Убийство из суеверия - Мэри Лондон

Элис Адамс доставили в ближайшую к ее дому ричмондскую больницу. Сэр Малькольм и старший инспектор повстречали там Мартина Даллингтона — он примчался на такси, как только узнал о случившемся. Профессор был глубоко потрясен и не знал, что думать об отчаянном поступке невесты. Она так и не пришла в сознание, и ее пришлось подключить к аппарату искусственного дыхания.

Выйдя из палаты, где лежала девушка, профессор подошел к сэру Малькольму и Дугласу Форбсу — они сидели в маленькой комнатке ожидания, предоставленной в их распоряжение.

— Такая беда!..

Он тяжело опустился в кресло и так и остался сидеть, не проронив ни звука.

Выждав какое-то время, сэр Малькольм спросил:

— Может, у вас есть объяснение?

Профессор покачал головой:

— Смерть брата… Возвращение домой… Внезапное помутнение разума.

— Может, была еще какая-нибудь причина?

— Не думаю. Просто уму непостижимо. И врач даже не знает, удастся ли ее спасти.

— И все же, — заметил Форбс, — ей следовало бы подумать о вас…

— Она меня любит, я знаю, — возбужденно проговорил Даллингтон. — И ее поступок тем более непонятен.

— Быть может, она испугалась, что полиция что-нибудь найдет у нее дома, в Ричмонде? То, что ей очень хотелось бы скрыть. Может, она поняла: скандал неминуем, вот и решила покончить с собой?

— Видите ли, — ответил этнолог, — Элис от меня ничего не скрывала. Я давно ее знаю. Она честная. Да и потом, какие такие секреты она могла хранить у себя дома? Нет, ерунда!

— О жизни Кевина мало что известно, — заметил Форбс. — Может, Элис не хотела, чтобы тайное вдруг стало явным?

— Не представляю, что бы изменилось с ее уходом из жизни, — сказал Даллингтон. — Да, Кевин водил дружбу со всяким отребьем. Конечно, он играл в клубах с сомнительной репутацией. Да, его подозревали в причастности к банде, занимавшейся незаконным оборотом сигарет. Ну и что? Эка новость! Разве это повод, чтобы сестра решила именно сегодня наложить на себя руки?

— Профессор, Эмма Адамс тоже хотела покончить с собой, — напомнил сэр Малькольм. — Может, у нее была та же самая причина, о которой мы ничего не знаем?

— Нет, нет! Я своими глазами видел — Эмма хотела свести счеты с жизнью в приступе безумия. Я был с нею в комнате. И мэтр Дервантер там был. Мы пробовали успокоить ее, как могли. Знаете, в такие минуты вспоминаешь разное, стараешься отвлечь человека от душераздирающей боли. Правда, у Дервантера это получалось как-то неловко.

— Что же такое он говорил?

— Он-то думал, что делает все как надо… Он помянул характер Кевина, сказал, тот-де был создан, чтобы наслаждаться жизнью. Напомнил про девиц, вертевшихся вокруг него с самой юности. Тут Эмма не выдержала и резко бросила: «Не трогайте его, моего Кевина! Он только мой, а эти ваши вертихвостки хотели его у меня отнять!» Тогда Дервантер возьми да ляпни по глупости цитату из Уильяма Блейка: «Подруга милая, нельзя в могилу взять с собой любовь, не разделенную с тобой». Тут несчастная вскочила и как закричит: «Я всю жизнь отдала одному человеку. Я любила мужа, Грегора. А ему разве было до меня дело? Он же, кроме своих тотемов да прочей дребедени, и знать ничего не хотел. И всю свою нежность я отдавала сыну. Разве это не естественно? Конечно, я знала, Кевин любит не только меня. Знала, потому что об этом кричали его глаза! Да, он любил одну женщину, а я ему запрещала! Именно ее! И теперь я знаю: она его и убила. Какой ужас! Я только сейчас поняла! Позор на нашу голову! Сил моих нет больше терпеть! Смерти хочу!» И Эмма, вне себя, точно безумная, после того, как вдруг поняла, кто убил ее сына, бросилась к двери на балкон и распахнула ее настежь. Я-то подумал, ей просто хочется вдохнуть свежего воздуха. А она прямо к перилам и уже перегнулась через них, но я все же успел ее обхватить и отвел обратно в комнату.

— Почему же вы не рассказали об этом раньше? — спросил старший инспектор.

— Вы же понимаете, это чисто безумный порыв… Бедняжка потеряла рассудок. Что можно понять из ее бессмысленных слов?

— Профессор, — настаивал сэр Малькольм, — вы точно пересказали нам все, что говорила несчастная, слово в слово?

— Ну да, все как есть. Ее слова так глубоко запали мне в душу, что я слышу их и сейчас.

— Во всяком случае, в словах госпожи Адамс угадывается нездоровая страсть к сыну, — заявил Форбс. — В своем возрасте Кевин имел полное право встречаться с женщинами, не так ли?

— Такая уж Эмма эгоцентристка и собственница, притом непримиримая, — заметил Даллингтон. — Связывая Кевина по рукам и ногам, она только еще больше отдаляла его.

На этом сэр Малькольм и старший инспектор оставили профессора, и он вернулся в палату к невесте. Было девять вечера. Дождь поливал вовсю. Сыщиков, по их просьбе, отвезли к дому Адамсов. Это был довольно большой особняк, он стоял на невысоком холмике в окружении неухоженного сада. Большая часть окон в доме была освещена. Похоже, когда-то это было уютное местечко, однако за отсутствием ухода стены со временем обветшали и кое-где даже облупились. Обрамлявшие вход витражи почти все потрескались.

Сыщиков вышел встречать лейтенант Беринг, руководивший обыском. Судя по внешности, он занимался в молодости или борьбой, или боксом. Нос у него был сплюснутый, а уши оттопыривались, как листья капусты. При виде старшего инспектора он мигом встал навытяжку, и это впечатляло.

— Слушаюсь, сэр!

— Лейтенант, ваши люди заметили что-нибудь необычное?

— Да здесь все необычно, сэр. Сами посмотрите…

И он провел сыщиков в большую комнату, где помещалась коллекция Грегора Адамса. Правда, в отличие от «музея» Даллингтона, здесь царил безупречный порядок, хотя статуэтки, оружие, маски и витрины были покрыты толстым слоем пыли.

— Знай мы точно, что искать, было бы куда легче, — посетовал Беринг.

— Надо найти то, из-за чего Элис Адамс хотела покончить с собой, — ответил сэр Малькольм. — Ищите на первом этаже. А мы со старшим инспектором займемся жилыми комнатами…

Дуглас Форбс отвел благородного сыщика в сторонку и заявил:

— Я все никак не пойму, к чему этот обыск. У Даллингтона — понятно: там мы ищем пистолет. А здесь?..

— А здесь, Дуглас, мы ищем то, что заставило кого-то нажать на спусковой крючок этого самого пистолета.

— Думаете, это сделала Элис?

— Я ничего не думаю, дружище. Вы знаете мои методы. Они основаны на полном недоверии. По сути, картина у меня уже почти сложилась. Голова поработала неплохо. А вы-то сами могли бы распутать это дело? Мне нужна одна-единственная улика, и я надеюсь ее найти именно здесь. Прошу вас, идемте.

Сэр Малькольм начал осматривать дом, открывая двери и бегло осматривая комнаты первого этажа, где уже трудились полицейские, потом он поднялся на второй этаж. Здесь комнаты располагались вдоль по коридору. Их было четыре, и узнать, какая из них чья, было нетрудно: одна — покойного Грегора Адамса, с мебелью в белых чехлах; другая — Эммы, с кроватью под балдахином и старыми семейными фотографиями на стенах, обитых обоями в сиреневый цветочек; третья — Элис, с небольшой кроватью, на которой лежало несколько плюшевых игрушек, и с богатой библиотекой; и, наконец, комната Кевина, в неописуемом беспорядке, который дополняли плакаты кинозвезд и игроков в крикет, развешанные на стенах. Наскоро осмотрев комнаты старших Адамсов, сэр Малькольм попросил Дугласа Форбса обыскать комнату Кевина, а сам направился в спальню девушки.

Книги в библиотеке Элис были в основном по этнографии. Сэр Малькольм узнал среди них собрание трудов Фрейзера под общим названием «Золотая ветвь», эссе леди Гердон, Кэмпбелла, Крука и Бэтчелора, но больше всего его внимание привлекло шеститомное собрание Крафта-Эбинга под общим названием «Половая психопатия»: обнаружить такое в комнате юной девицы он никак не ожидал. Сэр Малькольм внимательно пролистал каждый том, то и дело задерживаясь на какой-нибудь странице, после чего поставил книги обратно на полку.

Подойдя затем к ночному столику, он выдвинул ящик — и увидел то, что искал: личный дневник Элис Адамс. Записную книжку с обложкой в цветочек и металлическим замком в форме сердечка. Хотя сэр Малькольм считал подобные действия бестактными, он, тем не менее, осторожно раскрыл дневник. Почерк был четкий, очень аккуратный. Пробежав глазами наугад несколько строк, он решил забрать дневник с собой и сунул его в карман пиджака.

На комоде, посередине, стояла фотография профессора Грегора Адамса. Справа от нее помещалась фотокарточка поменьше — отец с малюткой Элис на руках. Слева стоял букетик увядших цветов.

В дверном проеме появился старший инспектор:

— Сэр Малькольм, прошу вас, идемте, сами посмотрите…

Они вошли в комнату Кевина. Посреди царившего там хаоса стоял небольшой письменный стол, заваленный бумагами. Форбс принялся перебирать эту кипу. И извлек из нее газетные страницы с вырезанными во многих местах буквами.