Вечное - Мара Вересень

считались практически исчезнувшими, когда я еще ребенком был. Опасная тварь, если причинить вред хозяевам.

— И кто ему хозяин?

— Точно не вы. Морф еще мал. Думаю, это один из ваших детей.

— Тогда зачем он за мной таскается?

— Возможно, его попросили. Если интересно, можете у Эверна уточнить. Он такие связи лучше видит.

Вот уж с кем мне бы не хотелось контактировать, так это с жутким телохранителем ана Феррато. Но пришлось. Потому что оставленный снаружи Эверн был в доме, и когда мы с Лайэнцем вошли, стоял, преклонив колено, перед моей Дарой.

— Благословите, темна, — донеслось до меня, а дочь протянула руку над макушкой древнего вампира.

Мне на миг привиделась висящая в пустоте комната с камином, девочкой на ковре перед ним, играющей с яркими бусинами звезд. И ощущение бархатной тьмы. Уютной. Мягкой. Так я чувствую, когда Мар обнимает со спины, когда слушаю, как спят дети, как радуется после долгой разлуки дом в Леве-мар и как касается голой кожи под коленками хвост трущегося в ногах Копатя.

Я рванула к ним. Сложно удержать себя в узде, когда рядом с твоим ребенком остро пахнущее кровью и густо замешанной на ней же магией настолько опасное существо, как Эверн.

Он тут же поднялся, отступил, как на стоянке перед Восточным, поднимая руки ладонями вперед, даже без приказа главы. Но остановило меня не это. Дара посмотрела. Взмахнула ресницами. Синь выцвела, сделавшись серой, как щель изнанки, а я увидела одну из комнат Леве-мар и пожилого ведьмака, похожего на моего отца.

…Ведьмак прошел вдоль полки, снял один из стоящих на ней колпаков и повернулся, держа в руках медальон. Раскрыл, протянул. С миниатюры внутри на меня смотрела женщина с гладко убранными волосами, в черном платье, изумительно похожая на Дару и на ту даму, что явилась мне в видении в кабинете. Сходство было нереальное.

— Кто это? — прозвучал голос, похожий на далекое эхо из-под воды.

— Темна Двирен, как светна, только наоборот. Ксилла Рената Двирен. Все старые семьи так или иначе родственники. Двирен — жреческий род. Были. Те, что остались — побочная ветвь, в них капля от былого. Старая семья не получила дар Изначальной тьмы, потому что они как Крево — носители сути и клетка, удерживающая от воплощения в мире живых.

— Кого?

— Ее, Матери Всего. А знаете, как становятся жрицами Тьмы?.. Умирают…

В комнате стало темнее, или это у меня в глазах? Я ощутила медальон в ладоне и поспешила вернуть вещицу… Хорану, Хорану Ливиу, своему предку, от которого мне передались крупицы дара прорицания, а Даре… Дара унаследовала все. Даже больше. Наши руки соприкоснулись.

— Мертвое железо и дерево, серебро и кость, рубин и обсидиан, — говорил… говорила Дара, касаясь кончиками пальцев моей ладони, и голос звучал глухо, как из-под воды. Медленный взмах густых, длинных, как у Марека, ресниц, и серое, словно дорога междумирья, сменилось привычной глубокой синью.

16

У Эверна на лице было выражение, близкое к благоговению, того и гляди вновь на коленки бухнется. Лайэнц пошевелил губами, беззвучно повторяя последние слова, нервно хрустнул пальцами и настороженно спросил:

— Вам случайно не знакома трость с ручкой в форме вороньей головы? Я долгое время был уверен, что трость уничтожили, но раз уж у вас ЕЕ “маард”…

Вопрос был до странного похож на тот, что мне однажды задал Арен-Тан.

— При чем здесь трость?

— Мертвое железо и дерево, серебро и кость, рубин и обсидиан! Из этих материалов она была выполнена, и принадлежала Малене Арденн, первой владелице “маарда”.

— Совпадение, — вклинился в сбивчивую речь главы Эверн. — Темна сказала о Дарах семьям Ферка, Эйш и… Драгул.

— Они были уничтожены вместе с их последними владельцами, — парировал Лайэнц.

— Ее Дары нельзя уничтожить, — возразил телохранитель, — отнять, украсть. Только подарить или передать по крови.

По крови… Крови было много, когда они выскользнули из моей холодеющей руки под станцией Лога. Поэтому я больше не могу призвать свой клинок из мертвого железа? Я передала? Подарила? Некромант вне категории без ритуального клинка — нонсенс. Выходит, я больше не некромант? Но ведь он, мой клинок, есть. Я чувствую его ладонью, сначала как ключ, но стоит сдавить сильнее, он вытягивается в кинжал, похожий на плоский коготь с зубчатым лезвием и острым кончиком, в головке рукояти черный изумруд с одной риской, который притворяется обычным серым камнем. Раньше клинок был со мной всегда с момента обретения, теперь я слышу его, как слышу Голос, похожий на сквозняк

И-и-и… Сю-у-у…

— И все же, кто-то же мне позвонил со старого магфона, который был в вашем багажнике. Его морф охранял. Он оттуда? Из дома на Звонца?

— Магфон?

— Морф!

— Знаете, ана Феррат, вы меня вконец запутали. Морф, магфон, трость, мобиль…

— Мобиль! — вспомнил Лайэнц, Эверн спрятал лицо ладонью, а Дара хихикнула из кресла, куда забралась с ногами и смотрела на нас, как на актеров сетесериала. Не хватало только хлопков за кадром в особенно напряженных местах.

— Мобиль, — повторил Феррато. — Сколько?

— Сказала же, забирайте и Тьма с ним.

— Тогда… Тогда возьмите мой. Мне совесть не позволяет оставить вас без транспорта. В большом городе это все равно, что в шиповник гол… Простите, — извинился глава клана и слегка порозовел бледными щеками.

Разве вампиры краснеют? Вампиры — нет. И румянец Феррато всего лишь допустимая погрешность, подтверждающая это правило. А вот мальчишки-подростки, крадущиеся под лестницу от задней двери вдоль стены — еще как. Будь они хоть трижды темные, трижды ведьмаки, в чем я уже не сомневаюсь, и трижды выглядящие невинно и ни при чем. Если темный выглядит, будто он ни при чем — однозначно при чем, причем по уши.

— Рикорд Лайм Холин.

— Да, мам? — черные глаза сына подобострастно и верноподданически смотрели прямо в душу, руки сына нырнули в карманы, а весь сын целиком качнулся с мысков на пятки и изготовился внимать. Желательно, не вынимая из карманов руки. Прошмыгнувший к сыну Копать обмотался вокруг его ног волосатым боа и зафиксировался зубами за край штанины, сводя на нет все старания Лайма выглядеть уверенно и независимо. Сын наверняка слышал все, что происходило в гостиной, и выжидал, просто выбрал неудачный момент, чтобы прошмыгнуть.

— Твоих рук дело? — вопросила я, сдвигая брови к переносице. Оно само. Хораном, напомнившим папу, навеяло.

— Которое дело? — уточнил прозорливый сын, чем снискал понимающие ухмылки у обоих вампиров и вздох и покачивание головы у сестры. Копатю было все равно, Копать был занят, Копать жевал штанину.

— Влез в