Замуж за мажора (СИ) - Зайцева Кристина

Обмотав полотенцем бедра, проваливаюсь в сообщения и пару секунд втыкаю, шевеля мозгами.

“Не пиши мне больше”, — читаю, сдвинув брови.

“Серьезно?”, — печатаю тут же. — “Уточни, на каком это языке?”

“На том самом”, — тут же отвечает она.

Подло и низко, но в качестве очередного наказания решаю исполнить просьбу, оставляя последнее сообщение без ответа.

Натянув трусы, падаю в гостевую постель Баркова и в темноте бормочу:

— Блин, мотылек. Я тебя все-таки съем…

Глава 23

Кирилл

Под грохот грейдера, кружащего вокруг моей тачки, не отрываю глаз от парадных дверей главного корпуса универа. На крыльце курит гурьба парней, в остальном штиль. Через десять минут закончится четвертая пара, и крыльцо будет выглядеть, как муравейник.

В нетерпении ерзаю по сиденью, почесывая пальцами подбородок. Подбородок колется, потому что на бритье я забил. Я не из породы орангутанов, могу дня два не бриться…

В ладони оживает телефон, которым стучу по колену.

— Блин… — бормочу, принимая звонок от матери. — Привет. Как долетели?

— Привет. — С наездом. — Не поздновато интересуешься?

— Извини. Вчера уснул рано. — И это чистая правда.

— И где ты уснул, если не секрет?

Впервые в жизни меня мутит от необходимости объясняться, где я провел ночь. Раньше это не было проблемой, потому что ответ всегда был один: “у Марины”. Информацию о том, что у нас с Мариной затяжная пауза, решаю оставить при себе. Не думаю, что ей эти новости понравятся. Не думаю, что ей понравились бы причины такого положения дел. Это тоже давит на мозги, но сейчас мне на все хочется положить здоровенный болт и поскорее закончить этот разговор.

Я не был дома сутки. Я и в универе не был сутки, потому что, проснувшись в квартире Баркова, решил тупо выспаться впервые за этот месяц. Тупо весь день проваляться в в обнимку с игровым джойстиком и пиццей, никому не объясняя, с какого вдруг куста впервые в жизни я решил прогулять целый учебный день.

— В постели, — отвечаю, изображая шутника.

— А конкретнее?

— Мам, ты правда хочешь подробностей? — стараюсь звучать ровно.

— Наверное, нет, — цокает она. — Сегодня будь дома. Хочу с тобой пообщаться.

— У меня хоккей, — вру, переворачивая запястье и проверяю время.

— Ладно, — тянет недовольно. — Но чтобы на ночь приехал домой.

Вдохнув поглубже, выпускаю вместе с воздухом:

— Ага.

Отключаюсь, засовывая телефон в карман.

Я бы соврал, если бы сказал, что у меня дофига личного пространства. Сейчас его нехватка чувствуется особенно остро. Все это меркнет и отходит на второй план, по сравнению с нетерпением, которые снова заставляет ерзать по сидению. С трудом понимаю, как дотерпел до вечера и не выскочил из своих трусов.

Я, твою мать, не хочу больше терпеть.

Как только на крыльце начинает прибывать народ, хватаю с пассажирского сиденья перчатки, и выскакиваю из машины.

Оббежав грейдер, опираюсь рукой об низкую ограду стоянки и перепрыгиваю, не спуская глаз с парадных дверей.

Не собираясь толкаться в этой мясорубке, перескакиваю через ограду парка и пристраиваю плечо к старому дубу недалеко от входной арки.

Набросив на голову капюшон, выдыхаю пар, пытаясь восстановить дыхание от этой олигофренской гонки. Помимо того, что стал сталкером, еще и веду себя, как тринадцатилетний хренов страдалец.

Оттолкнувшись от дуба, прыгаю на месте, чтобы разогнать кровь. От холода мерзнет нос. Наблюдаю за тем, как на дорожке появляется компания девушек. Пропускаю, не наблюдая той, которая нужна мне. Я очень надеюсь, что компании у нее не будет…

Бинго.

— Пф-ф-ф… — выдыхаю в черное небо.

По лицу растекается лыба.

На ней рыжая дубленка и шапка с помпоном. На ногах ботинки с мехом вокруг лодыжек и какая-то вязаная юбка до этих самых лодыжек.

Придерживая у подбородка ворот дубленки, Калини быстро семенит в сторону стадиона.

Пробравшись через кусты, выхожу на дорожку за ее спиной и оббиваю от снега ботинки. Леплю небольшой снежок и запускаю им прямо по ее заднице в десяти метрах от себя.

— Ай…

Слышу тихий писк, ухмыляясь в своем капюшоне.

Подпрыгнув на месте, Калинина разворачивается и возмущенно приоткрывает ротик.

Нафиг все. Не хочу больше терпеть…

Вижу, как съезжаются под шапкой ее брови. Вижу, как мечутся по мне распахнутые зеленые глаза.

Покрутив головой, осматривается вокруг, но не двигается с места.

Вокруг никого. Удивительные минуты тишины между пересменками.

— Будешь кричать? — спрашиваю лениво, загребая с куста еще снега.

— Чего тебе? — Кусает губы, наблюдая за тем, как выверено и точно леплю плотный снежок.

— Соскучилась?

— Мир не вокруг тебя одного вращается. — Задирает маленькие точеный подбородок.

— Неправильный ответ, — цокаю, запуская в нее снежком, но так, чтобы ни одна часть ее драгоценного тела не пострадала.

Он падает прямо к ее ногами, рассыпаясь на десять маленьких снежков.

Пискнув, Аня отскакивает назад и роняет с плеча сумку.

— Хочешь в кино? — интересуюсь между делом.

Мне уже без разницы, где с ней светиться. Я уже все палки перегнул, какие только мог. И то, что Марина до сих пор молчит, ни черта не показатель того, что за пределами моего королевства спокойно.

— У тебя сегодня крыша не на месте? — выпаливает Аня.

— Можем в кафешке посидеть… — Набрасываю варианты.

— Дубцов…

— В шахматный клуб… — Юродствую.

Куда там еще тихони ходят?

— Дубцов! — почти орет.

Замолкаю.

Вижу, как крылья ее маленького носа раздуваются, как поджимаются губы.

— Аня… — выдыхаю хрипловато.

Развернувшись, она улепетывает по дорожке так, что сверкают пятки ботинок.

Блин…

Кто ж так делает, дурочка моя.

Сорвавшись с места, ломлюсь следом.

Глава 24

В десять шагов оказываюсь рядом и сгребаю ее в охапку. Прижав к боку, уношу с дорожки, пока брыкается и визжит.

Тестостерона в крови столько, что хоть в банки закручивай. Все, что сдерживал все эти дни, теперь на поверхности.

Из-за поворота возникают бегуны из футбольной команды. Резко разворачиваюсь, переставая офигевать от собственного безмозглого поведения.

— Кир! — рычит Аня, болтая в воздухе ногами.

— Тссс… — свернув с дорожки, тащу ее к грибку-сторожке для всякого уборочного инвентаря.

Опустив на ноги, толкаю к стене и упираюсь в нее предплечьями, окружая Калинину собой со всех сторон.

Поскольку это похищение совершенно обоюдное, молча ждем, пока стихнет топот ног, тупые шутки и коллективный ржач наших универских футболистов.

Когда он стихает, в тишине парка слышу только наше прерывистое дыхание.

Отличные догонялки.

Упершись лбом в кирпичную стену сторожки, чувствую ее дыхание на своей щеке. Втягиваю в себя тонкий запах ее девичьих духов. Такой нежный, что сосет под ложечкой.

Провожу по холодной гладкой щеке губами, согревая.

Слышу, как падает на снег ее сумка, гремя всем содержимым.

Выдохнув, отстраняюсь, заглядывая Калининой в лицо.

Ее щеки совершенно красные. И нос тоже. Наверное, это особенности ее кожи, но ей идет, а ее губы, просто, твою мать, алые.

Смотрит на меня волком, толи злая… толи возбужденная. Обведя губы языком, выпаливает:

— Тебе просто скучно, да?

— Сейчас мне вообще не скучно. — Черчу большим пальцем круг на ее виске.

Любуюсь ее ресницами. Они подкрашены черной тушью, а вообще, они рыжие. Видел тогда, в тот день, когда она впервые попалась мне под ноги.

Отвернувшись, она упрямо смотрит на парк.

Вот это упрямое до позеленения выражение на ее лице я уже видел неоднократно.

— У тебя есть девушка. — Выдыхает драконий клубок белого пара.

Это не похоже на вопрос. Скорее на утверждение.

Этот долбаный вопрос повестка гребаного месяца. Ничего удивительного, Марина всюду в моей жизни, особенно в соцсетях. Никогда не предавал этому значения. Всегда было пофиг…