Опасный порт - Отис Клайн

Вскоре после того, как они покончили с трапезой, появился Сан Той.

– Я поговорил с Хан Лаем, ромоджаком ордена. Он, а также братство этой ложи ордена согласились принять вас в наши ряды или, если вы не захотите стать членами братства, разрешить вам уйти с миром.

– А что от нас требуется? – спросил Грендон.

– Делать все, что в ваших силах, чтобы помочь свергнуть существующий в Хьютсене режим, – сказал Сан Той. – И принести торжественную клятву помогать любому члену братства, если тот окажется в опасности, как и вы получите такую же помощь.

– У меня нет никаких возражений против таких требований, – ответил Грендон. – Более того, мне по душе сама идея свержения существующего режима, поскольку он никак не дружески обращается со мной. А что ты скажешь, пушкарь?

– Я с радостью стану чизпоком или даже хохотуном, если ваше величество так советует, – ответил Кантар.

– Тогда – вперед, – сказал Грендон. – Чем быстрее мы станем чизпоками и займемся настоящим делом, тем лучше.

Сан Той вновь три раза резко стукнул в дверь. Ее открыл склонившийся желтый человек, и они оказались в коротком и узеньком коридорчике. В конце его на этот же стук открылась вторая дверь, и их ввели в круглое помещение футов двадцати пяти в диаметре. На низких каменных скамьях вдоль стен расположилось около шестидесяти хьютсенцев. Человек постарше и погрузнее остальных восседал, скрестив ноги, на подиуме посреди зала. Сан Той подвел двух своих спутников к нему и представил Грендона и Кантара Хан Лаю, ромоджаку ложи.

Хан Лай встал и низко поклонился Грендону, вытянув правую руку ладонью вниз.

– Орден чизпоков польщен в высшей степени тем, – сказал он, – что ваше императорское и прославленное величество согласились стать одним из нас. Именно сейчас мы заняты тем делом, которое небезынтересно и вам. И с помощью такого могучего бойца и опытного генерала мы обязательно победим.

– Позволено мне будет узнать, что это за дело, – спросил Грендон, – и почему оно касается меня?

– У нас, чизпоков, шпионы имеются повсюду, – ответил Хан Лай. – И в данный момент мы стремимся свергнуть Ин Ина, рого Хьютсена. Наши шпионы сообщили, что он не только похитил вашу жену, ее величество, с целью продать в рабство, но и сейчас, в то время когда она находится в нашем городе, он намерен насильно забрать ее в собственный сераль.

Грендон смертельно побледнел, и на лице его появилось такое выражение, что даже мужественный Кантор призадумался. Только дважды доводилось ему наблюдать это выражение лица у землянина, и каждый раз в таких случаях враги под его клинком падали, как трава в пору сенокоса.

– Ну так укажите мне на этого грязного мерзавца, которого вы называете Ин Ин, – сказал Грендон, – и я проткну его похотливое сердце, даже если охранять его будут тысяча стражников.

Хан Лай усмехнулся.

– Именно на это мы и рассчитываем, ваше величество, – сказал он. – Рого Хьютсена столь серьезно охраняется, что до него не смог добраться ни один из посланных нами наемных убийц, но мы все верим в ваши возможности. Когда вы принесете клятву на верность ордену, братья проведут вас во дворец. Другие братья тайком укажут вам палату, в которой, рано или поздно, вы лицом к лицу встретитесь с ним.

– Тогда давайте быстрее осуществим церемонию клятвы, – сказал Грендон, – чтобы я занялся своим делом.

Опустившись на колени, с протянутыми вперед руками ладонями вниз к изображению Торта, которое держал перед ними Хан Лай, Грендон и Кантар принесли тайную и страшную клятву чизпоков.

Произнеся слова клятвы, они встали, и братья окружили их, сердечно приветствуя. Но в этот момент их внезапно и неожиданно прервали. Распахнулась металлическая дверь, и в зал ворвался моджак со скарбо в одной руке и направленным на толпу торком – в другой. За ним следовала орда вооруженных воинов.

Чизпоки, почти безоружные, если не считать ножей, предстали перед вооруженным до зубов противником.

– Вы все арестованы по обвинению в заговоре против его величества Ин Ина из Хьютсена, – объявил моджак. – Бросайте ножи и по одному подходите, мы свяжем вам руки. В случае сопротивления вы все – покойники.

Грендон увидел, как Хан Лай слегка перемещается в сторону подиума, из которого торчал металлический стержень. Мгновение спустя Хан Лай нажал на него ногой. Раздался рев врывающейся в помещение воды, мгновенно поглотившей и чизпоков, и людей рого и заполнившей комнату до потолка. Кашляющего и сопротивляющегося Грендона сбило с ног. Затем его голова ударилась обо что-то твердое, и он потерял сознание.

Глава 12

В ГАРЕМЕ

После того как два охранника вывели Вернию из зала Ин Ина, ей пришлось по их приказу подниматься по спиральному пандусу на высоту примерно шести этажей над тронным залом. Далее, пройдя по нескольким коридорам, они оказались перед металлической дверью, по бокам которой стояло по высокому желтому человеку, опиравшемуся на огромный скарбо. Она впервые с изумлением увидела стройных хьютсенцев, которых считала, будь то мужчина или женщина, коротенькими и толстыми.

Когда Верния и два ее охранника остановились перед этой дверью, один из часовых постучал в дверь эфесом скарбо. Дверь мгновенно распахнулась, и желтый человек, еще более высокий, но старый настолько, что лицо превратилось в сеть морщин, возник перед нею. Лиловое облачение, украшенное драгоценностями, указывало на благородное происхождение. Увидев розовое королевское одеяние Вернии, он низко склонился, вытянув правую руку вперед ладонью вниз. Затем он обратился к охраннику, стоявшему слева от нее:

– Кто это тут у нас и что приказано?

– О, Хо Сен, господин гарема, это Верния, торрога Рибона. Его величество приказал, чтобы Уфа приготовила ее к вечернему королевскому визиту, поскольку очень может статься, что наш великий суверен почтит ее светом своего присутствия.

– Его величество милосерден, справедлив и великодушен, и мы с восторгом повинуемся, – ответил Хо Сен. Затем он хлопнул в ладоши, и появились два хьютсенца, еще более высокие. Они заняли места двух ее охранников, а те развернулись и зашагали по коридору прочь.

– Входите, ваше величество, – пригласил ее Хо Сен церемониальным поклоном. Странные долговязые фигуры по бокам Вернии схватили было ее за руки, чтобы тащить вперед. Но она вырвалась и шагнула сама. Делать было нечего. И металлическая дверь со звоном захлопнулась за ней.

Хо Сен подвел ее к следующей овальной двери, за которой коридор привел их к огромному залу высотою в два этажа и в форме полумесяца, дальний конец которого был виден с того места, где они остановились. Из внутренней стены полумесяца многочисленные двери выходили на маленькие балконы, с которых, судя по всему, открывался вид на тронный зал, поскольку Верния различала за перилами балконов переливающиеся хрустальные стены. С другой стороны полумесяца двери вели к спальным апартаментам.

В этом огромном зале находилось по крайней мере около тысячи молодых женщин и девушек. Среди них выделялись представительницы всех стран Заровии, о которых только знала Верния, а о некоторых она и понятия не имела. И судя по всему, эти женщины и девушки по меркам своей расы являлись красавицами.

Мужчины здесь отсутствовали, если не считать высоких охранников, стоявших через равные интервалы вдоль стен. Да и они, как подозревала Верния, не являлись мужчинами в полном смысле этого слова. Юные рабыни тихо передвигались по толстым коврам, разнося подносы со сластями, кувшины и крошечные чаши с ковой, флаконы и бутылочки с косметикой, веерами, кисточками и помадами – в общем, со всем тем, что требовалось женщинам в гареме. В золотых и хрустальных клетках, свисающих с потолка, пели птицы, мелодично журчали многочисленные фонтаны, в которых плавали странные яркие рыбы всех размеров и раскрасок. Вместо цветов, неизвестных на Заровии, в горшках стояли фибы разнообразных форм и цветов, наполняя воздух тяжелым сладковатым ароматом. Эти грибы, как позднее узнала Верния, доводились до настоящего состояния путем сложной селекционной работы, разведением и скрещиванием поколениями искусных ботаников. Кроме грибов, по залу были расставлены горшки с разнообразными папоротниками, кустарниками и травами.

Многие из обитательниц гарема лениво возлежали на диванах, болтали, пили кову и лакомились сладостями. Другие занимались прическами, полировали ногти или с помощью юных рабынь наносили грим. Кое-кто нанизывал бусы или занимался вышиванием, а остальные собирались в небольшие группы, беседовали и смеялись.

Торжественно надувшись от важности возложенного на него задания, Хо Сен пробирался среди диванов, подушечек, горшков с растениями и наложниц, в то время как Верния ощущала себя словно на параде. Все взоры присутствующих мгновенно обратились к ней, и она превратилась в предмет суждений и замечаний. Многочисленные и разнообразные представительницы этого женского сообщества по-разному реагировали на появление Вернии, всех их превосходящей своей красотой. Кто-то взирал с нескрываемым восхищением, кто-то ревниво отводил глаза, некоторые пытались изобразить холодное равнодушие. И лишь меньшинство, состоящее, очевидно, из наиболее разумных женщин, смотрели сочувствующе. Но даже под всеми этими взглядами она шла грациозно, с чувством полного достоинства, обращая внимание на собравшихся ровно столько, сколько обращают на мебель. Но она не могла не слышать того, что говорилось. Большинство восклицаний касалось ее красоты. Ревнующие ограничивались презрительными замечаниями. А одна девушка сказала: