Убойная марка - Иоанна Хмелевская

— Пойду-ка я, пожалуй, к той бабе, — решила я. — Сейчас прямо и пойду, пока не забыла, где она живет. И доставлю ей удовольствие, так и быть — напьюсь чаю.

Гражинка, оживившись, сорвалась со стула.

— Погоди, я придумала повод для визита. Дам тебе чай. Меня уговорили в Дрездене купить модный сейчас чай в пакетиках «Марко Поло», расфасован по десять штук.

Я тоже встала, а услышав про «Марко Поло», скривилась.

— Не люблю я этот чай, а вот дети мои обожают. По-моему, ничего особенного.

— Вот и хорошо, — подхватила девушка, — тебе не жалко будет оставить всю пачку той женщине. Погоди, я сейчас принесу.

Гражинка бегом бросилась к себе в номер, а я опять уселась за стол. Воспользовавшись небольшой передышкой, попыталась разобраться в собственных ощущениях. Уже с некоторых пор я чувствовала: что-то во всей этой истории вызывает во мне беспокойство, что-то тут не так, как должно быть, но докопаться до сути не могу.

Слишком уж туманным было мое ощущение.

Гражинка быстро вернулась, передала мне пачку чая, и я отправилась к бабе, оставив ее одну за столом.

У дома уже не было мешков, а баба на крылечке чистила картошку, что избавило меня от необходимости стучать в дверь. Увидев меня, женщина сразу меня узнала, обрадовалась и в то же время явно смутилась. Однако пачка дорогого чая подействовала успокаивающе. Хозяйка охотно приняла подарок и тут же предложила продегустировать его, на что я охотно же согласилась.

Разговор я начала издалека, с дрезденской свадьбы, на которую поехала Гражинка. Тема нейтральная и спокойная. Тут уж я призвала всю свою дипломатию, на какую только была способна. Потом осторожно я перешла к нашей первой встрече с хозяйкой, мимоходом упомянув про страшно тяжелые мешки, и опять посочувствовала ей. Не знаю, когда бы я со своей дипломатией приблизилась к цели, если бы вдруг не осознала, на что в данный момент глядят мои глаза.

Чай мы пили в кухне, большой, просторной, сидя за обеденным столом. Видимо, кухня одновременно служила хозяевам и столовой. Сидела я прямо напротив раскрытой двери в Соседнее помещение.

Я разглядела полки, заставленные какими-то банками и заваленные рабочим инструментом, несколько ступенек, похоже, начало деревянной лестницы, ведущей на чердак, небольшую раковину и кусок унитаза с бачком. Все эти предметы как-то не очень сочетались друг с другом, но не это привлекло мое внимание. Под умывальником, рядом с полками, стояла стопка железных ящиков.

Ящики были очень похожи на те, что "мне описывала Гражинка, и по внешнему виду, и по размеру. Получается, я глядела на ящики, в которых хранилась ранее нумизматическая коллекция пана Хенрика!

Отбросив к чертям собачьим дипломатию, я мгновенно сменила тактику. Решено, превращаюсь в кретинку, это мне всегда лучше удавалось, чем тянуть дипломатическую резину.

— О! — радостно вскричала я, ткнув чайной ложечкой в направлении железных ящиков.

Только потом спохватилась — может, не следовало действовать так опрометчиво, могла ведь притвориться, что потребовалось выйти в туалет, а там, прикрыв дверь, спокойно, внимательно рассмотреть ящики. Но да что уж теперь? И я радостно защебетала:

— Это как раз тот металлолом, который пани тогда тащила? Где его только нашел сын пани?

Баба покраснела, как свекла, потом побледнела и, сорвавшись с места, бросилась притворять дверь в подозрительное помещение. Оказалось, дверь совсем перекосилась и не желала плотно закрываться. Она ее захлопывала, а та моментально распахивалась и опять являла мне весьма заманчивое зрелище. Мимоходом подумав о том, как же человеку в таких условиях удается создавать в туалете желанный интим, я внимательно следила за безуспешными попытками хозяйки отгородить меня от притягательного зрелища и заметила на обратной стороне двери: ага, вот и щеколда. А снаружи никакого засова не было. Наверное, если хотели дверь закрыть, придвигали стул потяжелее и припирали ее.

Поскольку поблизости такого стула не предвиделось, баба в полном отчаянии отказалась от дальнейшей борьбы с дверью и, обессилев, села на место.

— Да я точно не знаю, — тяжело дыша, неуверенно заговорила она. — Веся собирает лом всюду, где попадется. И вовсе эти ящики не такие уж тяжелые, тогда в мешках были другие тяжеленные железяки. Всякие, я и не знаю толком какие. Мешки сынок сам распаковал, но пока еще не отвез лом в скупку. Сказал, надо привезти оставшиеся ящики, чтобы сдать уже все вместе.

— А где ж он их оставил? — бесцеремонно допытывалась я, как и положено полной идиотке. — А те мешки, что мы с вами давеча тащили, пани откуда волокла? Издалека небось?

— Да где ж мне издалека притащить такую тяжесть? — как могла, упиралась баба. Ей явно не хотелось отвечать на бесцеремонные вопросы, но ведь я помогла ей довезти мешки, а теперь интересовалась, похоже, из простого любопытства. И хозяйка, вопреки собственному желанию, добавила:

— Там, недалеко, есть такая сараюшка… А пани зачем это знать?

Я потягивала чай, судорожно пытаясь поскорей придумать, как же себя лучше вести дальше.

Попыталась представить себя на ее месте. Предположим, что это мой сын крадет., и, холера его возьми, может, даже убивает, а тут совершенно посторонняя баба упорно допытывается о подробностях… Зачем это ей? И что я, например, делаю? Я упираюсь и изо всех сил защищаю своего сыночка. Ага, значит, надо что-то соврать, придумать что-нибудь наиболее правдоподобное. Скажем, железные ящики привез откуда-то приятель сына. Нет, приятеля я не знаю, ни разу не видела. Или вот еще вариант: ниоткуда ящики сынок не брал, покойница сама ему их отдала, разумеется, когда еще не была покойницей.

Отдала пустые, за ненадобностью. А если эта настырная пани упрется и захочет рассмотреть ящики повнимательнее? Там, под лестницей?

Как-то плохо чувствовала я себя в роли матери преступника. Легче уж себя представить преступницей. Ведь эта женщина с самого начала и до сих пор вела себя совершенно естественно, не лгала мне, не придумывала отговорок.

А местонахождение ящиков, по всему видно, играло существенную роль во всей этой истории, вон бедная женщина совсем извелась, не зная, как выпутаться из сложного положения. Сразу видно: врать не привыкла, теперь отчаянно пытается просто отвлечь мое внимание от ящиков, сменить опасную для нее тему разговора. И, отвечая на ее вопрос, я беспечно заявила:

— А все дело в том, проще пани, что такие ящики мне доводилось видеть. В них некоторые люди хранят свои коллекции, например, — не буду уж совсем припирать беднягу к стенке, — филателистические. А ведь я, уж скажу пани правду, вела переговоры с паном Фялковским, а потом с его убитой сестрой. У них были альбомы с марками, которые я собиралась купить. Так что очень может быть, что эти альбомы покойник держал в таких вот ящиках. И уж не знаю, может, преступник, который украл коллекцию, выносил ее из дому в таких ящиках или еще в доме вытряхнул все из них, а ящики потом за ненадобностью выбросил. А ведь в ящиках могло и заваляться что-нибудь для меня ценное или потом, уже по дороге, вывалиться, чего преступник не заметил. Ведь эти марочные коллекции выглядят иногда как груда совсем ненужного бумажного хлама, он мог и вытряхнуть. А уж мне так хотелось приобрести коллекцию пана Фялковского, так хотелось, представляете, какое разочарование пришлось пережить. Ведь специально из Варшавы я сюда к нему приезжала и еще свою сотрудницу присылала. Вот и надеюсь, может, хоть что-нибудь уцелело. Потому и спрашиваю, откуда ваш сын брал эти ящики.

Похоже, я совсем заморочила голову бедной женщине. Вот сейчас в ее глазах полнейший ужас. Она никак не может решить, кто я: враг, просто сочувствующий человек или вовсе сообщник? Впрочем, Веся вполне мог оказаться совершенно ни в чем не повинным, с преступлением никак не связанным, но его мать боится сказать лишнее слово, чтобы ненароком не навредить сыну, не впутать его в неприятную историю. Ведь биографию этого Веси трудно назвать кристально чистой. Мое же упорство вполне может привести к нежелательным осложнениям для сына. Да, на месте этой женщины я бы сама хорошенько подумала, прежде чем что-то произнести.

Как и следовало ожидать, недоверчивость взяла верх.

— Да они просто на дороге валялись, — как можно небрежнее проговорила баба. — Веся уже нес свои мешки, видит — валяются ящики… Атак как он торопился, то меня и попросил. Сходи, говорит, мама, — там на дороге валяется очень ценный металлолом. Может, кто из бывшей МТС выбросил или еще кто. А в наше время такое случается нечасто. Ну я и пошла. Остальное пани уже знает.

Теперь она несла уже явную ложь, это я сразу почувствовала, как и то, что пора мне прекратить свои приставания. Не покажет она мне место, откуда тащила лом, скорее всего, просто доведет до первого попавшегося поворота дороги. Нет так нет.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула я. — Жаль. Ну, не буду больше отнимать у пани время. Можно посмотреть, в ящиках никаких бумажек не осталось?