Дневник белогвардейца - Алексей Будберг

120 дивизия прислала постановление соединенных комитетов с требованием немедленного заключения мира и отвода дивизии в резерв; но вместе с тем полковой комитет 477 полка уведомил меня, что он исключил из своего состава того товарища, который на последнем собрании в господском дворе Анисимовичи наговорил дерзостей по моему адресу. Вечером же в почте я нашел письмо на мое имя с приложением утвержденного какой то пятеркой смертного мне приговора (письмо с пометкой на конверте почтового вагона, так что отправлено кем то с пути). Засчитываю себе это еще в одну очередную награду за хорошую службу.

Вечерний доклад начальника штаба и председателя корпусного комитета принесли целые вороха самых безотрадных известий и донесений; волна большевизма все захлестывает; развал перебросился на артиллерию и специальные команды; все средства связи уже всецело в руках большевистских комитетов. Вообще гангрена расползается с поражающей быстротой; армия гниет, как кусок уже тронувшегося мяса в очень жаркий день.

Трещат и лопаются одна за другой последние связи, везде разинутые пасти, полные слюны вожделения; отовсюду только требования прав, льгот, уступок, отмены обязанностей. С каждым часом толпа все более и более сознает свою силу и становится все дерзче. Вечером в штаб корпуса явилась депутация от рот 8 инженерного полка и заявила, что роты не желают ждать никаких разъяснений по поводу выдачи зарабочих денег за окопные работы в 1915 и 1916 годах и грозят разбить денежные ящики и удовлетворить свои претензии собственным попечением. Способов противодействия у меня никаких; для спасения последнего авторитета власти пришлось прибегнуть к передержке, заявив, что разъяснение в пользу выдачи только что получено, и что, хотя я и считаю сделанные мне заявления дерзкими и неуместными, но разрешаю претензии удовлетворить, как уже утвержденные контролем.

Какой я жалкий начальник, раз приходится прибегать к таким непристойным уловкам; разве я корпусный командир? я только потрепанное огородное чучело, которого никто уже не боится, но которое все еще для какой то видимости продолжает торчать на своем месте в своих жалких отрепьях и погремушках. Написал Болдыреву письмо, в котором изложил всю нелепость нашего положения и просил найти мне заместителя, который считал бы возможным современное положение начальника.

От газет становится тошно на душе: всюду звери, звериные дела, звериные морды и жадность, кое-где и звериная жестокость. Жалкая, бессильная власть что-то лопочет и пытается громкобрехом и высокопарными сентенциями остановить сокрушающуюся громаду российской государственности. Все эсеры, попавшие в министры и приявшие на свои плечи ответственность, цепляясь за последние средства спасения, разражаются такими мерами, перед которыми задумывались даже самые крутые реакционеры Царских времен.

Незыблем по-видимому мой закон политической баллистики, формулируемый так: "всякая революционная морда, ударившаяся о государственность, сворачивает вправо". Брехать и валить существующую власть это одно; охранять и отвечать за результаты нечто совсем иное, сидящее на противоположном конце диаметра.

Немцы и aвcтpийцы обрушились на Италию, итальянский фронт трещит и макаронникам приходится плохо; французы бросают свои резервы на спасение Италии.

Впервые сказывается наш выход из боевого строя; у немцев развязаны руки и они могут теперь дерзать на решительные и грозные для наших союзников операции. Надо только удивляться, чего они медлят. Как я завидую теперь немецким генералам, которым судьба дает счастье быть творцами, участниками и свидетелями побед и видеть реальные результаты разработанных планов и осуществленных предположений.

Нам судьба этого не дала, и за все перенесенное и за все великие труды мы получили только ужас современного положения и еще более ужасное и мрачное будущее.

Получил от Болдырева письмо, полное комплиментов и уверений в невозможности найти мне достойного заместителя по командованию корпусом; ответил, что остаюсь при старом решении, так как помимо того, что считаю свое бессильное и бесправное положение архинелепым, состояние здоровья не позволяет служить с тем напряжением, которого требует наличная обстановка; после каждого нервного напряжения мне приходится отлеживаться по несколько часов; при такой изношенности я не имею права продолжать цепляться за свое место.

В Двинске на съезде идет ожесточенная борьба между большевиками и эсерами, борьба не на живот, а на смерть; положение эсеров, однако, безнадежное; они потеряли весь былой авторитет, и повелители солдатских масс теперь уже большевики и их главные представители в нашей армии Склянский, Седякин и Собакин (три с. с.).

Исполняя приказ, послал в штаб армии проект наступления для прорыва немцев на Тыльженском участке; при этом поставил непременным условием увести с фронта 120 дивизию, так как ее товарищи способны открыть огонь в спины своих наступающих частей; донес также, что наступление возможно только при помощи ударных частей и добровольческих команд, обеспечив заранее нейтральное поведение остальных частей; тогда при полной для немцев неожиданности (конечно если их не предупредить приятели большевики) такое наступление может иметь успехи

 Ночью вернулся с армейского съезда председатель корпусного комитета прапорщик В.; по его словам впечатление от съезда отчаянно скверное; эсеры упорно защищают свое положение, объединились с остальными умеренными партиями, но на стороне большевиков уже несомненное большинство, поддерживаемое облепившими съезд массами солдат Двинского района, почти поголовно шкурятниками, для которых все будущее в победе большевиков. Но все же при обсуждении поведения полков 70 дивизии съезд вынес им единогласно полное порицание и послал приказ немедленно выступить на смену частей 18 дивизии; сомневаюсь, чтобы и этот приказ была исполнен.

Весь день провалялся; слабость, перебои в сердце и изнуряющее отсутствие сна; когда закроешь глаза - то в них стоит какая-то желтая муть.

Происходящая на съезде борьба является последней битвой эсеров, которые с самого начала революции без соперников царили во всех комитетах V армии и царили разумно, с большим здравым смыслом, но не особенно дальновидно и слишком по штатски; они долго мечтали править массами при помощи убеждений и красивых фраз и резолюций; в начале, пока все это было внове и пока массы еще сдерживались старыми привычками и врожденной боязнью власти, наши милые эсерики имели большой успех; теперь же их песенка спета; их время ушло; их средства потеряли всю силу, и выпущенные из за решеток революционные звери их неукоснительно скушают.