Человек без лица - Наталья Александрова

Андрей Андреевич остановился, чтобы понаблюдать из-за угла. Из джипа никто не вышел, хотя Зубров видел водителя и еще кого-то рядом. В животе снова забурчало от страха. Джип мигнул фарами, и Зубров отшатнулся за угол. В то же мгновение сзади зарычала собака, и тетка в вязаной шапочке и резиновых сапогах строго спросила:

– Ты это тут чего?

Собака оказалась фокстерьером, так что Зубров не испугался. Тетка, однако, держалась свободно, как будто рядом с ней был питбуль или ротвейлер.

– Да я ничего, – огрызнулся Зубров. – Что, стоять нельзя?

– Стой в другом месте! – сказала тетка, и ее фокс грозно зарычал. – Ты кого это высматриваешь? – наступала она. – Кого караулишь, маньяк несчастный! Уж одну в подъезде убили, так тебе все мало?

– Да я-то при чем? – Зубров сделал шаг назад. – Я вообще седьмой дом ищу. Это вот какой?

– Это пятый, – с подозрением ответила тетка, – а седьмой вон там, за сквером.

– Так бы сразу и говорила, а то ругаться… – И Зубров отправился к машине, стараясь идти медленно, хотя хотелось побежать.

Из джипа так никто и не вышел, а это означает, что дела его плохи. За ним следят, и появляться у дома на улице Фиолетова никак нельзя. Нельзя, пока проклятый конверт лежит в почтовом ящике. И забрать его он не может, потому что эти увидят. Да еще тут замешалась бдительная тетка. Поднимет на ноги всех соседей.

Да, положение аховое. Нестерпимо хотелось напиться, чтобы забыть обо всех неприятностях хотя бы на время.

В машине Зубров набрал номер мобильного телефона.

– Жанна, это я, – сказал он в трубку, – сейчас заеду. – И отключился, не слушая возражений.

На следующий день Надежда Николаевна пришла в школу к Алке около двенадцати часов.

Встала она рано и успела переделать дома множество дел. Таким образом Надежда хотела усмирить свою совесть, которая никак не хотела успокаиваться.

Мучилась Надежда Николаевна вовсе не оттого, что обманывает мужа, занимаясь очередным расследованием. С этим она давно уже разобралась – врет во спасение своей семейной жизни, точнее, не врет, а просто умалчивает. Загвоздка была в другом. Когда Надежда бросалась в очередное расследование, она бывала очень занята, бегая по городу, и к своим хозяйственным обязанностям относилась не то чтобы спустя рукава, но с прохладцей. Тут-то совесть и поднимала голову и начинала Надежду стыдить и упрекать. Дескать, муж работает в поте лица, а он все же не такой молодой, ему нужен режим, полноценное калорийное питание и ежевечерний отдых с котом на коленях. Из всего этого набора Надежда могла гарантировать только кота, и то только потому, что кот был вредный, все понимал и нарочно во время ее расследований садился к хозяину на колени и, надо думать, пытался наябедничать ему на Надежду. Но не получалось. Хоть Сан Саныч и утверждал, что Бейсик большого ума, все же разговаривать по-человечески кот не умел.

Поэтому Надежда с утра пораньше убрала всю квартиру, навертела котлет, сварила грибной суп, не забыла выгнать кота из кухни и только тогда вышла из дома, наказав Бейсику быть умницей, а она скоро вернется. Кот проводил ее выразительным взглядом, которым дал понять, что не верит ей ни на грош.

Надежда поднялась на второй этаж и вошла в дверь с табличками «Завуч» и «Директор». Сначала она попала в небольшую комнату, где секретарша Нина Евгеньевна, женщина средних лет в жизнерадостной розовой кофточке, разговаривала по телефону. Перед ней стоял остывающий стакан чая.

– А что она? Да не может быть! А что он? Да неужели! Нет, это просто ни в какие ворота! Да что ты говоришь!

Увидев Надежду, Нина Евгеньевна прикрыла трубку ладонью и осведомилась:

– Вы к кому?

– Я к Алле Владимировне.

– А у Аллы Владимировны как раз начался урок.

– Да? Надо же, как неудачно! А можно, я ее здесь подожду?

– Пожалуйста! Она как раз предупреждала о вас! – секретарша показала Надежде на кресло и проговорила в трубку: – Извини, тут люди пришли, я тебе потом перезвоню.

Нина Евгеньевна повесила трубку, снова взглянула на Надежду, потом на свой стакан и вспомнила о законах гостеприимства, поскольку Алла Владимировна дала понять, что женщина к ней придет не посторонняя.

– Может быть, вы хотите чаю?

– С удовольствием! – Надежда оживилась. – А у меня печенье есть, «Суворовское»…

– «Суворовское»? – Нина Евгеньевна порозовела в тон кофточки. – Мое любимое!

Она налила Надежде чаю в кружку с надписью: «Женщина года в системе просвещения», подлила себе. Надежда выложила на стол кулек с печеньем. Секретарша положила в рот печеньице, отхлебнула чаю и проговорила с полным ртом:

– Ошень вкушно!

– Ну и замечательно! – Надежда тоже сделала глоток, поставила кружку на стол и проговорила, округлив глаза: – И не боитесь вы здесь работать?

– Что? – Нина Евгеньевна испуганно огляделась по сторонам, не увидела ничего страшного и спросила: – А почему я должна бояться?

– Ну как же… Я слышала, в вашей школе уже несколько учителей убили…

– Ну почему несколько? Только одну!

– Да что вы? Вот ведь как люди любят все преувеличивать! А мне говорили, что уже трех или четырех! Говорят, в этом районе завелся маньяк, который подкарауливает молоденьких учительниц возле школы, затаскивает в подвал и душит… причем предпочитает учительниц русского языка и литературы…

– А вы не слушайте всякие сплетни! – возмущенно перебила ее секретарша. – Люди болтают, о чем не знают! Никакой не маньяк! То есть, может быть, и маньяк, его пока еще не поймали, но убил он только одну учительницу – английского языка, а вовсе не литературы, и ни в какой подвал он ее не затаскивал, дома убил. Между прочим, она еще несколько дней пролежала в квартире, пока ее не нашла девочка, наша ученица… Она от того, что увидела, пришла в такой ужас, что попала в больницу… Ой, зря я это сказала, Алла Владимировна мне велела никому…

– Да ладно, я – могила, от меня никто не узнает! – пообещала Надежда и с горящими глазами спросила: – А из-за чего же ее убили? Вряд ли это было ограбление! Ведь учителя – народ небогатый, что у них взять, кроме учебников и тетрадей с ошибками… Может быть, тут какая-то любовная история? Может быть, ее кто-то приревновал?

– Ой, да что вы! – Нина Евгеньевна закатила глаза. – Вы только потому так говорите, что эту Цыплакову не видели! Моль бледная! Ни одеться, ни причесаться не умела! Это ведь у каждой женщины должно быть в крови, правда? – Секретарша бросила быстрый взгляд в зеркало и поправила волосы. – А у нее нет! Как будто ее вообще ничего не интересует! Вечно юбочку такую наденет – фасона трапеция или в складочку, длина до середины колена, представляете?

– Не представляю, – честно ответила Надежда, – не представляю, чтобы молодая женщина…

– А я о чем? – перебила ее Нина Евгеньевна. – И свитерочек такого цвета – серо-буро-малинового… А если другой, то болотный, цвета лечебной грязи!

– Ой-ой-ой…

– Ага, волосы резинкой простой скрепит, и очочки эти жуткие… Я говорю, хоть очки-то поменяйте, линзы вставьте, все лучше будет. Нет, она отвечает, линзы не могу, от них аллергия ужасная, глаза прямо заплывают. Ну, ясное дело, куда уж тут о мужчине думать! За все время даже близко к ней ни одного мужчины не видели!

– Да-а? – протянула Надежда. – Ну, знаете, как говорят, чужая душа – потемки… И еще – в тихом омуте черти водятся… Может, она только внешне была такая скромница, а на самом деле…

– Нет, ну конечно, вы правы, чужая душа – потемки, – секретарша снова выразительно закатила глаза, – но все же школа – это такой, извините меня, гадюшник, здесь все варятся в одном котле и всё друг про друга знают. Если бы у Цыплаковой что-то такое было, до меня информация непременно дошла бы!

– Да что вы? – Надежда с завистливым уважением посмотрела на секретаршу. – А вообще, что о ней говорили в коллективе? Вы ведь такая женщина, все знаете!

– Ну, это вы преувеличиваете… – засмущалась секретарша. – Хотя, конечно…

Нина Евгеньевна задумалась, постепенно ее лицо удивленно вытягивалось, и наконец она проговорила:

– А знаете что? Вот я сейчас стала припоминать и поняла, что о ней, о Цыплаковой, почти ничего не говорили. Про всех хоть что-то, а про нее – совершенно ничего! Это даже как-то странно…

Надежда хотела подтолкнуть секретаршу наводящими вопросами, но вскоре поняла, что это не понадобится: Нину Евгеньевну и так было не остановить.

– Вообще, она держалась особняком, ни с кем не дружила, ни с кем близко не общалась… Странная женщина. Вот, к примеру, Анна Петровна, тоже англичанка… Она, как и Цыплакова, окончила Псковский педагогический институт, казалось бы, все причины подружиться – так нет, за все время они не смогли сойтись! Наоборот, Цыплакова избегала ее, шарахалась, как черт от ладана… Анна Петровна сначала делала шаги навстречу, а потом уж и перестала. Кстати, она о ней и как о преподавателе плохо отзывалась.