Смертоцвет - Александр Зимовец

Ильич снова опустился на колени, провел по одной параболической башенке кисточкой с синей краской, затем сделал такой же мазок на другой. После этого достал из кармана дощечку с циферблатом и повернул на ней какую-то ручку.

Секунду спустя вспыхнул знакомый пурпурный свет, и Герману снова вспомнился тот день, когда Залесское было переполнено стаями голодных бесов. Но на сей раз никто из портала не появился. И сам он был поменьше, в человеческий рост. Окутавшие его пурпурные молнии издавали едва слышный неприятный треск.

Ферапонтов взял его за плечо.

— Смелее, Герман Сергеевич, — проговорил он. — Идемте. Я первый. Если что-то случится, я подам оттуда знак.

Он немного разбежался, а затем в два прыжка заскочил в портал и скрылся внутри. Герман с Ариадной подождали молча несколько секунд. Ничего не произошло. Затем веревка дернулась два раза.

— Все в порядке, — сказала Ариадна. — Идите вперед, я за вами.

Герман разбежался и прыгнул следом за Ферапонтовым. Больших усилий стоило ему не закрыть глаза.

Место, в котором он оказался, в самом деле больше всего напоминало гробницу, только очень древнюю. Низкий каменный свод, сложенный из огромных, грубо вырубленных прямоугольных камней. Герману невольно вспомнились виденные в учебнике географии рисунки пирамид американских индейцев — да, было что-то общее.

Но была одна деталь, заставившая его вздрогнуть: стены гробницы были кругом оплетены плющом, подозрительно напоминающим тот, который вырос и из Ивана Семеновича Рыжова, и из графского лакея. Такие же тонкие стебли и трепещущие треугольные листья.

Герман даже поискал глазами, не растет ли этот плющ из мертвых тел, но нет, тел здесь видно не было, разве что они давно истлели без следа. Зато плющ был везде: и на стенах, и на полу, и на куполообразном потолке.

Окон в помещении не было. Свет сюда не проникал, и создавал его лишь мерцающий в воздухе портал, да еще миниатюрный огненный шарик, который держала на ладони Ариадна — она как раз появилась из портала за ним следом.

Герман сделал несколько осторожных шагов, осматриваясь по сторонам. Они были в каком-то полукруглом зале, довольно просторном. Кажется, от него отходил коридор, или даже два, отсюда было сложно рассмотреть. Здесь было холодно, тихо, влажно и пусто. Мертвое место. Воистину, гробница.

— Смотрите! — воскликнула Ариадна. Герман с Ферапонтовым подошли к ней, и увидели, что на одной из стен плющ был грубо оборван, причем явно совсем недавно, и возле этого места валялся прогоревший факел. На освобожденной от растений стене можно было различить какие-то письмена, но с большим трудом. Герман не знал эльфийского языка, но вытянутые, похожие на листья эльфийские буквы видал не раз, и их сложно было с чем-то спутать.

— Что здесь написано? — спросил он Ферапонтова.

— Это обычная погребальная молитва, — ответил тот. — И еще здесь сказано, что покой спящих под надежной защитой.

— И что это значит?

— Ну, видите ли, во многих культурах, и в человеческих тоже есть представление о некоем страже покоя мертвых. Том, кто охраняет границу мира мертвых и мира живых. Ну, Цербер, там, я не знаю, Анубис какой-нибудь… я в человеческой-то истории не силен… а у нас, вот, в Библии там апостол Петр с ключами рай охраняет… вот у эльфов, особенно в ранние периоды тоже были распространены такие верования. Говорят, в крупных гробницах они даже оставляли замурованных рабов с этой целью… чтобы те охраняли…

— То-то радость была для раба, должно быть, — Герман поежился.

— Вы не поверите, но это действительно была радость, — наставительно произнес Ферапонтов. — Видите ли, контроль эльфов над чувственной сферой рабов еще выше, чем у нас над нашими крепостными. Они могут внушить своим рабам практически все, что угодно. По крайней мере, любые чувства. Вот они и внушали им, что им безумно приятно сидеть в тесной камере, окруженных гробами, без еды и воды. Что это высшее счастье — охранять покой умерших господ. Говорят, что те с радостью шли на эту миссию, а иные даже просились… и испытывали искреннее горе, если им отказывали…

— Вы какие-то ужасы рассказываете, — Ариадна передернула плечами. — Нельзя ли поговорить о чем-нибудь менее…?

— Полностью согласен, мадемуазель, — поддержал ее Герман. — Давайте я лучше расскажу вам что-нибудь из творчества экстатистов? Вы слышали, например, вот это, из недавнего:

Белой пеной сияет морскою

На разверстой постели она…

Он читал записанное по случаю стихотворение, а сам, между тем, установил на треноге ящик профилизатора — небольшой, размером с сигарный ящичек — открыл верхнюю крышку, постучал по циферблатам и стал запускать прибор, как научил его жандармский криминалист. Прибор глухо загудел. Работать ему предстояло минут пятнадцать, прежде чем магический профиль удастся зафиксировать.

— Как думаете, он запишет что-нибудь? — спросила Ариадна, глядя из-за его плеча.

— Трудно сказать, — Герман покачал головой. — Зависит от того, применял ли наш предшественник здесь какие-то заклинания. Что он здесь вообще побывал, это теперь очевидно, а вот наследил ли он здесь в магическом смысле, это вопрос. Вот он, к примеру, пользовался факелом, в отличие от вас.

— Я не вижу причин прятаться, — Ариадна пожала плечами, но ее огненный шарик стал тусклее.

— А он мог и видеть, — проговорил Герман. — Впрочем, будем надеяться, что он не был столь хитер.

— Смотрите, господа, здесь есть проход, — прервал их взволнованный голос Ильи Ильича. — Вы как хотите, а я, пожалуй, прогуляюсь.

— Один не смейте, — поспешно сказала Ариадна. — Я с вами.

— Я тоже, — сказал Герман. — Интересно, все-таки.

Вместе они двинулись по узкому коридору, выложенному все теми же грубо отесанными валунами. Кое-где на стенах появлялись еще надписи или рисунки, но разобрать их было очень тяжело, они стерлись. В одном месте дальше по коридору также обнаружился плющ, недавно разорванный чьей-то рукой. Похоже, они шли за прежним гостем гробницы по пятам.

— Вы думаете, здесь есть выход на поверхность? — спросила Ариадна.

— Может и не быть, — ответил Ферапонтов. — И вероятно, это даже к лучшему. Миры-осколки не самые гостеприимные места. В некоторых из них на поверхности невозможно даже дышать. А других не светит солнце и царит вечный мрак и чудовищный холод.

— Откуда же они вообще взялись?

— Одному богу известно, никто ведь систематически их не изучает. Эльфы верят, что когда-то не было такого множества