Второй мировой войны. Хотя на самом деле Метро ничего не разоблачил и показал себя небрежным автором, чья критика страдает изъянами, его тяжкие обвинения были с радостью приняты учеными, которые заперлись в «башне из слоновой кости» и защищают свою книжную археологию от новаторских вторжений. Они неоднократно повторяли его недоброжелательные высказывания в адрес де Хевеси, со временем это стало для них истиной в последней инстанции. Увы, это лишь один из примеров, демонстрирующих саботаж достоверной информации, которая могла бы расширить наше понимание загадок, продолжающих волновать ученые умы. Из-за «политкорректности» дверь, ведущая в прошлое, была заперта, объявлена несуществующей.

В контексте несомненной связи письменности ронго-ронго с культурой долины Инда еще больший интерес представляет ее сравнение с другой древней письменностью, существовавшей в Центральной Америке в 3250 милях от острова Пасхи. За два года до того, как де Хевеси обнаружил параллели между Мохенджо-Даро и островом Пасхи, другой лингвист, Эрих фон Хорн-бостл, привел не менее убедительные аргументы в пользу связи между пиктографической письменностью индейцев куна из Панамы и ронго-ронго. Хотя в панамском варианте существует меньше сходных примеров, чем в письменности долины Инда, аналогии с островом Пасхи неизбежны. Как и ронго-ронго, пиктографическая письменность индейцев куна силлабическая, обладает свойством boustrophedon и сохранилась на деревянных табличках, известных на Рапа Нуи под названием кохау.

Фон Хорнбостл привел следующие соображения: «Точно так, как и на острове Пасхи, индейцам куна было необходимо знать текст, чтобы «читать», то есть декламировать его. В обоих случаях письменные тексты декламировались во время похорон. У индейцев куна в них содержалось описание пути, который избирает дух усопшего после смерти. Жрец читает текст с таблички, пока труп перевозят к могиле на лодке. Я воспользуюсь возможностью, чтобы привлечь внимание к интересному и, вероятно, значимому сходству погребальных обрядов обоих народов, а именно использованию оперенных палочек. «В течение шести дней после его смерти, — говорит миссис Рутледж в упоминаемом фрагменте, — все работали над изготовлением палочек с перьями на верхушке (хеу-хеу), потом их расставляли повсюду вокруг могилы».

У индейцев куна в могилу вместе с трупом клали четыре оперенных палочки, символизировавшие четырех духов-защитников, которые ведут души по смертному пути».

На острове Пасхи оперенные палочки втыкали в землю, обозначая священное место, где жрецы ронго-ронго исполняли ежегодные декламации.

Эйне-Гельдерн, публично выступивший в защиту де Хевеси против его гонителей, поддержал открытие фон Хорнбостла, но добавил, что «внешняя форма письменности острова Пасхи достигла гораздо более высокого развития, чем письменность индейцев куна, или — вероятно, это будет более точным ответом — письменность куна в большей степени варварски искажалась и опустилась на более низкий уровень, чем на острове Пасхи, хотя они могли дольше сохранять оригинальное начертание многих символов». Этот вывод косвенно подтвердил Неле из племени куна, который в 1928 г. сказал археологам, что последним, кто знал правильное начертание символов, был Немекина, легендарный переписчик, скончавшийся много лет назад.

Связь с утраченным источником в Тихом океане выходит далеко за пределы аналогии между письменностью ронго-ронго и панамскими пиктограммами. Названия некоторых мест и имена главных божеств индейцев куна недвусмысленно указывают на лемурийское происхождение. Самое важное и очевидное в них — слово «Му», в их космогонии — Богиня-матерь. Она сотворила Солнце, с которым вступила в брачный союз и родила звезды и планеты. Другие воплощения Богини-матери носили имена — Ми Alesop, Ми Olokundil, Ми Olotagisop и Ми Sobia. В языке индейцев куна Mu-olok-wit-uppu означает «остров», mu-olo-tup-kana — группу морских островов, Mu-lat-uppu и Tupsol-Mu-llu — острова, расположенные неподалеку от тихоокеанского побережья. Особое значение имеет миф о Великом Потопе, затопившем огромную землю на Западе, откуда выжившие чародеи прибыли в Панаму много лет назад. Само предание о Потопе у них называется Mu-osis.

Другим видным персонажем был Ка-Му, в буквальном переводе — «Человек из Му», герой Потопа в преданиях индейцев из племени ароваков. Высокий, бледнокожий, светловолосый и бородатый, он высадился на побережье Панамы после ужасной катастрофы в своей далекой заморской родине. Считается, что от него произошли все ароваки.

К югу от Панамского перешейка влияние ронго-ронго было обнаружено у представителей одного из племен, обитающих в окрестностях Сьерра де Перья у колумбийской границы. Туземцы рисовали символы на деревянных палочках, которые они называли tiot-tio. Дж М. Крук-сент, директор Каракасского музея, сообщил коллегам на 29-м международном конгрессе американистики в Нью-Йорке, что эту разновидность письменности использовались индейцы из племени мотилонов еще в середине XX века: «Довольно любопытно, что манера чтения… и некоторые местные символы напоминают о табличках с острова Пасхи». Это сравнение показалось не менее интересным Эйне-Гельдерну «Доктор Круксент заявил, что индейцы из племени мотилонов в западной Венесуэле пользуются системой пиктографического письма, которая не только в общих чертах, но и в деталях так сильно напоминает пиктографическую письменность индейцев куна из восточной Панамы и письменность острова Пасхи, что трудно усомниться в существовании некой связи».

Едва ли менее удивительны аналогии между островом Пасхи и доинкским городом Тиауанако, расположенным высоко в боливийских Андах, неподалеку от южного побережья озера Титикака. Этот археологический памятник включает огромные каменные платформы, величественные лестницы, колоссальные статуи. Хотя ученые традиционного направления датируют большую их часть 200–600 г. н. э., этот период был подвергнут сомнению из-за найденных в огромном количестве морских раковин, усеивающих плоское нагорье, алътиплано, на высоте 13 000 футов. У дальнего конца приподнятой площади — самый впечатляющий монумент Тиауанако, знаменитые Врата Солнца; это современное название было дано церемониальной арке за ее солнечные ориентировки. Монолит, высеченный из цельного блока серого андезита, длиной 13,5, высотой более 7 футов, весит около 11 тонн. На опорах арки нет украшений, но у каждой в центре прямоугольная ниша с выступом по периметру, куда могли вставлять золотые пластины для отражения солнечного света. В центре врат — проем высотой 4 фута 6 дюймов, шириной 2 фута 9 дюймов. Над ним барельефы с изображением человека-птицы в профиль, расположенные по обе стороны от центральной фигуры мужчины с посохом в руках, который подпоясан кушаком из отрубленных голов, по его щекам текут слезы.

Сходное изображение человека-птицы встречается во всех рукописях острова Пасхи и изображениях на резных каменных поверхностях Оронго, главного ритуального центра Рапа Нуи. Более того, на каждом изображении человека-птицы на Вратах Солнца в Тиауанако направленный вверх посох держит трехпалая рука, а у человека-птицы с ронго-ронго всегда отсутствует один палец. Среди гигантских наземных рисунков на плато Наска в перуанской пустыне есть изображение обезьяны с закрученным хвостом, на правой руке которой недостает одного пальца. По инкскому преданию, у Кон-Тики Виракоча, спасшегося на судне от потопа, было только три пальца на левой руке. На другой стороне Тихого океана полинезийцы оформляли свои резные сборные дома орнаментом, в котором присутствовала тема «трех пальцев», его, по их утверждению, унаследовали от древнего предка, спасшегося из затонувшего дворца их верховного божества Тангароа. Легендарного предка маори, у которого тоже не хватало двух пальцев, звали Муту. Он был известен по всей Полинезии как древний предок островитян, который пришел из подводного царства Лиму. Письменность ронго-ронго якобы была получена от героя Ронго, его имя означает «огромная витая раковина», что была его эмблемой. Он местный вариант Лоно, светловолосого, белокожего переселенца из Хивы, принесшего в дар гавайцам культуру. Они верили, что его потомок вернулся в образе капитана Джеймса Кука.