Стихотворения и поэмы - Вадим Шершеневич

Июль и я

Травы в июле часто бывают опалены зноем: но как часто этот зной схож с леденящим холодом.

Последний Рим

Мороз в окно скребется, лая,Хрустит, как сломанный калач.Звенят над миром поцелуи,Звенят, как рифмы наших встреч.

Была комета этим годом,Дубы дрожали, как ольха.Пришла любовь, за нею следом,Как шпоры, брызнули стихи.

Куда б ни шел, но через долыПридешь к любви, как в Третий Рим.Лишь молния любви блеснула,Уже стихом грохочет гром.

И я бетонный и машинныйВесь из асфальтов и желез,Стою, как гимназист влюбленный,Не смея глаз поднять на вас.

Всё громче сердца скок по будням,Как волки, губы в темноте.Я нынче верю только бредням!О разум! — Нам не по пути!

Уж вижу, словно сквозь деревья,Сквозь дни — мой гроб, — последний Рим,И, коронованный любовью,Я солнце посвящаю вам.

4 ноября 1922

Воистину люблю

Как мальчик, не видавший моря,За море принял тихий пруд, —Так я, лишь корчам тела веря,Любовью страсть назвать был рад.

Мне всё роднее мертвь левкоевИ пальцев догорает воск.Что в памяти? Склад поцелуевИ тяжкий груз легчайших ласк.

Уж не трещать мне долго песней,Не лаять на луну слезой!Пусть кровь из горла — розой краснойНа гроб моих отпетых дней.

О, я ль не издевался солнцем,Смешавши бред и сон и явь,Как вдруг нечаянным румянцемРасхохоталась мне любовь.

Весь изолгавшийся, безумный,Я вижу с трепетом вблизиФамильный герб любви огромной —Твои холодные глаза.

Что мне возможно? Ночью биться,Шаг командора услыхав?Иль, как щенку, скуля, уткнутьсяВ холодной конуре стихов?

Твоей походкой я считаюПо циферблату шаг минут.На грудь твою я головоюВдруг никну, как на эшафот.

Уж только смерть последним штилемЗаменит буйство этих гроз.Ах, кровь вскипает алкоголем,Шампанским брызнувши из глаз.

Мне даже кажется, что высиСегодня ближе, вниз, к земле.Звучало мне: — Люблю воскресе!И я: — Воистину люблю.

Друзья, продайте хлюп осенний,Треск вывесок, слез цап-царап, —Но радостью какою осиянноТвое благовещенье губ.

11 ноября 1922

Итак, итог

Бесцельно целый день жеватьНогами плитку тротуара,Блоху улыбки уловитьВо встречном взоре кавалера.

Следить мне, как ноябрь-паукВ ветвях плетет тенета снегаИ знать, что полночью в кабакДневная тыкнется дорога.

Под крышным черепом — ой, ой! —Тоска бредет во всех квартирах,И знать, что у виска скорей,Чем через год, запахнет порох.

Итак, итог: ходячий трупСо стихотворною вязанкой!Что ж смотришь, солнечный циклоп,Небесная голубозвонка!

О солнце, кегельбанный шар!Владыка твой, нацелься в злобеИ кегли дней моих в упорВращающимся солнцем выбей.

Но он не хочет выбивать,И понял я, как все, усталый:Не то что жить, а умеретьИ то так скучно и постыло!

22 ноября 1922

Что такое Италия?

Другим это странно: влюблен и грусть!Помнит о смерти, как о свиданьи!Я же знаю, что гробом беременна страсть,Что сам я двадцатого века виденье!

Другим это ясно: влюблен — хохочи!Как на медведя, на грусть в дреколья!Как страус, уткнувшись любимой в плечо,Наивно мечтай об Италии.

Что такое Италия? Поголубее небоДа немножко побольше любви.Мне ж объятья твои прохладнее гроба,А губы мои, как могильный червяк.

Так просто выдавить слова,Как кровь из незасохшей раны.Землетрясенье в голове,Но мысли строже, чем икона.

Землетрясенье в голове.И лавой льются ваши губы.Вам 20 лет, и этим вы правы,А мне всего один до гроба.

28 ноября 1922

Расход тоски

О пульс, мой кровяной набат!Не бей тревогу, стихни! Знаю,Как беден счастьем мой приходИ как богат расход тоскою.

О, если б жить, как все, как те,В венце паскудных скудных будней,И в жизненном меню найтиСебе девчонку поприглядней.

Быть в 30 лет отцом детейИ славным полководцем сплетенИ долгом, словно запятой,Тех отделять, кто неприятен.

А в 40 лет друзьям болтатьО высшей пользе воздержаньяИ мир спокойно возлюбить,Как по таблице умноженья!

И встретить смерть под 50,Когда вся жизнь, как хата с краю.Как беден счастьем мой приход.И как богат расход тоскою.

Мне завещал угрюмый рокЖизнь сделать половодьем ночиИ знать, что Дант — мой ученикС его любовью к Беатриче!

8 декабря 1922

Московская Верона

Лежать сугроб. Сидеть заборы.Вскочить в огне твое окно.И пусть я лишь шарманщик старый,Шарманкой, сердце, пой во мне.

Полночь молчать. Хрипеть минуты.Вдрызг пьяная тоска визжать.Ты будь мой только подвиг сотый,Который мне до звезд воспеть.

Лишь вправься в медальон окошкаИ всё, что в сто пудов во мне,Что тяжело поднять букашке,Так незначительно слону.

Ах, губы лишь края у раны;Их кличкой бережу твоей.Не мне ль московская ВеронаБыла обещана тобой?!

Зов об окно дробится пенойИ снегом упадает вниз.Слеза, тянись вожжой соленой,Вожжой упущенной из глаз.

Тобой пуст медальон окошка,Сугроб так низок до окна,И муравью поднять так тяжко,Что незначительно слону.

13 декабря 1922

Ночь слезопролитий

Нет! Этот вечер лишний, как другой!Тоска, как нянька, спать меня уложит,И взглядом распечатанный трамвайНебрежный профиль твой не обнаружит.

Испытывай железом и огнем,Но не пытай предсказанной разлукой.Уже не долго мне таскать по днямЗа пазухой согревшиеся строки.

Собаке можно подавиться костью,Поэт ли давится ломтем любви,Во имя слов: Восторг! — Любовь! и —Счастье! — Забыв иные худшие слова.

Да, ты вольна в июль велеть морозу,А в декабре жасминами блеснуть!Всё, что дала, вольна отнять ты сразу,Но по частям не властна отнимать!

За вечер кашля, ночь слезопролитий,За этот стыд еще не знанных мукПо мрачной территории проклятийСкакал, как конь без седока, язык.

Впервые полюс человечьей скукиЯ — капитан страстей — открыл сквозь крик,И пусть на нем колышат эти строкиВ честь уходящей, как победный флаг!

1 января 1923

Под кирпичом губ

Усами ветра мне лицо щекочет,А я это отдал ресницам твоим.Если кто-то тоже плачет,Неизвестный! — давай вдвоем.

Я лежу совсем оглушенныйКирпичом твоих тяжелых губ.Если б знать: под какою машиной? —Я наверное бы погиб.

Мне игрушечны годы ада,Может, даже привыкну к чертям;Кто ожог твоих глаз изведал,Что пылание сковород тем?!

И не страшно из преисподнейТянуться до неба глазком!Это может быть даже отрадней,Чем видеть тебя с другим.

Глупый ветер, зачем ты щекочешь?!Так труднее еще может быть!Неизвестный! Напрасно ты плачешь!Ты не смеешь, как я, страдать!

4 марта 1923