#заяц_прозаек - Лариса Валентиновна Кириллина

Ну вот. В этот день может сбыться самое заветное твое желание, если ты коренной… ты ведь коренной?

— Кореннее некуда.

— Ну вот… и если ты правдиво опишешь это желание в правдивом рассказе. А я тебе, так и быть, подскажу один способ, о котором все забыли.

— И че за способ?

— А: описать заветное желание в рассказе. Бэ: до полуночи скормить его гаргулье Барбаре.

— Кого скормить? Желание или рассказ? — постебался Макс.

— И то и другое, — не моргнув глазом, ответил косплейщик. Вот артист. — То есть одно в другом. Дерзай, юный бюргер. У тебя еще есть время.

— Значит, правдивый рассказ, говорите, — Макс старался, чтобы голос звучал ехидно. — И что в нем должно быть правдивого?

— Все. От содержания до орфографии.

— Орфогра-афии?!

— И пунктуации. Хоть одна лживая запятая — и все. Ничего не получится.

— Вот как.

Макс вдруг почувствовал себя дураком.

Он очень не любил чувствовать себя им — но вот иногда случалось. И, чтобы косплейщик ничего не заметил, Макс небрежно отвернулся — так, как это делают нормальные пацаны, которые имеют на это право, потому что они нормальные. Посмотрел, отвернувшись, туда, куда имел право смотреть, потом повернулся к косплейщику.

Тот исчез.

Перед Максом был пустой тротуар. Только ворона, каркая, взлетела к водостоку, да ветер играл пустым пакетом, да за углом сверкала чья-то задница в розовых лосинах.

Будто в варенье села, не в тему подумал Макс. Фыркнул, подавился и окончательно вызверился на себя и на все. Мощно вызверился, изо всех сил, — именно так, как нужно было, чтобы хоть как-то подтопить лед, сковавший глотку.

* * *

— Ну? Поняла? Сделаешь? — вопрошал он Агату.

Вокруг бурлил день города. Туристы, туристы, туристы, лавочники, зазывалы, все те же косплейщики в вороньих сюртуках, старомодный дебильный музон… Уже и экскурсовода не было слышно, и группа куда-то делась. Ни за что не поперся бы в это гадское тусилово, если бы не необходимость лично (да, только лично) встретиться с Агатой, которая, конечно же, приползла сюда со школьной экскурсией, примерная ты наша…

— Вроде да. Но лучше, если ты мне это свое желание сбросишь в вайбере, чтобы я ничего не забыла.

Вот ведь. Даже тут старается, чтобы все правильно и по полочкам. Как можно быть такой занудой?

Агата залипла на Макса еще два года назад. На него многие залипли, потому что… ну, если он, извините, с восьми лет с батей в спортзал, а теперь и с Гекконовыми пацанами тусит, и добыть иногда у них может то, что надо, и… С разными девчонками Макс делал разное — с одной то, с другой это, — а с Агатой ничего такого не поделаешь, потому что она ботанка и серая мышатина, даже волосы у нее мышиные, будто пыльные, хоть бы покрасилась во что-нибудь. Но это ничего. Макс быстро сообразил, как выгодно дружить с лучшей ученицей класса. И дружил. То есть терпел ее рядом, выслушивал от нее такое всякое, отчего и повеситься не грех — про Гофмана и этих, как его, филистеров, — и взамен имел стабильно нормальную домашку. Не каждый день, понятно, ресурс надо беречь, не высасывать его в один присест, — но реально легче жить стало, даже батю ни разу не вызывали в школу за все время.

К вечеру Агата прислала ему рассказ.

«Что я могу сказать о себе? — читал Макс, завернувшись в одеяло (лед не отпускал горло). — Я — это я. Что же такое «я»? Макс Лангфретт, который решает свои проблемы с литературой? Незримая бессмертная душа? Биомасса?

Представляется крайне сомнительным, чтобы кто-то смог в действительности правдиво ответить на этот вопрос. Одно я знаю наверняка: у меня есть желания. Перефразируя изречение Декарта, можно сказать: я желаю, следовательно, существую. И конечно, среди них есть то, которого мне хочется больше всего. То, которое достойно пафосного слова «заветное». Но какое?

Сейчас мне больше всего хочется, чтобы меня приняли в одну команду влогеров, ловцов призраков. Но, может, я ошибаюсь, и это не самое заветное, а только лишь самое заметное из желаний? Одна буква — и как она способна преобразить смысл слова! Может быть, настоящее заветное желание скрыто в тени подсознания, а я даже не догадываюсь о нем? Может, это пожелание счастья всему человечеству? Или желание разглядеть, наконец, человека, который, может быть, живет где-нибудь рядом и по-особому относится к тебе, а ты не замечаешь?

Мне кажется, я придумал, как описать свое заветное желание. Как ни банально это прозвучит, но оно состоит в том, что я хочу раскрыть себя и стать собой, в чем бы это не выражалось. Хоть в участии в группе влогеров, или же в спорте, или еще в каком-то интересном деле. И еще мое желание — правильно понимать людей, которые рядом со мной, и их отношение ко мне. Получились целых два желания… а может, это одно, только из двух половинок? В любом случае, у меня еще будем много времени подумать над этим..».

* * *

Намудрила, злился Макс, проверяя текст в онлайн-проверялке. Ну, хоть без ошибок, хоть тут все гладко. Вот чего не отнимешь у нее. Про главное не поняла ни разу, заучке такое не понять, воткнула для отмазки этих влогеров…

Вообще задница, а не рассказ, если честно. Если по правде. Ну, поздно уже что-то менять. Хоть еще только девять, но пэренсы потом не пустят, тем более — до самой ратуши топать, думал Макс, отправляя текст на принтер. Или, может, лучше от руки? Хотя — гаргулье Барбаре какая разница? То бумага и это бумага…

Вечерний город царапал глаза огнями — от них почему-то хотелось спрятаться. Улицы были набиты битком, где-то приходилось даже протискиваться, и Макс протискивался, стараясь не ругаться. Мало ли — может, сегодня лучше не надо. Кто его знает.

Странно: вся эта бесконечная толпа будто прозрачная. Казалось, ты один и идешь по магазу электронки, и со всех сторон огромные мониторы что-то показывают, показывают, а ты все равно один, даже продавцов ни одного… Там и тут шныряли косплейщики, и лед в Максовом горле делался тверже, хоть Макс и твердо знал, что все это просто так.

Интересная получалась картинка: крипипастыри занимались именно такими вот темами, и Тот Самый занимал на их канале почетное место, где-то рядом со слендерами и сиреноголовыми, а Макс смотрел и ржал со своими — какой, мол, наивный наив. Ржал, а сам просился в команду. И теперь он идет туда, куда идет, и знает тверже