До свидания, эрлюсы - Владимир Кобликов

С Лешкой не было сладу. Он катался «зайцем» на троллейбусах и проникал без билета в кино. Все говорили, что Лешка «упущенный» и что мать с ним хватит горя. Осторожные родители запрещали своим детям «общаться» с Лешкой.

С ним теперь дружит одна Лена. Они познакомились совершенно случайно. Лешка мчался на велосипеде и вдруг заметил, как на Лену напали собаки. Вот-вот они должны были разорвать Ленкин подол. Собаки не сразу узнали Лешку. Когда они опомнились, было поздно: на их спины обрушились палочные удары. Лена сказала: «Спасибо!» А Лешка решил покатать Лену на велосипеде.

Но тут пришла ее мама и сказала, что у Лешки «плохая репутация». Лешка долго думал: обижаться ему или не обижаться. Решил, что не стоит. Лена и ее мама — новенькие на их улице.

Лешка стал ходить по двору в новой рубашке и по нескольку раз на день умывался. Он давал Лене покататься на своем стареньком велосипеде и иногда угощал ее яблоками из грачковского сада. В сад к Грачу не боялся забираться один Лешка. Грач был злым, и у него было ружье. Когда футбольный мяч перелетал через грачовский забор, ребята вешали носы. Лезть за мячом никто не отваживался. Выручал Лешка. Зря ребята перестали дружить с ним. У Грача теперь была делая коллекция футбольных мячей…

У Лешки начались неприятности. Лена часто приходила на их двор, и все ребята стали дразнить Лешку и Лену женихом и невестой. Лешке это не очень понравилось, и он трем разбил носы. Сбежались матери побитых, сильно кричали и обещали заявить в милицию.

Лешке временно пришлось скрываться в овраге, где его навещала Лена. Она очень боялась, что его заберут. Но милиция не приходила.

Были у Лешки неприятности и похуже. Его подкараулил в своем саду Грач. Лешка успел сорвать только два яблока. Грач стащил Лешку с дерева и повел к себе в дом. Лешка упирался и отбивался, но Грач был сильнее. Когда он привел Лешку в дом, то Лешка даже рот от удивления разинул: за столом сидела Лена, ее мама и Грачева жена. Лена, оказывается, была внучка Грача. Лена побледнела, увидев Лешку, а он сделал вид, что не знает ни Лены, ни ее мамы.

Лешку заперли в кабинете. Он загрустил: дома непременно станут ругать. Лучше бы выдрали, но Лешку никогда, даже маленьким, не били.

Когда дед Лены привел Лешкину мать, в кабинете никого не было. Грач сразу же догадался, кто освободил Лешку, и строго спросил:

— Зачем ты, Лена, это сделала?

— Я люблю его! — не задумываясь, ответила Лена.

Грач переглянулся с Лениной мамой и сказал, что любовь — вещь серьезная, но чужие яблоки таскать нельзя. Лена, чтобы спасти Лешкину репутацию, рассказала деду, как Лешка отбил ее от собак. Грач любил внучку, поэтому простил Лешкино прегрешение.

На этом Лешкины неприятности не кончились. Он не хотел терять Лену. Но мать запретила ему жениться на ней…

Лешку знает вся улица. Собаки, кошки и воробьи по-прежнему боятся его. И все-таки он сильно изменился: он не бьет девчонок и не трогает яблоки у Грача.

Одно теперь огорчает его: Лена завтра уезжает в свой Ростов. А Лешка собирался пригласить ее на день рождения: ведь через неделю Лешке будет семь лет.

Кукла

Татьянка — моя соседка. Если говорить о ее внешности, то прежде всего надо говорить о ямочках на щеках, хитрющих глазах и косичках, которые растут не вниз, как положено им расти, а в стороны. Татьянкины родители ничем не отличаются от большинства родителей. Они учат четырехлетнюю девчонку музыке, поражаются ее успехам, опасаются дурного влияния улицы и с ужасом думают о том дне, когда Татьянка придет и скажет: «Познакомьтесь — это мой жених». Не отстают от других Танины родители и в своих жалобах на домработницу, и в спорах о том, с каких лет отдавать детей учиться в школу — с семи или восьми.

Мы с Татьянкой — закадычные друзья. В моей квартире она полная хозяйка и даже лучше меня знает, что где лежит. И если мне надо что-то найти, я всегда обращаюсь за помощью к Татьянке. Сначала она смешно морщит нос — вспоминает, потом, просияв, безошибочно находит потерянную краску, кисточку или какой-нибудь прошлогодний этюд.

Прежде чем войти ко мне в комнату, Татьянка стучится и спрашивает:

— К тебе можно?

Получив разрешение, долго вытирает ноги и интересуется, какая сегодня будет работа. «Работы» у меня всегда много. Это позволяет Татьянке вполне справедливо ворчать: «Что бы ты без меня делал?» Она права: очень трудно бы жилось без нее. Я скучаю, когда девчонка уходит гостить к одной из своих двух бабушек. Но такие визиты неизбежны. Тане они нравятся: бабушки не знают, чем ей лучше угодить. Что из этого выйдет — посмотрим. Пока же она всех приводит в восторг лукавой мордашкой, смышленостью не по летам и, конечно, своей недетской речью. Невольно улыбаешься, услышав от Татьянки «эпохально», «ты сильно накраплачил» или «у моей бабушки барахлит щитовидка».

Позавчера Таня предотвратила скандал на кухне из-за упущенного молока. Как ни в чем не бывало, она спокойно разгуливала среди жильцов и выстукивала на зубах перламутровой пуговкой какую-то мелодию.

— Брось ты от греха эту пуговицу, — посоветовал сосед, по вине которого было упущено молоко.

Татьянка с сожалением посмотрела на него и наставительно уточнила:

— Пуговица эта не от греха, а от маминого лифчика.

Мама молча увела девочку в комнату, зато скандал не состоялся.

Моя приятельница очень любопытна. В любопытстве она, думается, уступает только нашей соседке-машинистке: сказывается возраст. Таньку интересует буквально все, начиная от того, почему солнце не падает на землю, кончая вопросом — «едят ли милиционеры?»

О любопытстве ее я заговорил не случайно. Оно приносит мне немало хлопот. Я всегда с опаской отвечаю на каверзные вопросы девочки, не зная, что говорили ей об этом родители. Если внушалось ей, например, что она найдена под капустным листом, а я это опровергну, то Таня кому-то не поверит.

Совсем недавно она принесла мне огромную куклу:

— Дядя Боря, помоги мне починить эту Эльзу.

Чинить Эльз мне никогда не приходилось, но не помочь другу нельзя. У куклы была оторвана рука. Пришлось стать игрушкиным доктором.

— Кто же сделал ее калекой? — спросил я у Танюшки.

— Я, — ответила девочка таким тоном, будто отрывать куклам руки — самое привычное для нее занятие.

Куклу мы чинили долго, но сделали, кажется, хорошо.

— Вот и опять, как новая, — обрадовалась Таня, — зря мне только нервы портили. — И она сделала жест в сторону своей квартиры.

Подумала и спросила:

— А ты как думаешь: до завтра рука продержится?

Я дал гарантию. Начал девочку рисовать и, чтобы не скучно ей было, завел разговор об Эльзе.

— Татьянка, а зачем ты оторвала ей руку?

— В живот заглядывала. Оттянула руку и стала смотреть в дырочку. А резинка мешала. Я потянула, резинка — хлоп. И оторвалась…

После этого Татьянка решила больше не верить докторам. Она давно хотела «слазить куклам в живот», так как сосед наш — врач — часто предлагал девочке полечить куклам желудки. Теперь Танюшка убедилась, что животы «куклинские ненастоящие, и Матвей Андреевич — врач ненастоящий».

Я стал спрашивать, кто Тане «портил нервы». Оказывается, это делал Танин папа. Он говорил, что Таня вконец испорченный ребенок, что надо попробовать ей самой открутить руку и посмотреть, понравится ли ей это. Мама Татьянкина «стала совсем невыдержанной» и пообещала папе купить взамен «паршивой куклы сто хороших» с условием, если он не будет «портить нервы ребенку». После этого у Тани, видимо, совсем испортились нервы, и она громко заплакала. Мама перестала разговаривать с папой, а папа пошел курить на кухню.

Оставалось неясным, почему девочка хотела, чтобы рука «продержалась» до завтра.

— Ты странный человек, — удивилась Татьянка, — хоть и умеешь рисовать и чинить куклины руки. Завтра папа опять понесет куклу к Маринке.

Маринка — «живая девочка», «дочка папиного шефа», а «шеф — это значит главнее папы». Куклу папа купил Маринке ко дню рождения, а Тане об этом не сказал. Потому Таня и оторвала руку. А Маринка — плакса. Увидела, что подарок без руки, — и разревелась.

Папе Таниному было очень неудобно, и он обещал разнести магазин, в котором купил эту дурацкую куклу. Тане хотелось посмотреть, как папа будет «разносить магазин». И она пошла с ним. Но папа стал просто ругаться с дядями и тетями, которые доказывали, что в их магазине не продаются куклы с оторванными руками. А один, самый главный продавец, даже «голос повышал» на Таниного папу и говорил ему: «Это вы сами, наверно, кукле руку отвертели».

Таня не выдержала и «как глянула» на папиных обидчиков, а после «как крикнула» на весь магазин: