Последнее дело Джека Рэтчета - Андрей Бузлаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ж, прекрасно. Сэмми, притормози у забегаловки Элейн. Надо попросить её последить за машиной профессора по мере сил и взять кофейку в дорогу. Сэндвичи у нас есть, но я не прочь взять ещё парочку. Нам ведь ещё на суд… там будет не до перекусов.
Глава 7
К великому удивлению Джека, они каким-то чудом успели. И это не смотря на череду проблем, возникших в пути, включая совершенно не вовремя лопнувшее колесо. Казалось, что само проведение воспротивилось их своевременному прибытию. Но нет, они успели. Стоуну было не привыкать, да и профессор Дэвидсон оказался крайне рукастым, потому они быстро сменили колесо, поправили что-то в начавшем чихать двигателе и успели к вечернему заседанию.
Чарли как раз начал заготавливать длинный список проклятий для Джека, когда они наконец ввалились в здание суда. Джек отделался лёгкой оплеухой и был тут же передан в руки Нельсона, который принялся инструктировать своего подзащитного. Впрочем, в этом не было особой нужды — всё это ему успел вдолбить в голову Сэм пока они ехали через вечерние заторы. Да и инструкции в целом были нехитрые — молчать до тех пор, пока не спросит Нельсон, а там только кивай, что бы он не спросил. К удивлению Рэтчета, оба адвоката оказались на удивление схожи в рекомендациях.
Тем не менее, когда началось само заседание, Джек вдруг отчётливо понял, в какой заднице он на самом деле оказался.
Хватило лишь одного взгляда на собравшуюся публику — прямо позади прокурора сидел «убитый горем вдовец», тот самый владелец трёхэтажного кирпичного особняка и бывший муж Кэтти. В дорогом тёмном костюме, с алым галстуком на какой-то золотой шпильке у ворота, продетой сквозь узел и под блестящей бриллиантами заколкой. Лицо вполне обычное, без каких-то особых черт, обычный темноволосый кареглазый паренёк лет тридцати, с чуть тонкими губами и задорной искрой в глазах. Джек смерил его презрительным взглядом, но не смог поступить иначе, кроме как обозвать его для себя «смазливый ублюдок». А Джек надеялся увидеть какого-нибудь толстомордого уродца, а не откровенно симпатичного парня немногим моложе его самого.
И этот «смазливый ублюдок» сидел позади прокурора. Сидел с самым самодовольным видом поглядывая на Джека и перекидывался с прокурором шуточками, нагло и беспрерывно хохоча. Ещё и судью поприветствовал точно старого знакомого по покерному клубу — вальяжным взмахом руки.
Поняв, какие перспективы ему на самом деле светят, в поганой реальности, осознав все нюансы и проникнувшись ими Джек погрузился даже не в раздумья, а в какое-то подобие транса — длительное оцепенение, сопровождаемое лишь воспоминаниями. Он вспоминал её, малышку Кэт. «Санни Бисквит», вечно смеющуюся и улыбчивую, которую почти ничто не могло расстроить.
Почти…
Джеку и прежде доводилось видеть её грустной. Дважды. И в первый раз она призналась ему, что готова показать себя такой — плачущей и разбитой — лишь ему. Поскольку лишь ему она действительно доверяет. Конечно, Джек был слишком законченным циником, чтобы верить в подобное — будто за все пять лет, что они не виделись, она ни разу не плакала и никто больше из мужчин её такой не видел, как же! Тем не менее, частичке его души — последней, возможно — хотелось в это верить. Это придавало ему ощущение нужности в этом гнилом мирке, пусть и всего на миг.
В последнюю ночь она явилась уже заплаканной. Около виска красовалась небольшая ссадина, да и скула чуть припухла… как и её милые глаза. Вместо приветствия она протянула ему початую бутылку джина и вымучено улыбнулась, а когда он потянулся к ней — разревелась в голос и упала в его объятья.
Ему потребовалось не меньше часа наглаживать её волосы пятернёй, пока она, лежавшая головой на его коленях вместо подушки, не успокоилась и не прекратила всхлипывать раз в пару секунд. Джека это немного подбешивало, но для неё он готов был потерпеть… да что угодно, лишь бы она улыбнулась! Искренне и ярко, как умела только она, словно миниатюрное сладкое солнышко, Санни Бисквит. И она улыбнулась… а он пропал.
Сейчас, сидя в судебном зале, он радовался лишь одному факту: что в тот день, когда он встретился с Чарли под тем проклятым деревом судьба сжалилась и лицо Кэтти хотя бы частично прикрыла прядь волос, слипшихся от крови в единый бесформенный комок. Хотя бы он не увидел её глаз. Хотя бы её глаза он запомнит живыми…
Джеку нестерпимо хотелось сделать то, чего он пообещал себе не делать вне зависимости от исхода — напиться до забытья. Знакомый врач всё доставал Рэтчета сказками о вреде… а что толку? Куда больше желание отбивало то, что выпивка давно не помогала. Да чего уж, она никогда не помогала — ситуация никак не менялась, сколько ты не выпей. Только утром весь разбитый и заблёванный, вот и вся радость.
Тем не менее, это желание порядком усилилось, когда прокурор (или кем там был этот наглый рослый паренёк в сером костюме, болтавшемся на нём точно на швабре, в пижонских очках и с зализанными назад волосами) начисто срезал все показания профессора Дэвидсона.
Всё опять произошло согласно опасениям Стоуна — его сочли неблагонадёжным свидетелем в свете того, что полиция его не нашла при проведении расследования, а его привёз подозреваемый, за пять минут до начала слушаний. Вторым желанием, появившимся у Джека, стало желание вломить Чарли, который возглавлял ту самую полицию в этом расследовании. И сиди толстяк хоть малость ближе, и будь Джек уверен, что удар достигнет цели, то так бы и поступил.
При этом солидное расстояние до обвинителя его не остановило, Джек попросту выждал — дождавшись, когда этот самодовольный индюк, прохаживавшийся перед носом у судьи из стороны в сторону, окажется перед ним, Джек гепардом метнулся через стол и вцепился в его серый дорогой пиджак мёртвой хваткой, после чего начал орать ему в лицо оскорбления и пытаться высказать всё по поводу отброшенных показаний профессора. Результат был вполне ожидаем: едва приставы смогли оттащить разъярённого детектива (не без помощи Стоуна и
