Соленое озеро - Пьер Бенуа

— Вы ошибаетесь, — сказала Сара, — и вы поймете это, как только увидите ее. Она совсем по-другому хороша, чем я, знаете ли. Я не говорю об ее состоянии, — вещь, которая тоже может увлечь много возвышенных душ.

Гуинетт прикусил губу.

— До свидания, — сказала она.

И направилась к двери.

Внезапное смятение овладело духом Гуинетта. Его волнение перед этой худенькой девушкой росло, росло и вдруг стало беспредельным. Не была ли она его сестрой? Не была ли она повторением его самого? Все неприятности, которые он перенес в качестве бедного студента, его религиозные огорчения, его сомнения, его плохо сдерживаемая ненависть, его разочарования, его, наконец, мрачное самолюбие — все это, чувствовал он, толпилось и под этим маленьким девичьим лбом, чисто-начисто отполированным, под этими блестящими прядями, под этими опущенными ресницами, под этим узким корсажем, где, вероятно, ускоренно билось неистовое сердце.

— Сара! — позвал он. — Сара!

Она остановилась и высокомерно взглянула на него.

— Сара! Мисс Сара! Простите меня. Ах! Что вы здесь делаете?

— Где? — спросила она.

— Здесь. В этой стране?

— Я не понимаю, — холодно сказала она.

— В этой стране, сестра моя. Фу, какое отвращение! Евангелие все сделало, чтобы окончательно и определенно установить достоинство женщины. А что здесь сделали из этого? Я оплакиваю вас, сестра моя, оплакиваю вашу судьбу.

Она засмеялась сухим смешком.

— Кажется, я поняла вас, — сказала она. — Но не беспокойтесь так обо мне. Я буду свободной, пока буду желать этого. Даже выйдя замуж за мормона, я останусь свободной. Умная женщина всегда будет впереди несчастных, составляющих гарем ее супруга. Она сумеет превратить их в образцовых и дешево стоящих служанок. Что касается остального — и она презрительно улыбнулась, — лучше согласовать право и действительность без всякого лицемерия. Но есть подробности, о которых не след говорить молодой девушке.

Она подошла к книжному шкафчику.

— Я не хочу учить вас катехизису, — высокомерно сказала она. — Но ведь вы начали. Мне противно, когда человек, может быть, умный, повторяет глупости.

Она взяла брошюру с полки и протянула ее ему. Он машинально прочел заглавие.

— «Defence of Polygamy by a Lady of Utah»[2], — сказала Сара Пратт. — Прекрасно, защита многоженства. Та, кто написала это, не дура и не сумасшедшая. Это моя кузина, Белинда Пратт, умнейшая особа. В ее брошюре вы найдете массу побудительных причин, по которым разумная женщина может желать установления многоженства.

— Прочту, даю вам слово, — сказал Гуинетт. — Мы должны все читать.

— Сойдем, — сказала она. — Нас будут ждать.

На пороге они оба одновременно остановились.

— Сара, — шепнул Гуинетт.

Она держала руку на щеколде. Она была бледна и взглянула на него горестно-вопросительным взглядом.

— Сестра моя Сара — ведь вы позволите, чтобы я называл вас Сарою, — не правда ли?

Он дрожал. Он разом платил выкуп за все поддельные волнения.

— Что вы? — спросила она.

— Разрешите вы мне поцеловать вас? — умоляюще спросил он.

Она совершенно просто подставила ему свой лоб.

Глава четвертая

Отец д’Экзиль проснулся в понедельник утром в очень веселом расположении духа. Часов в девять он, с улыбкой на устах, видел, как уехали кататься верхом Аннабель и Рэтледж. Около одиннадцати часов он слышал, как они вернулись. Около полудня он стал обнаруживать некоторые признаки нетерпения.

«Еще, пожалуй, это животное надует меня!» — ворчал он.

Но несколько страниц «Слов Верующего», которые он прочел, чтобы подавить свою нервность и попасть на случай в тон, только усилили его беспокойство.

В четверть первого беспокойство его исчезло.

Кориолан вошел в его комнату.

— Внизу ожидает господина аббата господин священник в сюртуке.

— А! — сказал патер, — вот очаровательный человек, и притом человек слова! Куда ты дел его?

— Я провел их в столовую.

— Сейчас иду туда.

Как люди, заранее собирающиеся на поезд, опаздывают, так опоздал и он. Прошло добрых две минуты, пока он придумывал фразу, которою иезуит может сердечно приветствовать методистского пастора.

Наконец он спустился вниз. С утра он не выходил сегодня, и на ногах у него были еще его старые мягкие фетровые туфли.

«Эге-ге!» — пробормотал он, придя в столовую и остановившись на пороге двери, противоположной той, через которую ввели туда преподобного.

Тот стоял к нему спиною. Он был весь в черном и стоял у буфета. Отец д’Экзиль видел, как он брал в руки одно за другим то кофейник, то серебряный судок, то компотник из позолоченного серебра, как он взвешивал их в руке, разглядывал, поворачивал, словно для того чтобы увидеть штемпель.

— Здравствуйте, дорогой господин Гуинетт, — сказал иезуит.

Тот не вздрогнул. Степенно поставил он на буфет компотник, последнее, что он разглядывал.

— Здравствуйте, господин аббат.

— Вы, кажется, очень интересуетесь ювелирными изделиями, — любезно сказал отец д’Экзиль.

— Мой дед, — ответил пастор, — имя которого я ношу, был ювелиром в Балтиморе. Я очень мало смыслю в золоте и серебре. Достаточно, однако, чтобы знать, что это вещи очень высокой ценности. Какая жалость, господин аббат, какая жалость!

Он снова взял компотник в руки.

— В этой вот излишней посудине серебра столько, что на него могла бы два года существовать честная семья. Нет! Богатые или очень виновны, или очень легкомысленны.

— О! — весело сказал отец д’Экзиль, — подумаем и о тех, кто делает эту излишнюю посуду. Наверное, на скромный барыш вашего дедушки, вырученный им от продажи нескольких ком-потников в этом роде, вы получили образование, другой предмет роскоши, которым и пользуетесь во славу Господа нашего.

— Мой дед, сударь, умер бедняком, — сухо ответил Гуинетт.

Он снисходительно поклонился: в комнату вошла Аннабель. Иезуит представил их друг другу.

— Пойдем, посидим под верандой, хотите? — спросила молодая женщина.

Все вышли, она впереди. Пастор окинул ее быстрым взглядом, удивившим отца д’Экзиля. Он улыбнулся. Взгляд Гуинетта выражал восхищение, и иезуит почувствовал себя как бы польщенным этим.

На террасе курил Рэтледж. Он должен был ожидать появления преподобного, и тем не менее покраснел и со смущением пожал покровительственно протянутую ему руку.

— Получили ли вы письмо от миссис Рэтледж, вашей матушки? — осведомился пастор.

— Вчера я получил письмо, — уклончиво ответил молодой человек.

— И от мисс Маргарет, вашей сестрицы?

— И от нее получил письмо, — сказал Рэтледж.

И не без поспешности он заговорил о другом.