Сталь разящая - Евгений Лукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому‑то персоналии и предпочитают даже в свободное от отражаловки время держаться поближе к своему павильону.
Нельзя сказать, чтобы поиск совсем ничего не принес. Удалось выяснить, в каких еще зеркалах мелькал Арчеда, поговорить с другими его двойниками, тоже сильно встревоженными внезапным исчезновением Леонида Витальевича. Ничего определенного они сообщить не смогли, но каждый полагал, что пора подыскивать новую работу…
— Ужас какой‑то! — повторил бедолага, присаживаясь на край табуретки.
— Толпа? — сочувственно спросил дядя Семен.
— Не то слово! И если бы просто толпа… Слушай, Семен, куда мир катится? Какое‑то, прости меня, кругом… торжество ликующей бездарности! Андэграунд этот пресловутый! Из лужи еще не вылезли, а в зеркало прутся! Главное, ни техники, ни таланта — наглость одна! И что самое потрясающее: берут их, Семен, берут!..
— Н‑ну… все мы когда‑то с прудов да с луж начинали, — примирительно заметил дядя Семен.
— Сравнил! Мы над собой работали, мастерство оттачивали! Не то что о зеркалах — об осколочке зеркальном мечтать не смели! Босяк какой‑нибудь рядом с лужей упадет — так ты мордень его фиолетовую до ссадинки, бывало, отразишь, до щетинки. Горький иззавидуется! А этим — что забор отражать, что бомжа под забором… Честное слово, зла не хватает!.. — Тут он заметил насупленные Егоркины брови и, спохватившись, сбавил тон. — Нет, ну, случаются, конечно, и среди них исключения. Взять хотя бы Егора! Тоже ведь без году неделя, а залюбуешься, как работает… Но остальные‑то, остальные!..
Подхалимаж, однако, не помог.
— Слышь! — набычась, вступился Егор за ровесников. — Дядь Лень! Не по делу наезжаешь… Сам же говоришь: берут их в зеркала — прямо из витрин, из луж… А знаешь, почему?
— По блату! — огрызнулся Арчеда. — Пробьется один в распорядители — и давай в труппу дружков своих набирать! Из родной лужи…
— Да? — Егор играл желваками. — А ты видел, сколько отморозков лет тринадцати по подъездам тусуется? Придет он домой, к родителям: кто его отражать будет? Ты?..
— Еще я уродов этих не отражал! Нарком‑маны!..
— Да слабО их тебе отразить, слабО! Ты же их не знаешь! Откуда тебе их знать?.. Не обижайся, дядь Лень, но оторвался ты от жизни. Жизнь, она — где? Думаешь, в зеркале? Фиг там — в зеркале! На улице — в лужах, в витринах…
— Это я от жизни оторвался?! Да я полторы недели в Чечне воевал, пока трюмо снарядом не разнесло!..
— Ну, завелись, завелись! — вмешался дядя Семен. — Было б чего делить… Вы прикиньте, сколько сейчас зеркал в мире производят! Всем работы хватит…
— Не всем! — упрямо сказал Арчеда. — В том‑то и дело, Семен, что не всем… Вот послушай. Познакомился я сейчас на бирже с одной персоналией… женской… Полгода пристроиться не может! А персоналия, я вам доложу… — Леонид Витальевич мечтательно закатил глазки и причмокнул. — Посмотрел я ее последнюю работу: ну, прямо как живая… Этакий м‑м, знаете, цветочек… Рыжая, миниатюрная…
— Короче! — остановил его дядя Семен. — Предложения были?
Арчеда увял, поскучнел.
— Зеркало в баре, — глухо кашлянув, сообщил он.
— Большое?
— Три на четыре.
— Так это же здорово! Что тебя не устраивает‑то?
— Да оно не сплошное. Из отдельных квадратов.
— Ну и что? Ты ж у нас вроде не суеверный.
— На потолке оно… — нехотя признался Арчеда.
— А‑а… — Дядя Семен помрачнел. — Да, это уже хуже… А кого отражать? Бармена?
— Если бы! На бармена я бы сразу согласился! Завсегдатая одного… Ну и случайных посетителей, когда свободен…
Егор с возрастающим интересом прислушивался к их беседе.
— Лысины, затылки… — с неудовольствием промолвил дядя Семен. — Это, знаешь, только квалификацию терять. А соколик твой так и не отыскался?
Отражение Леонида Витальевича Арчеды с унылым видом сняло отражение очков и, протерев, снова водрузило на переносицу.
— Да отыскался… — страдальчески произнесло оно. — В Москве. Три дня назад… Мелькнул, потом опять исчез. Где сейчас — не знаю…
— Эх, ничего себе! — засмеялся Егор. — Скрывается, что ль, дядь Лень?
— Взял кредит — два миллиона… — ни на кого не глядя, расстроенно ответил тот — и вдруг взорвался: — Козел он! Одно слово — козел! Ведь прекрасный был инженер, работник — золото! Ну и сидел бы занимался своим делом! Нет, понесло его в этот чертов бизнес! Два раза чудом выкрутился!.. Ну, теперь точно пришибут…
— Может, обойдется, дядь Лень?
— Ага! Жди! — плачуще выкрикнул дядя Леня, вскакивая с табуретки. — А ты знаешь, что мне у него на дому сказали? Причем два отражения сразу! Один его пятый год уже корчит, второй — полгода…
— Что сказали?
— А то! Долгов нахватал на триста тысяч! Потому и кредит взял! А головой он своей подумал, как он все это возвращать будет?.. — И Леонид Витальевич Арчеда умолк, хрипло дыша и держась за сердце. Потом полез за сигаретами. Нервно чиркнул отражением зажигалки и, глубоко затянувшись, пустил в серое туманное ничто отражение табачного дыма.
Ветеран зазеркалья дядя Семен давно уже не сводил с него скорбных внимательных глаз.
— Зря… — вымолвил он наконец.
— Так и я говорю, что зря!
— Я не о нем. Я о тебе, — сказал дядя Семен. — Ты чего за грудь держишься? Это ж у него сердце слабое, а не у тебя. Ты еще корвалол прими! А закурил зачем? Ну да, ну да! Чтобы из образа не выходить… За женскими персоналиями принялся ухлестывать… — Вздохнул, сокрушенно покачал головой. — Ой, берегись, Леня! Ой, берегись! Пропадешь… Присохнешь к образу — так при нем и останешься! Мы с Егором только‑только об этом говорили… И чем он тебя так присушил, этот Арчеда, не пойму! Лысый, очкастый…
Отражение Леонида Витальевича Арчеды смешалось и выкинуло едва начатую сигарету.
— Ну так… — жалобно произнесло оно. — Как же иначе‑то? К ним же привязываешься… Помню, после финской войны… — На лице его обозначилась беспомощная искательная улыбка. — …отражал я одного комсомольца, бывшего беспризорника… Техникум с ним одолели, до прораба доросли…
Леонид Витальевич совсем загрустил и, безнадежно махнув рукой, умолк.
Отражение # 5
— Здравствуйте!
Егор обернулся — и вздрогнул. Рядом с коробкой павильона стояло отражение хрупкой женщины неопределенного возраста, одетое неброско, но современно. С виду незнакомке можно было дать и двадцать пять и сорок с небольшим. Фигура подростка, рыжеватые волосы, бледненькое грустное личико без каких‑либо следов косметики. Хотя левая бровь вроде бы слегка смазана.
В первую секунду Егорке померещилось, что именно это лицо явилось ему в осколке старого зеркала, хотя утверждать что‑либо наверняка он бы, пожалуй, не рискнул: черты в прошлый раз были искажены, да и длилось‑то видение миг, не больше…
Всмотрелся тревожно. Нет, кажется, все‑таки не та. Точняк — не та.
— А‑а!.. — вскричал, оживая, Леонид Витальевич. Вызвав неодобрительное покашливание дяди Семена, выкатил грудь, приосанился, сверкнул очками. — Позвольте представить! Мои, так сказать, сокамерники… Семен Малахов — ветеран, герой Коринфа. Егор — наше молодое дарование… А это — Тома, о которой я чуть было вам не рассказал, но вы, мерзавцы, меня, как всегда, перебили… Тома. Моя, в некотором роде, товарка по несчастью…
— По которому? — осведомился дядя Семен. — У тебя их сейчас, по‑моему, как собак нерезаных.
Очень был недоволен.
— Ну как же? — удивился воскресший Леонид Витальевич. — По самому главному! Тоже, как бы это выразиться, потеряла себя…
Дядя Семен с Егором переглянулись и посмотрели на Тому с сочувствием. Действительно, нет ничего хуже, чем, когда твой оригинал исчезает, не оставив следов, — и поди пойми, на каком ты теперь свете.
— Давно она пропала? — спросил женщину дядя Семен.
— Скоро полгода, — отрапортовал Леонид Витальевич, за что удостоился еще одного неприязненного взгляда.
Егор присвистнул. Его собственный стаж работы в зеркале, как уже было сказано выше, едва перевалил за три месяца.
— Чтобы женщина за полгода ни разу на себя не поглядела? — с сомнением проговорил ветеран зазеркалья. — Ох, не верится… А другие ее отражения что говорят?
— Других нет… — с едва уловимой картавинкой печально произнесла Тома. — Все уже устроились. Кто кем…
— И правильно сделали, — проворчал дядя Семен. — У тебя, девонька, между прочим, бровь поплыла…
— Эта? — испуганно спросила она, вскидывая руку.
— Нет, левая.
— Спасибо… — С сосредоточенным видом Тома принялась оглаживать левую бровь. Восстанавливала.
Егор пригляделся и понял с содроганием, что косметика тут и впрямь ни при чем. Отражение распадается с лица… И стало Егорушке не по себе. Отвел глаза, хотя лучше бы он этого не делал, поскольку взгляд его натолкнулся на расплывшуюся ножку стола. Может, в самом деле, на биржу сходить? Пока не поздно… А то, действительно, переберет наркоты… или от дружков не отмашется…