Священная кровь - Айбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Таксыр, — заторопился пояснить Абдушукур, — коренной смысл полезных слов, которые вы изволили только что перечислить, именно и раскрывается в этом сборнике… Читая его, ваши сыновья приобретут еще более обширный опыт в делах и обогатятся умением извлекать еще большую прибыль из вещей, почитаемых вами за полезные.
Заметив, что Хаким никак не может отыскать нужное место, Абдушукур попросил журнал, быстро перелистал его и снова протянул байбаче:
— Вот, читайте, Хаким-ака!
Хаким-байбача склонился над книжкой. Через минуту лицо его расплылось в улыбке. Он захихикал, довольный, и взглянул на отца.
— Читайте вслух, что там пишут? — заинтересовался и Мирза-Каримбай.
Байбача протянул журнал Абдушукуру:
— Прочитайте вы.
Тот прокашлялся и с чувством начал:
— «Один из благороднейших наших баев — щедрых сторонников прогресса и ревнителей просвещения, мулла Хаким-байбача, сын Мирзы-Каримбая из Ташкента, пожертвовал «Айне» десять рублей. Наш журнал приносит ему глубокую благодарность и надеется, что такая щедрость послужит великим примером для всех почтенных баев-мусульман».
Мирза-Каримбай рассмеялся, потряхивая бородкой.
— Понятно, — сказал он, не скрывая своего удовольствия, — заполучили десять целковых, как тут не похвалить!
— Нет, отец, — вежливо возразил Абдушукур. — Деньги эти попадут не в карман кому-нибудь. Журналу не хватает средств на бумагу, печатание и другие расходы, ведь «Айна» печатается в очень небольшом количества. Возможно, даже приносит убыток редактору.
Глаза Мирзы-Каримбая заиграли.
— Убыток! Зачем же он выпускает книгу, этот ученый?
— У него высокая цель, отец, — служение культуре. Он стремится просветить мусульман, открыть им глаза, — ответил Абдушукур.
— Правду говорят — бог каждому посылает какую-нибудь болезнь. Кому нужна эта самая культура? И что это за штука такая? — снова разгорячился старик. — Хвала аллаху, глаза у нас у всех открыты, каждый из нас при своем деле, и каждый по своим стараниям получает и хлеб насущный. Под рукой белого царя живем мы спокойно и благоустроенно… А тут культу-у-ра!
— Верно, под сенью его величества мы живем спокойно, мирно, — согласился Абдушукур. — Но мы считаем, что в нашу жизнь необходимо внести некоторые преобразования. Надо уничтожить все вздорное, вредное, что мешает процветанию ислама. В старых школах наши дети не получают должного образования. В новых школах мы намерены наряду с благородным кораном ввести преподавание и таких полезных предметов, как география, история, счет. Если бы наши баи уделили школам некоторую толику внимания, иначе говоря, оказали бы нм посильную материальную помощь, то мы, мусульмане Туркестана, в ближайшее время стали бы в ряду культурнейших наций мира.
— Хорошо, а кто будет учиться в этих школах? — спросил бай.
— Дети мусульман.
— Э-э! Дети каких-то там Ишматов-Ташматов будут учиться, набираться ума-разума, а баи деньги плати? — Мирза-Каримбай усмехнулся. — Если мальчишка учится, то польза от этого ему самому, его отцу-матери. И все расходы пусть несут те, кто хочет обучать детей. У баев есть свои дела, свои заботы. А потом, братец мой Абдушукур, сколько бай ни делай добра, благодарности от простолюдина все равно ему не дождаться. Это уже известное дело.
— Преобразования, конечно, необходимы, — рассудительно заговорил Хаким-байбача, постукивая пальцами по краю подноса. — Невежества у нас много. Европейцы подчас дивятся, глядя на нас. Но если те науки, что вы собираетесь вводить в новых школах, не противны шариату и если на это последует благословение улемов, то каждый отец ради своего сына будет помогать школе сколько в его силах. В старых школах ребята каждый четверг приносят учителю хлеб или хлебные деньги. Помимо этого, с учеников собираются деньги на циновки, на уголь, праздничные деньги. Этот обычай надо сохранить. Пусть и в новых школах дети вместо хлеба приносят каждую пятницу по пяти, по десяти копеек. Таким образом, по пословице «капля по капле — и озеро наполняется», учителю будет собрана порядочная сумма.
— Поддерживать в надлежащем состоянии школы, отвечающие требованиям нашего века, таким путем будет трудно, чтобы не сказать невозможно, — вежливо пояснил Абдушукур. — Допустим, что мы встали на этот путь. Однако многие отцы даже и трех-пяти копеек в неделю дать не в состоянии.
— На руке пять пальцев, и все они разные, — возразил Хаким. — Одному суждено быть ученым, образованным, другому — поденщиком, носильщиком. Так устроен свет.
— Если каждый пойдет учиться, кто же будет пасти скот? — уже раздраженно сказал Мирза-Каримбай. — Для поденщика, мастерового, батрака было бы сыто брюхо — и довольно с него! Каких чудес можно ожидать от их детей, если они даже кое-чему подучатся? Иное дело дети из состоятельных семей. Для них прилично быть и в школе, и в медресе.
Абдушукур молчал, не находя, что возразить баю. «И в самом деле! — думал он, запивая сладким чаем миндаль. — Тщетно помышлять об учении для детей простого народа, тогда как даже дети именитых купцов только и знают, что шляться по улицам, играть в альчики или стравливать собак. Нет, сначала надо обучить современным наукам детей баев — столпов общества. За ними — сила. Великая честь будет для нас, если в течение десятка лет мы сумеем дать трех-четырех докторов, двух-трех адвокатов, несколько депутатов в Государственную думу. В сущности, будущее Туркестана принадлежит купцам и другим состоятельным людям. Поэтому об их-то детях и надо думать в первую очередь».
Убрали дастархан. Подошло время предвечерней молитвы, и все трое поднялись, чтобы совершить омовение. Молитва читалась здесь же, обязанности имама исполнял Абдушукур. Затем было подано большое блюдо плова. Мирно беседуя, хозяева и гость поели, и Абдушукур вскоре откланялся.
Когда он надевал в передней галоши, Мирза-Каримбай окликнул его:
— Мулла Абдушукур, завтра свадьба моей слабенькой[53]. Прошу пожаловать.
— Поздравляю! Благодарю, конечно, приду.
В узкий, непроходимый для арб и обычно глухой тупичок сегодня вошла жизнь.
Первым здесь появился Ярмат. Вышел он ранним утром и еще старательно подметал улочку метлой, тщательно засыпал землей и заравнивал все ямки, а мимо к ворогам байского дома уже потянулись женщины — в одиночку и группами, с детьми и без детей.
На Ярмате была новая, но явно не по голове, нескладная тюбетейка, да и сам он напоминал в этот час человека, неожиданно получившего высокий чин и еще не освоившегося с новым положением: он непомерно задирал нос, все движения его были исполнены неестественной, будто взятой напрокат, торжественности, а на лице застыло выражение тупой важности и гордости.
Когда улочка была подметена, Ярмат разогнал шумную ватагу соседских ребятишек, затеявших здесь игру в альчики, и затем принялся носить воду из хауза во дворе мечети. Встречая людей, по его мнению, достойных, он непременно приглашал: «Прошу пожаловать на той!» — будто торжество, ожидавшееся в доме бая, было и его торжеством.
Время раннее. Еще ничего не слышно о караване с дарами жениха, еще не вышел из покоя хозяин гоя — Мирза-Каримбай, а движение и гомон в тупике все нарастали и нарастали. Толпа за толпой — девушки, молодые женщины, старухи в бархатных, канаусовых, бенаресских паранджах всех цветов шли и скрывались в воротах байского двора. Многие вели с собой ребятишек, приодетых, с перьями филина на шапках. На подносах, на блюдах, в корзинах женщины несли жаркое, пельмени, слоеные пирожки, тонкие, испеченные на сале лепешки, всевозможные фрукты, фисташки, миндаль.
Со стороны ичкари доносились непрерывный гомон и смех женщин, плач грудных детей, шум, гам. Даже Ярмат, видевший на своем веку не один байский той, проходя по переулку с ведрами, удивлялся: «Столько женщин, столько детей! Где они разместятся? А сколько приношений?!»
Завидев Юлчи, показавшегося в начале улочки, Ярмат закричал ему издали:
— Эй, Юлчибай! Иди, иди. Вот удача тебе — прямо на той попал!
— Что за той, Ярмат-ака? — с удивлением спросил Юлчи, подходя ближе.
— Э-э, ты еще ничего не знаешь? — в свою очередь удивился Ярмат. — Сегодня начинается той дочери нашего хозяина, Нуринисы. Великий той!.. — с хвастливой гордостью объявил он и зачастил: — Арбу у въезда в тупик, на большой улице оставил? Хорошо. Отведи коня в конюшню и быстрее сюда. Работы — уйма!
Юлчи все время был занят на полевых работах, жил на хлопковом участке и потому о свадьбе Нури до сих пор ничего не слышал. Последнее время он перевозил хлопок на склад, дважды в день приезжал в город, но не хотел показываться на глаза хозяину и на ночь возвращался обратно. Только сегодня, после первой же ходки, он зашел повидаться с хозяином — надо было подковать лошадь и перетянуть шины.