Одд и Ключ времени - Оак Баррель

— Одд, — представился Одд, пожимая плечами. — Вот так штука… Ты кто? Орк? Маленький орк?

На это Клюпп медленно кивнул, не переставая радостно насвистывать. Радость на лице орка, уж поверьте, производит неизгладимое впечатление. Одд невольно поморщился, но ничего не сказал на этот счет, а только спросил:

— Ты здесь один?

Малыш снова кивнул.

— И направляешься вниз, в долину?

— Ага.

— Но… Ты, кажется, не такой, как все орки. Да?

— Ага.

— Что ага да ага?! Ты точно орк?

— Ага.

Одд почесал затылок. Такого ему еще не приходилось встречать.

— Я тоже иду вниз. Если нам по пути, можем идти вместе. Но предупреждаю, у меня строгие правила.

— Ты ведь человек? — маленький орк немало смутил Одда своим вопросом, так что тот даже задумался.

— Ну да. Человек. А что, не похож?

— Я видел только двоих. Ты не похож на них. Но говоришь так же. Те были с волосами на лице и больше. Вон там, — головастик кивнул в сторону проплешины далеко внизу. Через нее шли двое мужчин в мешковатых куртках.

— Отлично! — обрадовался Одд. — Догоним их!

— Не. Не советую. Они убивают зверей, — Клюпп кивнул в сторону медвежонка. — Ему с такими не стоит встречаться.

— Ты хорошо говоришь на языке людей, — это было правдой и показалось Одду удивительным.

— Не знаю. Может быть. Я много слушал. Они не слышат меня. И ты не слышишь. Я умею подойти тихо. Да?

— Не поспоришь, — ухмыльнулся Одд.

— Так что, идем? — спросил удивительный головастик.

Одд пожал плечами: мол, почему нет?

— Только сначала скажи, как тебя называть. Мне кажется, обращаться к тебе «человек», звучит по-дурацки. Нет?

Дальше они шли по лесу уже втроем — мальчик, маленький орк и потерявшийся медвежонок из другого времени.

Глава 14

ЕГО ВЕЛИКОЛЕПИЕ КРОКК МЛ

Стояло теплое весеннее утро. Почти лето, до которого оставалась лишь пара коротких шагов на календаре.

Даже в самых отдаленных деревнях лето — это каникулы, когда длинный день и короткая ночь заполняются всякими интересными делами. Тот, кто брел в этот час по дороге в школу в сопровождении большого бесхвостого пса по кличке Рубб, насчитал ровно тридцать три таких увлекательных дела, которыми был готов заняться не далее как со следующего четверга.

Младший Крокк из семьи Крокков, тощий очкарик с соломенным ежиком волос, в свисающей аккуратно подогнанной одежде старших братьев, плелся за большим песочно-желтым и слегка бестолковым псом, бодро размахивающим обрубком хвоста. Когда-то еще щенком он отморозил его, заблудившись в лесу, и теперь гордо демонстрировал всем то, что осталось. Вот уж действительно, никогда не знаешь, какое уродство обернется красотой…

Дорога, по которой шел мальчик, тянулась от самых Мельниц и вот-вот должна была встретиться со своими сестрами, идущими от Овец и Грядок. Слившись у Железного столба, они превращались в одну большую, по которой всякий житель долины мог добраться до деревни Широкой с ее рынком, мастерскими и школой. Деревню эту без преувеличения можно было назвать столицей долины Яттерланд, хотя, будем справедливы, до настоящего города ей было расти и расти.

Впереди за пригорком уже был виден большой нахохлившийся ворон — верхушка Железного столба, покрытая слоем ржавчины, сколько бы ни возился с наждаком и смазкой местный кузнец, приглядывающий за славной реликвией. От этого ворон получился рыжим, как и весь столб, отделяющий окраины от центра долины.

Чуть дальше за перекрестком — поросший ивами изгиб Ойи с нарядным деревянным мостом, густо увешанным цветными лентами. По какой-то непонятной Крокку традиции в день свадьбы через мост на руках переносили невесту, а по праздникам девушки привязывали к перилам свои ленты — он подозревал, что с каким-то недобрым умыслом…

Праздников в долине было прилично, да и девушек немало, так что мост казался издалека цветным облаком, в котором сильно преобладали розовый и кроваво-красный. Орки никогда не забирали девчонок в свои норы, видимо, считая их бесполезными в шахтерском деле. Хотя, как полагал Крокк, даже злобные подземные твари не решались связываться с этими дурехами, а уж сам он ни в жизни не собирался жениться на одной из них. Говоря честно, приходится сказать, кое-кто из одноклассниц выглядел весьма ничего себе… Но в целом Крокк был тверд в своих убеждениях. Для забот насущных ему хватало трех старших братьев с их молодыми женами, устроивших из родительского дома невесть что, куда и заходить не хотелось. Ко всем бедам соседская Кломинья то и дело заглядывала к нему через калитку, наряжаясь в разные платья: то ей одно было нужно, то другое… Он спасался от нее как мог, но она удивительным образом всюду его находила.

Поглощенный своими мыслями о жизни, Крокк уже почти дошел до Железного столба, когда вдруг обнаружил, что на его носу отсутствуют очки. Он перевел взгляд на дальние сосны и с недовольством отметил, что их верхушки расплываются в глазах. Так и есть, их точно нет на месте!

Крокк был близорук, и без очков ему пришлось бы сидеть за первым столом прямо перед учителем, чтобы видеть надписи на доске. А это лишало его возможности заниматься своими делами за спинами других учеников. Например, устраивать гонки жуков между линейками. Да мало ли что еще найдется поважнее арифметики, в которой он и так разбирался лучше всех в классе!

Единственным человеком в долине, кто умел делать очки, был стеклодув Фьютт, и младший Крокк из семьи Крокков был постоянным его клиентом, потому что чуть не каждый месяц разбивал или терял их при загадочных обстоятельствах.

Мать мальчика привязывала драгоценный предмет шнурком к воротнику куртки, дед тачал надежные футляры, братья смеялись над растяпой, а отец страшно ругался — но Крокк был неисправим. Сейчас на нем как раз должны были быть только вчера купленные очки в блестящей проволочной оправе. Однако он шарил по всем карманам — и не находил их.

Мальчик остановился на обочине и запустил руку в тяжелую заплечную сумку, в которой таскал всякую всячину в половину себя весом.

Пес, плетущийся сзади, с недоумением посмотрел на своего мешкающего подопечного. Затем он вопросительно вильнул обрубком хвоста и глухо гавкнул, подгоняя его, словно вставшую на дороге овцу. Все-таки Рубб был пастушьим псом и имел далеко не аристократические привычки. К тому же он был убежден, что он главный в компании и, хотя относился к хозяину снисходительно, считал необходимым посильно заниматься его воспитанием.

Крокк отмахнулся от надоеды-пса сумкой, шмыгнул носом и уселся на траву. Вытащив грифельную доску, часть барсучьей челюсти с клыками, какую-то бесформенную деревяшку и кусок свинцового слитка, Крокк наконец обнаружил искомое. Одно стекло выпало из оправы и валялось где-то на дне сумки, а второе было наглухо перепачкано смолой, пролившейся из лопнувшего пузыря на дне сумки. Вскоре обе руки мальчика оказались в той же липкой жиже, которую он безуспешно пытался оттереть о штаны.

Дело в том, что научные эксперименты были его страстью. Путем жестоких войн и коварных интриг он отвоевал у братьев собственный маленький сарай в углу сада, в который имел право входить только он один. Право это поначалу оспаривалось, но затем братья нашли себе лучшее применение, чем препираться из-за рассохшейся развалюхи на заднем дворе. Все трое один за другим женились, работали вместе с отцом и, наверное, просто забыли про давний спор. Им было уже неинтересно разбираться, кто стащил алебастровые шарики из жестяной банки и почему почти новая еще удочка валяется сломанной на грядке с укропом. Это вполне устраивало Крокка, день и ночь проводившего в своем замке, смешивая, переливая и взбалтывая какие-то подозрительные смеси, большая часть которых пахла, как выгребная яма, и горела, как сухой хворост.

Сарай дважды чудом не сгорел от очередного опыта неутомимого обитателя, но взрослые успевали залить пожар и вытащить самого великого и ужасного Крокка с опаленными пальцами и бровями. Единственный, кому разрешалось присутствовать при этом колдовском действе, был его дед Хрумм от которого, говорили, Крокк и унаследовал свою пагубную страсть к чтению книг и поджогу взрывающихся порошков.

Мальчик всюду собирал, составлял и таскал с собой записи, а также пузырьки и мешочки с какими-то веществами, особую ценность в ряду которых представляла «малийская» смола, изготовленная и названная им самим. Из чего Крокк готовил ее, лучше было не знать. Самым ценным темной тягучей жидкости было то, что ни одним из известных способов ее невозможно было оттереть. В том числе (да, увы, это была она!) от новых очков, за которые ему прилично влетит дома сегодня вечером…

Рубб со вздохом сел у дороги, глядя на молодого хозяина с той терпеливой грустью, которая свойственна только большим добродушным псам по отношению к детям. Крокк погрозил ему кулаком, вызвав неодобрительный «гав!».